Прошлые жизни детей. Как воспоминания о прошлых жизнях влияют на вашего ребенка - Боумэн Кэрол (книги онлайн полные версии TXT) 📗
В то же время, будучи поглощенной видениями, я прекрасно осознавала, что нахожусь в своей комнате вместе с Норманом. Я слышала, как где-то звонит телефон, но он звонил очень далеко, и это не имело никакого значения. Все происходило так, словно я бодрствовала во сне и могла направлять внимание сознательно туда, куда хотела. Это был сенсорный парадокс – стоять обеими ногами в разных реальностях.
Сцены в моем мозге продолжали развиваться, и я увидела себя десятилетним мальчиком. Я находился в комнате со сводчатыми потолками и высокими окнами. Глиссандо солнечного света падало из окна на рояль, стоящий посреди комнаты. Рядом со мной, положив мне на плечо руку, стоял пожилой мужчина. Я знал, что этот добрый человек был моим любимым учителем музыки. Тепло наполнило все мое тело, когда я подумал о моей семье и музыке. Моя жизнь состояла из смеси любви и музыки. Я испытал счастье.
«И что произошло потом?» – спросил Норман, разбивая чары.
«На семейном совете было принято решение, что я должен уехать в город, чтобы продолжать изучение музыки. Я горд тем, что мне придется уехать». Я ощутила, как сжалась моя грудь и на глаза накатились слезы. Я должен была прощаться с семьей и со своим учителем музыки.
«Двигайтесь дальше, переходите в другой период», – ободрял меня Норман.
Я увидела себя как молодого человека лет тридцати, стоящего возле пианино в большой квадратной комнате с тяжелыми портьерами на французских окнах. Комната была заполнена хорошо одетыми людьми. Меня окружали восторженные почитательницы, и я говорил с ними. Женщины подступали все ближе, и я мог уловить запах их духов. Я также чувствовал, как пахнет моя собственная тальковая пудра.
Я улыбнулась, увидев следующую сцену. Сейчас молодой человек спускался по лестнице в сопровождении двух элегантно одетых женщин. Я различал богатые цвета длинных платьев, в которые были одеты мои спутницы, а также искры, отбрасываемые хрустальными люстрами, висящими над поворотом лестницы. Сцена имела бархатную текстуру элегантности и цивилизованности. Я развернул плечи, испытывая гордость знаменитого исполнителя, медленно проходящего сквозь оживленную толпу.
Но эту гордость омрачали грусть и невыносимая тоска. «Я чувствую себя разорванным пополам. Я наслаждаюсь тем восторгом, который вызываю у публики, но они не могут увидеть за моим талантом меня самого. Они не знают, кто я такой на самом деле». Я чувствовал, как у меня сосет под ложечкой, когда вспоминал о той любви и заботе, которые навсегда остались в прошлом, когда я был со своей семьей. «У меня много друзей, – продолжал думать я, – им нравится та музыка, которую я играю. Но у меня нет никого, кто действительно глубоко любит меня». Я почувствовал приступ слабости и лег на диван, приняв позу плода.
Затем я снова возвратилась к той сцене, где мужчина лежал на смертном одре. Он все время кашлял, почти не мог дышать. Это была та же сцена, которую я видела несколько месяцев назад во время болезни. Женщина, которая, судя по чувствам, была моей сестрой, сидела у изголовья, готовая исполнить любое мое желание. Я могла ощутить в своем теле его усталость и боль, пронизывающую его грудь, вспоминая свою собственную болезнь прошлой зимой. В этот момент Норман, воспользовавшись возможностью, спросил: «Каковы эмоциональные причины вашей болезни? В чем вы нуждаетесь?» Не задумываясь, я ответила: «Это единственная возможность получить ту заботу, в которой я нуждаюсь. Моя жизнь не сбалансирована». И хотя я сказала это с позиций того мужчины, у меня возникло ощущение, что эти слова в какой-то мере относятся и к моей нынешней жизни. Но я не знала почему.
Норман же понял это. Пока я находилась в трансе, он помог мне понять, что моя нынешняя жизнь была негативом жизни этого мужчины. Как музыкант, он мог полностью реализовать свой творческий потенциал, но при этом он нуждался в любовных отношениях, которые сделали бы его жизнь завершенной и сбалансированной. За ширмой незаурядного таланта люди не могли увидеть его человеческих черт или даже приблизиться к нему. Его болезнь стала экстремальным проявлением нужды в любви и заботе.
