Неистовый поиск себя - Гроф Кристина (читать книги полностью txt) 📗
Я не был готов к наблюдению подобных феноменов в психотерапевтических сеансах. Хотя я знал о существовании таких переживаний из сравнительного изучения разных религий, психиатрическая подготовка приучила меня считать их психотическими, а не терапевтическими. Меня поражали их эмоциональная сила, подлинность и преображающий потенциал. Сначала я был не рад этому неожиданному повороту в моей терапевтической деятельности. Сила эмоциональных и психологических проявлений этих состояний была пугающей, и многие из их аспектов грозили подорвать мое удобное и надежное мировоззрение.
Но по мере того как мой опыт и знакомство с этими необычными феноменами росли, становилось ясно, что это естественные и нормальные проявления глубинных областей человеческой психики. Их всплытие из бессознательного следовало за проявлением биографического материала из младенчества и детства, который в традиционной психотерапии считается законным и желанным объектом исследования. Таким образом, было бы в высшей мере искусственным и произвольным считать детские воспоминания нормальными и приемлемыми, а те переживания, которые естественно следуют за ними, относить к проявлениям патологического процесса.
Когда полностью проявляются природа и содержание этих тайников психики, они, несомненно, представляют собой важный источник трудных эмоциональных и физических ощущений. Кроме того, если потоку этих ощущений позволить идти своим естественным путем, то терапевтические результаты превосходят все, что я когда-либо наблюдал. Тяжелые симптомы, не поддававшиеся традиционному лечению на протяжении месяцев или даже лет, часто исчезали после таких переживаний, как психологические смерть и возрождение, чувства космического единства, а также последовательности событий, которые пациенты описывали как воспоминания прошлых жизней.
Мои наблюдения опыта других людей полностью согласовались с тем, что я переживал в своих собственных психоделических сеансах: многие состояния, которые традиционное направление психиатрии считает странными и непостижимыми, на самом деле представляют собой естественные проявления глубинной динамики человеческой психики. И их появление в сознании, обычно считающееся признаком психического заболевания, в действительности может быть радикальной попыткой организма освободиться от последствий различных травм, упростить свое функционирование и исцелиться. Я отдавал себе отчет в том, что мы не вправе указывать, какой должна быть человеческая психика, чтобы соответствовать нашим научным представлениям и мировоззрению. Напротив, важно открывать и принимать истинную природу психики, чтобы понять, как нам лучше всего с ней сотрудничать.
Я пытался картировать те области переживаний, которые становились доступными благодаря каталитическому действию ЛСД. На протяжении нескольких лет я посвящал все свое время психоделической работе с пациентами, имевшими различные клинические диагнозы. Я подробно записывал свои наблюдения и собирал их собственные описания переживаний в ходе сеансов. Я думал, что создаю новую картографию человеческой психики. Однако, когда я завершал свою карту сознания, которая включала в себя различные типы и уровни переживаний, наблюдаемых в психоделических сеансах, я начал понимать, что она была новой лишь с точки зрения западной академической психиатрии. Стало ясно, что я заново открыл то, что Олдос Хаксли называл «вечной философией» — понимание Вселенной и бытия, которое, с незначительными различиями, снова и снова возникало в разных странах и в разные исторические периоды. Подобные карты сознания уже существовали в различных культурах на протяжении столетий или даже тысячелетий. Достаточно упомянуть различные системы йоги, буддийские учения, тибетскую ваджраяна, кашмирский шиваизм, даосизм, суфизм, каббалу и христианский мистицизм.
Кроме того, процесс, который я переживал сам и наблюдал у других, имел глубокое сходство с шаманским посвящением, с ритуалами перехода в различных культурах и с древними мистериями смерти и возрождения. Западные ученые осмеяли и отвергли эти утонченные техники, полагая, что им удалось заменить их рациональными научными подходами. Мои наблюдения убедили меня, что такие современные направления, как психоанализ и бихевиоризм, лишь слегка коснулись поверхности человеческой психики и не могут сравниться с глубиной и широтой охвата древних систем знания.
В первые годы моих исследований я был полон энтузиазма по поводу этих волнующих новых открытий и несколько раз пытался обсуждать их со своими чешскими коллегами. Но я быстро понял, что дальнейшие разговоры на эту тему могут нанести непоправимый вред моей научной репутации. В течение первого десятилетия этой работы большинство моих исследований проходили в изоляции, и мне приходилось подвергать тщательной цензуре мое общение с другими специалистами. Была лишь горстка друзей, с которыми я мог открыто говорить о своих открытиях.
Эта ситуация начала меняться в 1967 году, когда Фонд поощрения психиатрических исследований в Нью-Хэйвене, штат Коннектикут, пригласил меня пройти стажировку в США. Это дало мне возможность приехать в Соединенные Штаты и продолжить свои психоделические исследования в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Балтиморе, штат Мэриленд. Во время своих лекций в различных городах Америки я установил связи со многими коллегами — исследователями сознания, антропологами, парапсихологами, танатологами и другими, чья работа привела к научным воззрениям, которые были близки к моим собственным, либо дополняли их.
Одним из важных событий того времени стала моя встреча и последующая дружба с Абрахамом Мэслоу и Энтони Сьютичем — основателями гуманистической психологии. Эйб проводил обширные исследования спонтанных мистических состояний, которые называл «пиковыми переживаниями», и пришел к выводам, очень похожим на мои. Из наших бесед родилась идея основать новую дисциплину, которая бы сочетала науку и духовность и вобрала в себя вечную мудрость, касающуюся различных уровней и состояний сознания.
Новое движение, которое мы назвали «трансперсональной психологией», привлекло к себе многих восторженных последователей. По мере того как их количество росло, я впервые почувствовал, что не одинок в своей профессии. Однако одна проблема все же оставалась: хотя трансперсональная психология сама по себе была всесторонней и внутренне согласованной дициплиной, она оказалась безнадежно оторванной от основного русла науки.
Прошло еще одно десятилетие, прежде чем стало очевидно, что и сама традиционная наука претерпевает концептуальную революцию невиданных масштабов. За радикальными изменениями, которые внесли в научное мировоззрение теория относительности Эйнштейна и квантовая теория, последовал столь же глубокий пересмотр основ во многих других дисциплинах. Были установлены новые связи между трансперсональной психологией и нарождающимся научным мировоззрением, которое стало известно как «новая парадигма».
В настоящее время нам пока еще недостает удовлетворительного синтеза этих новых достижений науки, которые постепенно заменяют старый образ мышления о мире. Однако впечатляющая мозаика уже имеющихся новых наблюдений и теорий позволяет надеяться, что в будущем как старые, так и новые открытия, касающиеся сознания и человеческой психики, смогут стать неотъемлемой частью всеобъемлющего научного мировоззрения.
Три десятилетия детальных и систематических исследований человеческого сознания посредством наблюдения неординарных состояний сознания у других людей и у себя самого привели меня к некоторым радикальным выводам. Теперь я убежден, что сознание и человеческая психика — это что-то гораздо большее, нежели случайные продукты физиологических процессов в мозге; они представляют собой отражение космического разума, который пронизывает все сущее. Мы не просто биологические машины и высокоразвитые животные, но и безграничные поля сознания, превосходящие пространство и время.
В этом контексте духовность оказывается важным аспектом бытия, и осознание этого факта становится желательным этапом развития в человеческой жизни. У кого-то этот процесс принимает форму необычных переживаний, которые временами могут быть беспокоящими и драматичными; мы с Кристиной предложили для такого бурного процесса преображения термин духовный кризис.
