По следам кочевников. Монголия глазами этнографа - Бочарникова Е. А. (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Иду в прекрасно оборудованную баню. Сижу в зале ожидания, как вдруг входит женщина в белом халате и объявляет:
— Корабль готов. Пожалуйста, кто следующий?
Откуда мог взяться здесь корабль? Тола в полукилометре отсюда, да и по ней суда не ходят. Молча жду, что будет дальше. Минут через пять женщина подходит ко мне:
— Ваш корабль тоже готов. Пожалуйте сюда!
Никаких кораблей я не заказывал, думаю, что и в ближайшем будущем у меня не будет в них надобности, но, подталкиваемый любопытством, иду за женщиной, гордо поглядывая на окружающих простых смертных с видом судовладельца.
Женщина вводит меня в маленькую комнатку, из которой дверь ведет в другую, побольше — ванную. Не вижу никаких кораблей. Нет даже лодок. Спрашиваю женщину:
— Онгоц ха байн у(Где корабль?)?
— Тенд! (Там!), — бросает она в ответ, показывая на ванну.
Монголка не понимает, почему я с таким трудом сдерживаю смех. А я и не знал, что слово онгоцозначает не только «корабль», но еще и «ванну»! Век живи, век учись, даже в бане!
В последние дни привожу в порядок собранный материал и разыскиваю старинные тибетские источники. К сожалению, у меня нет возможности сфотографировать деревянные гранки, хранящиеся в государственной библиотеке и представляющие для меня такой огромный интерес. Не остается ничего другого, как переписать от руки, сколько успею. Разумеется, это не заменит фотоаппарата. Даже восточные мудрецы, переписывая книги, допускают ошибки; случалось это и с европейскими учеными. А ведь бывает и так, что из-за одной ошибки становится непонятным весь текст. Переписка — тяжелая работа, но мне все же удается пополнить материал о цамах, собранный в 1957 году. Приступаю к прощальным визитам. Обхожу всех друзей, наведываюсь в Комитет науки и высшего образования; заглядываю в музеи, в университет и монастырь Гандан. Благодарю всех за помощь. Прощаюсь и с венгерской партией бурильщиков. Они тоже приехали в Улан-Батор и рассказывают мне, что вскоре после нашего отъезда пошла вода из колодца, у которого мы останавливались. Если бы я подождал один день, то мог бы наполнить там свою флягу. Вот и прощальный ужин в одном из залов гостиницы «Алтай». Последние тосты, много хороших пожеланий; друзья провожают меня до дверей номера, где я прощаюсь с теми, кто утром не сможет прийти в аэропорт.
Утром из гостиницы «Алтай» отъезжает маленький караван машин. Бросаю последний взгляд на площадь Сухэ-Батора, на памятник герою, театр, Дом правительства и стоящего на перекрестке регулировщика уличного движения в белом мундире со смуглым лицом.
Самолет подают с похвальной точностью; около трапа в последний раз обнимаю Сухэ-Батора, к которому успел привязаться за месяц совместных странствий по стране. Прощаюсь и с остальными монгольскими друзьями. Дверца самолета захлопывается. Быстро проверяю, все ли вещи на месте, и сажусь у окошка. Фигурки моих друзей становятся совсем маленькими, потом исчезают.
В Иркутске провожу гораздо меньше времени, чем было предусмотрено. На вылетающем раньше ТУ-104 есть еще несколько мест, и мне предлагают занять одно из них. Сколько мне пришлось переволноваться из-за этого позднее!
Лететь на ТУ-104 — не то что на обычных винтовых самолетах. Воздушный корабль набирает гораздо большую высоту, и полет его более плавный. С высоты восьмидесяти километров расстилающийся внизу ландшафт похож не на географическую карту, а скорее на глобус, виднеющийся сквозь облака. А ночью кажется, будто летишь среди звезд и Земля — лишь одна из них. Миловидная русская стюардесса подробно объясняет устройство ТУ-104, рассказывает, что в кухне имеется плита, но на ней не готовят, а только подогревают кушанья, приготовленные в ресторане аэродрома. Буфет, или бар, расположен между двумя пассажирскими салонами. В самолете ТУ-104 меньших размеров 52 места, а ТУ-104А берет 70 пассажиров.