Напротив, моя жизнь была полна любви. Ее давали мне моя семья и друзья. Как мать двух маленьких детей, я отдавала всю силу и энергию заботе о них. Я задыхалась. У меня не было средств для реализации своего творческого потенциала и не было более высокой цели, кроме благополучия моей семьи. У меня не было времени развить в себе художника, исследователя или учителя с тех пор, как я вышла замуж и родила детей. В этот момент, когда передо мной развернулось мое парадоксальное прошлое, я поняла, что для того, чтобы стать гармоничной личностью, я должна развить способность к созиданию. Только это может принести мне здоровье.
Затем Норман провел меня сквозь смерть этого человека. Я могла видеть сестру, сидящую у его кровати, когда он наконец умер. Я видела всю комнату как наблюдатель – со стороны. На его худом лице появилось выражение облегчения после того, как он умер, покинул свое сухое изможденное тело. В тот же момент я ощутила, как мое собственное тело расслабилось.
Затем перспектива изменилась, и я увидела похоронную процессию сверху. Это была та же сцена, которую я наблюдала месяц назад. Я чувствовала себя как дух, покинувший тело того мужчины, парящий над толпой, наблюдающий за своими собственными похоронами. Меня глубоко тронуло то, что столько друзей пришли попрощаться со мной. Внезапно в фокусе этой картины оказалась сестра, стоящая среди толпы и утирающая слезы платком. Я ощутила к ней жалость. Мне хотелось сказать ей, что я уже не страдаю, и поблагодарить ее за любовь и заботу. По совету Нормана, я попрощалась с ней и сказала «спасибо» за ее любовь.
Видения из этой жизни померкли. Без всякого перехода Норман предложил мне отправиться в другую прошлую жизнь. Я тут же увидела перед собой девочку одиннадцати-двенадцати лет, играющую на рояле перед небольшой аудиторией. Она была одета в серое платье с голубым отливом, белые чулки, а большой мягкий бант был повязан на ее волосах, достигающих плеч. Она давала представление. Я знала, что ее игра нравится родителям и другим чопорно одетым взрослым, которые сидели в комнате. До моего сознания донесся голос Нормана: «Что вы испытываете?»
«Я играю перед этими людьми, чтобы они смогли решить, стоит ли мне продолжать учебу в консерватории. Я знаю, что играю хорошо. Мне это легко дается. Принято решение, что я могу продолжать свое обучение. Поступить в консерваторию – большая честь. Но я чувствую грусть оттого, что должна расстаться со своими родителями. Я буду далеко от них, я буду скучать, но мне так хочется продолжать учиться музыке.
Я вижу отца, мать и младшего брата на вокзале. Все вокруг покрыто коричневой или серой копотью. Отец склоняется надо мной и целует. Мать плачет, младший брат выглядит потерянным. Я везу с собой один коричневый квадратный чемодан».
«Куда вы направляетесь? Где вы находитесь?»
«Я покидаю Польшу и отправляюсь учиться в Вену», – эти слова, внезапно сорвавшиеся с моих губ, поразили меня.
Затем я вижу себя молоденькой девушкой, идущей по коридору. Потолки очень высокие, с них свисают светильники, над дверями находятся застекленные оконца. «Здесь я обучаюсь музыке, у меня появились друзья, и я счастлива. Это мой новый дом».
В моем мозге возникает следующая сцена, но в этот раз у меня иное настроение. От счастья не осталось и следа. Я испытываю страх. «Я вижу себя в тесной квартире. Мне около двадцати пяти– тридцати лет. Рояль занимает весь угол комнаты. Дверь открывается, и в комнату входит молодой человек в берете. Я знаю, что он мой муж. Он говорит что-то быстро и взволнованно. Его тревога связана с тем, что мы – евреи. Мой муж, университетский преподаватель, высказался против немецкой полиции. Я вижу ужас в его глазах. Я знаю, что нам грозит беда. Я не хочу видеть, что произошло потом».
Норман сказал: «Продолжайте».
