Социальное влияние - Зимбардо Филип Джордж (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Но главное значение имеет более важная мысль: абсолютно одинаковые факты приобретают совершенно различный смысл в зависимости от того, какая сторона представляет их в зале суда. Поэтому в этих обстоятельствах также было бы, вероятно, лучше, если бы доказательства определенного вида — материалы, собранные полицией, — представлял нейтральный суд, а не одна из склонных к необъективности спорящих сторон.
В этих двух примерах, иллюстрирующих состязательную процедуру, мы видим первый образец того, как в нашей системе уголовного права процессы влияния могут воздействовать на суждения и поступки действующих лиц. Запомнив этот первый урок, давайте отправимся в полицейский участок и посмотрим, какие факторы социального влияния могут действовать там — полиция как раз начинает расследование дела подозреваемых в ограблении магазина «Квикер Ликер», одного из множества дел в ее повседневной работе.
В полицейском участке: сбор фактов
В полицейском участке собирают факты, относящиеся к двум важнейшим типам: показания свидетелей и признания подозреваемых. В обоих случаях определяющую роль играет то, что сказали люди, и поэтому тактика и методы, применяемые для получения этих данных, оказывают сильное влияние — тактика и методы, в основе которых часто лежит осознанное или неосознанное желание как можно скорее найти преступника и добиться от него признания своей вины.
Показания свидетелей: но я видел это собственными глазами
Рассказ свидетеля имеет огромное значение. Во многих случаях только в нем полиция может найти ключ к раскрытию преступления. Если свидетель также опознает подозреваемого как человека, совершившего преступление, то это будет достаточным основанием для ареста подозреваемого. В действительности, если в деле отсутствует свидетель, который мог бы опознать преступника, то оно может быть сочтено недостаточным основанием для привлечения подозреваемого к суду. Во время суда результаты свидетельских опознаний, как правило, производят сильное впечатление на присяжных. В одном исследовании английских судебных дел было обнаружено, что в течение типичного года обвинительные приговоры были вынесены в 74 % дел, в которых единственным доказательством вины были показания свидетелей (Loftus, 1979).
Показания свидетелей являются сильным доказательством, но надежны ли они на самом деле? В калифорнийском студенческом городке однажды на глазах у 141 свидетеля было инсценировано нападение на преподавателя колледжа (Buck — hout, 1974). В тот же день у всех свидетелей были получены показания под присягой, в большинстве которых были обнаружены серьезные неточности, в том числе завышение оценок времени в среднем на 150 %, переоценка веса нападавшего на 14 % и недооценка его возраста более, чем на 2 года. В целом при проверке воспоминаний, касавшихся внешнего вида, одежды и действий нападавшего, точность показаний среднего свидетеля составляла только 25 %. Через 7 недель только 40 % свидетелей смогли идентифицировать фотографию нападавшего в наборе из 6 фотографий. Целых 25 % свидетелей «опознали» в качестве преступника ни в чем не повинного прохожего, которого исследователи специально поместили на место событий!
В другом исследовании только 30 % свидетелей инсценированной кражи правильно идентифицировали вора всего через 20 минут после кражи, несмотря на то что вор неуклюже уронил сумку с украденными товарами прямо на глазах у свидетелей на расстоянии нескольких футов от них, а перед тем как убежать, посмотрел прямо на них (Leippe et al., 1978). Как только он скрылся, его внешность улетучилась из памяти свидетелей.
Такая ненадежность показаний свидетелей приводит к весьма печальным последствиям. Зарегистрировано много случаев ошибочных обвинительных приговоров, основанных на ложных опознаниях (Loftus, 1984). Печальной известностью пользуется дело об ограблениях, совершенных в 1979 году Бандитом — джентльменом поблизости от Уилмингтона, штат Делавэр. Этот грабитель с манерами джентльмена часто извинялся перед своими жертвами и обращался с ними в общем довольно хорошо — если не считать того, что он их грабил. В местной газете был опубликован фоторобот преступника, составленный полицией на основе описаний, сделанных потерпевшими. В полицию поступил анонимный телефонный звонок с сообщением, что на этот портрет очень похож католический священник отец Бернард Пагано. Отца Пагано арестовали и судили за ограбления. На суде семь жертв ограбления опознали его как грабителя, и обвинительный приговор,
основанный почти исключительно на показаниях свидетелей, казался неизбежным (Wrightsman, 1987). Представьте себе, что почувствовал священник, когда на одиннадцатом часу судебного заседания вдруг поступило сообщение о том, что настоящий грабитель (уже сидевший в это время в тюрьме за другое преступление) сознался. Наверное, отец Пагано до сих пор благодарит небо за свое чудесное избавление.
Ложные идентификации можно объяснить рядом факторов. Здесь нас интересуют те аспекты социального влияния, которые могут быть источниками грубых ошибок в показаниях свидетелей. Запоминание — это активный творческий процесс, в ходе которого то, что мы видим или слышим, может быть интегрировано с другими уже имеющимися у нас воспоминаниями и ожиданиями, а также с более поздней косвенной информацией, содержавшейся в наводящих вопросах или подсказках. Запоминание состоит из трех отдельных этапов, на каждом из которых могут возникать искажения и необъективность. Сначала информация должна быть закодирована (т. е. преобразована в удобную для запоминания форму или код), затем сохранена в определенной форме и наконец извлечена из памяти.
То, насколько мы уверены в своих воспоминаниях или склонны к их пересмотру, может зависеть от оказываемого на нас социального давления. Таким образом, полицейские, ведущие следствие, часто могут влиять на воспоминания просто с помощью специальных приемов, используемых ими при проведении допроса. Давайте посмотрим, как это происходит.
Я последую за вами. Психолог — когнитивист Элизабет Лофтус провела много экспериментальных исследований, в ходе которых продемонстрировала, что на первый взгляд незначительные особенности манеры задавать вопросы могут оказывать искажающее влияние на содержание сообщений свидетелей о том, что они якобы видели. Эксперименты, поставленные ее группой, обычно проходили по следующей схеме: сначала испытуемые смотрят сцену, имеющую решающее значение (слайды или видеозапись), а затем им задают вопросы о каких — либо подробностях этой сцены; исследователи систематически варьируют формулировку вопросов или вводят испытуемых в заблуждение, искажая какую — либо деталь, и наконец проверяют, изменятся ли воспоминания испытуемых и будут ли в них включены эти подсказанные ложные подробности.
В одной серии исследований испытуемые смотрели слайд — фильм, запечатлевший несчастный случай, когда пешехода сбил автомобиль (Loftus et al., 1978). На одном из показанных слайдов испытуемые видели автомобиль (красный «Датсун») рядом с желтым дорожным знаком «Уступи дорогу». После просмотра слайдов испытуемым был задан ряд вопросов, в том числе и критический вопрос. Испытуемых из контрольной группы спрашивали, проезжала ли другая машина мимо красного «Датсуна», стоявшего у знака «Уступи дорогу». Испытуемым из другой группы задавали тот же вопрос, но в него была включена ложная информация: знак «Уступи дорогу» был заменен на знак «Стоп». В дальнейшем, когда испытуемых просили идентифицировать слайды, которые они до этого видели, большинство из введенных в заблуждение испытуемых выбрали слайд, где «Датсун» стоял около знака «Стоп». Содержавшаяся в вопросе вербальная информация, по — видимому, стала частью зрительных воспоминаний испытуемых из группы, в которой задавался вводящий в заблуждение вопрос.