От Иркутска до Москвы летим шесть часов с одной посадкой. Самолет движется со скоростью вращения земного шара. В три часа по местному времени мы заняли места в самолете, и время как бы останавливается: когда мы опустились, было все те же три часа по местному времени. Один из наших пилотов подробно объясняет мне, что будет, когда самолет станет летать с быстротой, превышающей скорость вращения Земли, и в направлении, противоположном ее вращению. В таком случае мы будем прилетать раньше, чем вылетели; это не укладывается в сознании. Но недурно бы прокатиться так с воскресенья на понедельник! Летя вокруг земного шара, когда-нибудь мы все же пересечем грань следующего дня, а значит, и на место вылета прибудем на другой день, разве только несколько раньше, чем вылетели. Не решаюсь спросить у моего новоиспеченного друга летчика, что будет, когда самолет полетит со скоростью, в два раза превышающей скорость вращения Земли. Прибываем в Москву; закомпостировав билет, без малейшего дурного предчувствия отправляюсь получать багаж. Но его нигде нет. Пожилой носильщик преисполнился ко мне сочувствием и пересмотрел все прибывшие чемоданы, а потом с дежурным по аэропорту обыскал самолет. Но багажа нигде не было. Нетрудно догадаться, что я испытывал. В чемоданах были не только результаты месячного труда, но и уникальные материалы: тибетские рукописи, деревянные гранки. Крепко сжимал я в руках портфель, стараясь утешить себя тем, что положил в него копии списка слов, собранных у даригангов. Уныло разгуливая по залу ожидания Внуковского аэропорта, я вдруг увидел Нину, стюардессу нашего самолета. Она собиралась ехать в город: служебное время истекло. Рассказал ей о постигшем меня несчастье. Вместе нам удалось установить, что в Иркутске, мой багаж не погрузили в самолет. Я уже говорил, что собирался лететь другим самолетом; туда и внесли мой багаж, а потом в спешке забыли перенести мои чемоданы.
Поужинал в ресторане аэропорта без всякого аппетита и снова уселся в зале ожидания, поджидая иркутский самолет.
Ночь мне показалась бесконечной. Иногда я начинал дремать на скамейке, но громкоговорители, объявлявшие о посадке или о прибытии самолетов, каждый раз будили меня. Начало светать, когда наконец объявили о прибытии самолета из Иркутска. Машина опустилась на бетонную дорожку. Мне пришлось ждать, пока сошли все пассажиры и выгрузили багаж. Мои чемоданы оказались последними. В ту минуту служащие иркутской линии были для меня милее всех людей на земле. Радостно сжимал я ручки своих чемоданов. Времени оставалось в обрез, ровно столько, чтобы сдать чемоданы на будапештский самолет, а на него уже объявили посадку. Без дальнейших приключений долетел я до Будапешта.
Итак, кончилось мое второе путешествие в Монголию, но настоящая работа только начинается. Из отрывочных записей в тетрадях только после длительной и основательной обработки выкристаллизуются детали, и схема, набросанная в дневнике, наполнится каким-то содержанием.
Прошло несколько месяцев после моего возвращения, и вот я снова сижу с пером в руке и пишу монгольские слова. Только теперь уж не у очага монгольской юрты, а в своем кабинете. Но у меня в гостях монгольский друг, и мы беседуем с ним о моей поездке, об Улан-Баторе и общих знакомых. Перед нами, как и там, стоят чашки с дымящимся чаем, и устав от воспоминаний, рассказов и планов на будущее, мы молча попиваем ароматный горячий напиток.
Ответив моему другу на интересующие его вопросы о жизни Венгрии и состоянии нашей науки, я делюсь с ним тем, какие цели ставил перед собой, занимаясь исследованиями в Монголии, и сообщаю ему некоторые выводы. Минутная стрелка уже несколько раз обегает по кругу, а он задает мне все новые и новые вопросы. Почему я интересовался главным образом древним кочевым земледелием, а не агротехникой современных государственных хозяйств? Почему я так подробно записывал названия различных частей юрты и совсем не обращал внимания на современную строительную технику? Почему с таким любопытством я выслушивал подробные рассказы о древних свадебных обрядах, вместо того чтобы расспросить юриста о нормах современного монгольского брачного права? В его вопросах нет упрека, он знает, что я был послан в экспедицию Академией наук Венгрии не как агроном, экономист или юрист и не в качестве журналиста. Просто мой монгольский друг хочет понять меня до конца. И когда я ему все поведал, он задумчиво смотрит на меня и говорит:
