Тайны пропавшей цивилизации - Богданов Александр Владимирович (бесплатные серии книг TXT) 📗
Однако я возвращаюсь к своему иностранному другу и продолжаю «лепить» его русскую половину души. В первую очередь я отобрал бы у него (несмотря на все его протесты) книги Соловьева, Бердяева, Ильина, Трубецкого и прочих «русистов» и как последний скиф сжег бы их в печке. Я не знаю того народа, который они описывают. Более того, их книги вредны, потому что поддерживают старые не соответствующие действительности мифы. Мне не понятно, например, когда эти мифы рассказывают о загадочной русской душе. Что имеется в виду? Непонятная для европейца способность русского совершать нелогичные поступки? Как подметил еще Достоевский: «Русские по большей части лишены практицизма и элементарной житейской мудрости». Да, в русских генах не заложена программа скрупулезного просчитывания дальнейших последствий от каждого его действия. У русского человека эмоциональный импульс опережает рассуждение. Мы думаем на уровне чувств. Но это уже относится к психофизическим особенностям нации и не может рассматриваться умозрительно.
Возможно, было бы что-то положительное, откажись мы от порывистой эмоциональности, а, может быть, что-то и потеряли бы.
Написал и подумал: а не затеряется ли эта мысль среди прочих. На всякий случай повторю: МЫ ДУМАЕМ НА УРОВНЕ ЧУВСТВ. Вся Россия мыслит на чувственном уровне — так мыслят женщины. И когда говорят, что у России женское лицо, то это есть не полная правда. Женщина — это прекрасно, быть женщиной почетно и ответственно. А у России — «бабье» лицо. Англия или Франция живут крепким рациональным мужским умом, а Россию мотает в разные стороны, как блажную бабу. Если вы это поняли, то и российские загадки вам откроются, будут ясны все «необъяснимые» поступки наших царей. Станет понятно, что в российской истории были великие мужи, но мужчин как социальной группы не было вследствие того, что Россия была не государством, а полувоенным государственным образованием, жившим по законам военного времени с самого начала своей истории.
К слову, почти все русские города возникли не в результате естественного развития финансовых, промышленных и гражданских отношений, а были основаны князьями — представителями военной, государственной силы. И это не удивительно, ведь Русь времен расцвета пути «из варяг в греки» представляла собой не унитарное государство и даже не конгломерат унитарных княжеств, а объединение городов, расположенных вдоль торгового пути. Города решали финансово-хозяйственные задачи. Объединенные торговыми, финансовыми, хозяйственными и духовно-религиозными интересами, они не могли не объединиться.
Наш замечательный историк Николай Иванович Ульянов в статье «Русское и великорусское пишет»:
«Давно замечено, что государство в России шло впереди народа. Не поляне, древляне, вятичи и не великоруссы, малоруссы и белоруссы, а русские учредили православную церковь в России — первую носительницу культуры. Не великоруссы, не малоруссы, а русские собирали землю! Это русские повернули Россию лицом к Европе, русские выработали образованный слой населения, это они создали литературный язык, литературу, музыку, театр, науку.
Государство в Европе, в полном смысле слова, было надстройкой над обществом; в России само общество — создание государства. Иначе и быть не могло в стране первобытной, с населением редким, состоявшим из звероловов и примитивных хлебопашцев, рассеянных по необъятному пространству. Государству самим фактом его существования уготована была здесь роль двигателя всяческого успеха — хозяйственного, культурного, военного и политического. Надплеменной, наднациональный его характер сохранялся во все времена и при всех трансформациях. Инициатива насаждения культуры исходила всегда от него, от государства».
Столыпин хотел создать класс крепких хозяев-мужиков (фермеров), да напоролся на преграду непредвиденную, смешную по своей глупости, но непреодолимую: бабы не захотели выходить из нищих общин, терять свой «клуб» — деревенский колодец и выезжать на хутора. Ведь хождение за водой было ритуалом — бабы в полдень встречались у колодца и обсуждали новости. Возможность почесать язык им оказалась дороже возможности стать богатыми. Все, реформы провалились. О, страшна русская женщина в своих не от рассудка идущих желаниях. Даже Ленин понимал это и прямо писал: «Революция в России победит только в том случае, если ее поддержат женщины».
