Психика Сталина - Ранкур-Лаферриер Даниель (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗

Еще более выразительна другая шутка из книги Телесина: — Кто твой отец? — спрашивает учительница Вовочку.

Любой, кто над этим смеялся, определенно знал, что Сталин так или иначе жестоко поступал с детьми Советского Союза

Солженицын цитирует оставшегося в живых Юрия Ермолова, который был арестован, избит и брошен в тюрьму, когда ему исполнилось всего четырнадцать лет: «Начальство и надзиратели живут за счет государства, прикрываясь воспитательной системой. Часть пайка малолеток уходит с кухни в утробы воспитателей. Малолеток бьют сапогами, держат в страхе, чтобы они были молчаливыми и послушными» (47, VI, 416).

Сапоги, которыми избивали детей, можно считать сапогами самого Сталина, потому что многие из этих детей могли бы быть помилованы, если бы он того пожелал.

Сапоги имели особое значение для Сталина. Его отец был сапожником и хотел, чтобы сын пошел по его стопам (28, 44; 175, 2). На большинстве фотографий Сталина в полный рост он обут именно в сапоги, а не в ботинки. Иосиф, сын грубого сапожника Виссариона, бил сапогами своего собственного сына Василия так же, как и свою первую жену. Он бил сапогами убийцу Кирова. Он разбил ими вдребезги зеркало (все эти примеры приводит Антонов-Овсеенко). Сапоги были неотъемлемой частью мира садистских фантазий Сталина:

«Однажды, в конце 30-х годов, Сталин отдыхал в Гаграх. После обеда он вышел с гостями в сад и повел их в свой розарий. При расставании один из гостей спросил: — Иосиф Виссарионович, сейчас так жарко, а вы в сапогах…

Действительно, светлый чесучовый костюм мало подходил к черным сапогам.

И засмеялся…» (12, 94).

На месте того, кого можно «пнуть в морду» так, чтобы сшибить с ног, мог оказаться и ребенок, такой, как его маленький сын Васька, которого он постоянно пинал ногами.

Сталин, казалось, ассоциировал сапоги с простым, пролетарским социальным происхождением. Он любил носить брюки, «заправленные в сапоги, как это делали русские рабочие до революции» (10, 339).

Айно Куусинен, которой пришлось провести некоторое время со Сталиным на Черном море в 1926 году, описывает характерный сталинский жест и последовавшую за ним реплику: «Когда Сталин однажды расслабился, он хлопнул ладонью по сапогу — я никогда не видела, чтобы он носил что-то, кроме сапог, — и крикнул: «Я здесь только один настоящий пролетарий, потому что моя фамилия заканчивается на «швили». Все остальные грузины в партии — аристократы или буржуи, поскольку их фамилии кончаются на «идзе» или «адзе» (180, 30). Сталин имел в виду таких людей, как Орджоникидзе или Ломяяадзе, в противоположность Джугашвили. По его мнению, только «швили» может быть сапожником, отсюда и подчеркнутый удар ладонью по сапогам. В этот момент он показал, что гордится тем, что его отец был представителем рабочего класса. Его гордость своим пролетарским происхождением доказывается также другими свидетельствами (см.: 150).

То, что Сталин отдавал предпочтение сапогам, было хорошо известно среди его коллег. На этот счет ходила такая шутка: — Почему Ленин носил ботинки, а Сталин — сапоги?

Соратники Сталина, должно быть, чувствовали, что он имел особое отношение к ногам как таковым: «Мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина» (13, 233; ср.: 292, 135). Очевидно, имелось в виду странное упрямство, с которым он одно время отстаивал позиции Ленина (сравните с выражением «встать с левой ноги», что соответствует «быть не в духе»). А возможно, им было известно о дефекте его левой ступни: («второй и третий пальцы левой ноги сращены вместе» — из документа царской охранки (212, 201;ср.: 162, 57).

Кротков (179, 35–55) рассказывает историю, которая ходила в высших правительственных кругах после войны. Один из ночных телохранителей Сталина надевал тапочки, чтобы не потревожить спящего Генсека. Когда Сталин это обнаружил, то приказал арестовать телохранителя. Он был обвинен в намерении, тихо подкравшись, убить Сталина. Эта история очень характерна для параноидального характера Сталина. Даже если ее и не было в действительности, она показывает, что соратники Сталина понимали, насколько он был чувствителен ко всему касающемуся ног.

