Слово о словах - Успенский Лев Васильевич (бесплатные полные книги TXT) 📗

МЕСТО ВАШЕГО РОЖДЕНИЯ

Заговорив о суффиксах и связанных с ними вопросах, я не могу не коснуться одного, по-моему, небезынтересного и малоизученного грамматического обстоятельства: оно крайне наглядно показывает, как тонки, причудливы и своеобразны бывают порою нормы и законы нашего языка. Очень часто мы, практически без всякого труда, говорим совершенно правильно по-русски, верно образуем нужные слова, превосходно их понимаем, а вот объяснить, ка?к мы это делаем и почему делаем именно так, затрудняемся, и даже очень.

Я родился и живу в Ленинграде. Поэтому я – ленинградец.

Мой друг – уроженец Пскова. Что же он – псковец? Отнюдь нет: он пскович! Ни один русский человек не сделает такой смешной ошибки, не назовет псковича псковцем.

Хорошо. Тогда, видимо, от имен городов, которые оканчиваются на «-ов» или «-ков», слова, означающие их уроженцев, образуются при помощи суффикса «-ич»? Ничуть не бывало: житель Харькова вовсе не харькович, а харьковчанин. Житель Тамбова скорее уж тамбовец, чем тамбович. А вот житель нашей столицы Москвы – он, безусловно, москвич, хотя его же можно назвать еще и москвитянином (как псковича псковитянином: вспомним пьесу Мея и оперу Римского-Корсакова «Псковитянка»).

В свою очередь, суффикс «-чанин» тоже никак не связан неразрывно с названиями городов, оканчивающимися на «-ков»: рядом с харьковчанами существуют минча?не (жители Минска) и оло?нчане из Олонца; [113] зато от города Томска никак нельзя произнести слова «томчанин»; жителя Пинска зовут не пинчанин, а пинчук, а тот, кто вздумал бы назвать омчанином жителя Омска, был бы крайне удивлен, узнав, что омчанами (или амчанами) искони именовались в народе обитатели города Мценска Орловской области; была даже поговорка, утверждавшая, что «о(а)мчане коней умчали».

Мы просто и удобно говорим:

Но ни у меня, ни у вас «язык не повернется» рассказать про своего друга «кинешмича» или про знакомую «бугульмичку», хотя, казалось бы, Кострома, Кинешма и Бугульма – слова формально однотипные. Очевидно, однако, язык ощущает в них какую-то таинственную разницу: ведь «костромитянин» сказать тоже можно, а «бугульмитянина» или «кинешмитянина» я за всю мою жизнь не встретил ни одного.

Пестрота суффиксов, образующих в русском языке названия обитателей географических мест, поистине удивительна, и, насколько я знаю, более или менее удовлетворительной их классификации и анализа не существует. А жаль!

Вот существуют два города: Старая Русса и Одесса. От первого никто не помешает вам образовать производное «староруссец». А от названия города Одесса известно только созданное в литературном языке при помощи иностранного суффикса производное «одессит» [114].

Почему так случилось? Не потому ли, что слово Одесса явно не русское? Вряд ли это будет правильным объяснением, – ведь от таких бесспорно нерусских названий, как Лондон, Париж, Берлин, мы производим чисто русские образования: «парижанин», «лондонец», «берлинец»; да и от слова «Венеция» образовали «венецианца», а не «венециита». Советский город Сарепта в Поволжье населен у нас тоже никак не сарептитами: такое слово звучало бы скорее как название минерала (апатит) или болезни (стоматит), чем человека [115].

Любопытны, в частности, еще некоторые наименования жителей городов. Вполне закономерно мы называем новгородцами жителей Новгорода. Можно назвать ужгородцами обитателей Ужгорода. Когда нынешний Горький именовался Нижним Новгородом, его жители именовались не нижненовгородцами, а сокращенно – нижегородцами. Но совершенно неожиданно жители Архангельска носят звание архангелогородцев, и крайне редко можно услышать вместо него: «архангельцы». Объяснить это можно лишь тем, что в сознании наших предков имя этого крупного северного центра воспринималось как определение. «Архангельск(ий) город». Отсюда, естественно, и возникло, «архангелогородцы».

Занятно и то, что, совершенно спокойно именуя жителей Владикавказа (теперь г. Орджоникидзе) владикавказцами, мы почему-то не можем так же поступить с обитателями Владивостока; скорее уж возможно было бы: «владивосточане». От очень многих названий городов и сёл нашей страны мы вообще затрудняемся образовывать производные обозначения для их жителей, при всей гибкости нашего языка. Легко расправляясь с такими чуждыми русскому слуху названиями, как Баку (бак-ин-ец), Астрахань (астрахан-ец) или даже Алма-Ата (алма-ати-н-ец), язык наш останавливается в растерянности перед некоторыми и новыми и даже древними чисто русскими названиями. Попробуйте «обработать» в этом смысле такие города, как Котлас, Новороссийск или Смоленск. Не так-то это просто!

От названия города Холм мы легко производим слово «холм-ич»; от Порхова – «порхов-ч-анин». А вот соседний город Остров представляет собою презатруднительный случай. «Островитянин» означает совсем другое, «островец» не годится… Мне лично известно только единственное, народное, да к тому же местное псковское, областное производное слово для жителей Острова и его района – острове?нь (и островни?ха). Правда, в Псковском округе слова эти очень употребительны.

Я сейчас, заводя разговор об этих своеобразных суффиксах, не собирался ни исчерпать их все, ни предложить какую-либо мало-мальски обоснованную их классификацию. Но, мне кажется, этим можете не без пользы заняться вы сами. Поглядите нижеследующий коротенький перечень, пополните его пропущенными мною разновидностями (я думаю, их найдется немало) и попытайтесь разобраться в вопросе, чем же объясняется и их многообразие и тот выбор, который делает язык в каждом данном случае. Может быть вы натолкнетесь на интересные зависимости. Для начала я предлагаю такую табличку.

Я надеюсь, вы сильно расширите эту схемку. Очень любопытно рассмотреть и слова, производные от названий деревень, а также шире исследовать русские производные от иностранных имен. Можно поискать и более редкие суффиксы (вроде: камчадал). Ведь подумать только, как сложен их набор даже в одной такой узкой и специальной области словопроизводства!