Но есть враг куда более опасный, существующий в русской душе в течение веков: русские не чувствуют ценности жизни. Точнее, жизнь не является самой большой ценностью — «жизнь — копейка, судьба — злодейка…» Но это не чисто русское «изобретение», такое восприятие характерно для всех «расползающихся» народов. Чтобы нация почувствовала вкус к жизни, ценность жизни, надо, чтобы хотя бы несколько поколений пожили в сытости. Не буду развивать этот тезис, ограничусь только тем, что сказал.
Христос заповедал: «Люби ближнего как самого себя». Русские слышат только первую часть заповеди Бога, совершенно не слыша вторую. Для Христа самоценность, любовь к себе была абсолютной, как само собой разумеющееся, как доминанта в этом мире. Но русские могут жалеть только других, переживать за кого-то, но пожалеть самих себя и в голову не придет. Несмотря на слабость русской интеллигенции порассуждать о raison d'etre, [18] в массе своей русский относится к себе безжалостно, как к своему худшему врагу. В конце позапрошлого века Чехову пришлось горько осознать: «Мы, русские, не любим жить».
Если спросить русскую женщину, для чего она живет, то ответ будет почти всегда: ради детей. Чувствуете это «ради»? Перевожу: «Если бы не дети, то и жить незачем». Мужчина ответит (средняя продолжительность жизни мужчин, к слову, ныне около 59 лет): «А хрен его знает. Живу и живу. Смерти не хочу, но если уж помирать, так с музыкой».
Но парадокс заключается в том, что русский человек, в душе все-таки желая себе счастья, видит его вне себя. Для русского человека счастье — что-то существующее отдельно от человека, вне его и от него совершенно не зависящее. Как в песне из знаменитого кинофильма — «счастье вдруг в тишине постучалось в двери…» Вот сейчас откроется дверь, и тебе внесут счастье. И при всем том нет такого русского, который не знал бы древнегреческую сентенцию: «Каждый человек кузнец своего счастья». И русский совершенно искренне не понимает: для того, чтобы почувствовать себя счастливым, надо ЗАСТАВЛЯТЬ себя чувствовать себя счастливым, крепить свою любовь к жизни и понимание ее ценности, а это тяжело. Легче шляться по сомнительным местам (типа религиозных сект), где-нибудь да пригреют — вот оно и счастье. Если кто по прочтении моей книжки задумается над этой темой, то легко поймет, что быть несчастным — доступно каждому.
«Хочешь быть счастливым — будь им!» (Козьма Прутков). Счастье — это чувство морального удовлетворения. Американцам чуть ли не насильно на государственном уровне долго вбивали в голову: «Don't worry, be happy!» (He нервничай, будь счастливым!), «No problems!» (Никаких проблем!), «Take easy» (He принимай близко к сердцу!), «Live and let live!» (Живи сам и дай жить другим!). Казалось бы, так просто.
Да, в Америке есть и бедные, и богатые. Но ведь и в бедности можно жить, радуясь жизни. Тому немало примеров от Диогена Синопского до хемингуэевского старика.
Здесь я хочу сделать небольшое отступление
На первой странице я писал, что я атеист, и понятие Бога не входит в мое мировоззрение, но сейчас нам, русским, не прожить без этой субстанции, потому что за ней следует понятие «совесть». А для моей страны сейчас это важно.
А.Ф. Лосев рассуждал: «Существует только Космос, вне его нет ничего. Выше него ничего нет, он никому не подчиняется. Он сам творит себя, устанавливает законы, сам же им подчиняется и выполняет их. Так что же это, если не Бог?»
Совесть — это тоже Бог, только маленький, сидящий в человеческой душе. Совесть сама устанавливает себе свои законы, в данном случае духовно-нравственные, сама же исполняет их и сама же карает себя за их неисполнение. Кто-то может сказать: но это же в первую очередь чувство. Да, но набор наших чувств определен совокупностью всех наших человеческих факторов: психических, физических, гормональных, генных, а также внеличностных, то есть средой, куда входит и общая историческая культура народа.
18
О смысле жизни (франц.).