Еще один случай (который, возможно, отражает реальные события) описан в недавно опубликованном романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» (44, № 4, 98). Во время ссылки Сталин перестал разговаривать с товарищем, который смеялся над его привычкой спать в носках. Рыбаков объясняет эту привычку особой чувствительностью Сталина к сибирским морозам. По-видимому, писатель не знал о дефекте левой ступни Сталина, который он, вероятно, хотел скрыть от своих соратников.

В советской среде слова «гуталинщик» и «гуталин» означают грузина или другого кавказца или азиата. Тот факт, что эти прозвища в разговорах применялись к Сталину, показывает осведомленность о его социальном происхождении (см.: 30, 105; 196, 36). В то же время буквальное значение этих слов позволяет судить о понимании особого отношения Сталина к ногам.

Сталин, конечно же, никому не собирался позволять наступать на себя: «Надзиратель Тиникашвили топтался на берегу. Он не знал, как ему быть. Прыгать он боялся. Вдруг в воду попадешь. Разуваться надзирателю перед школьниками казалось неудобно.

Coco, глядя на него, посмеивался. Потом разбежался и перепрыгнул на другой берег.

Тогда один из старших учеников, приятелей Coco, руководивший экскурсией, выручил надзирателя. Он стал посреди ручья, нагнулся, и Тиникашвили, ступив ему на спину, перебрался на другой берег.

Школьники засмеялись, a Coco проворчал: — Ишак ты, что ли? Я бы самому богу не подставил спину — не то что надзирателю» (28, 42; ср.: 292, 78).

Только Coco из всей группы ребят был раздражен этой безобидной небольшой услугой надзирателю (который к тому же похвалил Cocо за удачный прыжок). Поэтому его злобное замечание было особенно неуместным. В нем лишь обнаружилась личная проблема. Молодому Сталину была отвратительна сама мысль о ребенке, оказавшемся под ногами мужчины, олицетворявшего собою власть, то есть такого, каким был для него грубый сапожник Виссарион Джугашвили. Но если бы он сам мог представить себя таким сапожником, то есть если бы ему удалось отождествить себя с жестоким отцом в прошлом, то он бы избавился от беспокойства. Поэтому Сталин бил ногами своего ребенка, вероятно, так же, как это проделывал с ним его отец. Он также бил ногами и растаптывал множество других людей как в прямом, так и в переносном смысле.

Снова и снова Сталин возвращался к отождествлению с агрессором. Этим агрессором не всегда был его отец, и даже не обязательно лицо, заменяющее отца.

Существует, например, этноцентризм Сталина (еще одна характеристика, которая с большой вероятностью будет присутствовать у «авторитарной личности» — 65). В раннем возрасте Сталин переменил национальность с грузинской на русскую. Позже он поддержал ленинский большевизм как «истинно русскую фракцию» среди марксистов. В различных контекстах он, бывало, говорил: «Мы, русские» (см., напр.: 16, 176, 240, 432). Как показывает Такер, во взрослом Сталине была сильна черта «русского красного патриотизма» (292, 378; ср.: 116, 240; 279, 98; 96, 3–4; 4; 5). Например, на приеме в честь командиров Красной Армии 24 мая 1945 года Сталин предложил тост «прежде всего за здоровье русского народа», за его поддержку Советскому правительству во время войны (49, II, 203). Такое восхваление было чрезвычайна обидным для миллионов нерусских советских граждан, которые защищали родину от гитлеровского нападения. На этом же приеме Сталин поблагодарил «русский народ» за сохранение веры в Советское правительство на начальной стадии войны, когда Красная Армия отступала. Очевидно, Сталин чувствовал, что он мог бы стать объектом агрессии со стороны «русского народа».

Насилие было важной составляющей стремления Сталина стать русским. Первоначально он учился русскому языку у писаря, который «постоянно держал в руках длинную, широкую линейку, и именно благодаря этому инструменту молодой Coco освоил первые русские слова…» (112, 60). В это время Сталину было девять лет (79, 260). Таким образом, первые шаги Сталина на пути становления русским были связаны с агрессором. Более того, если, живя в Грузии и будучи грузинским ребенком, Сталин относился к русским как к угнетателям грузин (и Такер иллюстрирует, что это действительно было так), то тогда изменение им национальности — Джугашвили становится Ивановичем, а затем и Сталиным — является отождествлением с агрессором. Его жестокая роль в советизации/русификации Грузии (которая привела Ленина в такое негодование) показывает, что сталинский отказ от грузинской национальности был мстительным актом. Как и еврейский антисемитизм (248), сталинский «грузинский антигрузинизм» был ярким примером отождествления с агрессором.

Как великий русский националист, Сталин мечтал о возврате величия старой России, какой бы большевизированной она теперь ни была. Пьеса Булгакова «Дни Турбиных»: «ЛАРИОСИК. Виктор Мышлаевский большевиком стал.

МЫШЛАЕВСКИЙ. Да, ежели угодно, я за большевиков!

СТУДЗИНСКИЙ. Виктор, что ты говоришь?

МЫШЛАЕВСКИЙ. Я за большевиков, но только против коммунистов» (18, 116).

«МЫШЛАЕВСКИЙ. Пусть мобилизуют! По крайней мере буду знать, что я буду служить в русской армии. Народ не с нами. Народ против нас…

СТУДЗИНСКИЙ. Была у нас Россия — великая держава!..

МЫШЛАЕВСКИЙ. И будет!.. Будет!» (там же, 117).

И хотя в этой пьесе о гражданской войне не было ни единого коммуниста, Сталин проявлял к ней особый интерес. Он просмотрел ее по крайней мере 15 раз. Несмотря на то что пьеса широко критиковалась партией, Сталин противился просьбе запретить ее (см.: 48, XI, 328). В 1932 году он даже организовал для себя повторную премьеру этой пьесы. Такая большая увлеченность пьесой позволяет предположить, что он находил ее полезной при выработке им отношения к белым, в победе над которыми он принимал участие во время гражданской войны. В разговоре с Виктором Некрасовым он отозвался об изображенных в ней белых офицерах как о «настоящих офицерах» и «прекрасных ребятах» («молодцы!» — 42, 92). Если уж белые в пьесе смогли принять большевиков во имя патриотизма, то, возможно, и он тоже смог бы при мирить свой собственный большевизм с русским патриотизмом. Он мог отождествлять себя с царским агрессором? являться одним из большевиков, победивших этого агрессора.

Когда Джугашвили был молодым, единственными угнетателями грузин были русские цари. Но многие исследователи характеризуют Сталина-диктатора именно как «царя» (см., напр.: 75. 24, 38, 48–49; 264, 445). Такер говорит о «типе марксистского царя» (291, 135) или об «Иване Грозном двадцатого века» (290, 153)2. Бейкер (77) называет свою антисоветскую публикацию «Смертельная параллель: Сталин и Иван Грозный». Наиболее красноречивым автором по данной проблеме является один из биографов Сталина Исаак Дейчер, который говорит о склонности Сталина «имитировать» древних правителей России: «Этот исторически неизбежный процесс отражался в изменяющемся выражении сталинской политической физиономии: черты не одного, а нескольких великих царей, казалось, оживают в грузинском большевике, правящем теперь в Кремле. Одно время он проявлял черты фамильного сходства с железным царем, Николаем I. В другое время он скорее походил на прямого последователя Петра Великого: не он ли строил индустриальную Россию тем же способом, каким Петр Великий строил Санкт-Петербург, на болотах и костях строителей? А в годы второй мировой войны он принимал позы и имитировал жесты Александра I. А в период великих чисток, когда он подавляла своих оппонентов, он все более и более напоминал Ивана Грозного, сражающегося с боярами. Его политическая полиция, отвечающая за промышленные предприятия и за тюрьмы, очень походила на опричнину, своего рода преторианскую гвардию, с помощью которой Иван защищал свою власть. В его полемике с Троцким можно проследить отдаленные черты неистового спора Ивана с князем Курбским, непокорным лидером бояр. Как и в шестнадцатом веке, жители Москвы теперь в ужасе молились, чтобы хотя бы один день прошел без казней» (116, 360).

Возможно, исторические аналогии Дейчера заходят слишком далеко. Но нет сомнения в том, что сам Сталин вполне серьезно воспринимал суть данной аналогии, то есть он лично отождествлял себя с древними правителями России (ср.: 93, 231–232).

Конкретным примером подобного отождествления является заявление, которое Сталин дал Виктору Некрасову: «А дальше, проснулся я посреди ночи, а он сидит у меня в ногах, в руках пол-литра.