Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Дошедшие до нас изображения Лабиринта удивляют своим разнообразием: на кносских и других монетах он имеет форму то квадрата, то круга, то спирали. В памятниках изобразительного искусства он даже имеет форму ломаной орнаментальной линии меандра; а на одной мозаике он изображен со стенами и башнями и с площадкой посередине для поединка здесь Тезея и Минотавра. В конце концов невозможно даже понять, подземное ли это помещение или наземное и естественное оно (вроде какой–нибудь пещеры) или искусственное (вроде той постройки, которая обычно приписывается Дедалу). Уже заранее можно предполагать, что тут перед нами какой–то очень сложный комплекс, распутать который едва ли когда–нибудь удастся окончательно. Во всяком случае образ естественно возникшей подземной пещеры не так легко объединить с искусственной и притом очень сложной постройкой Дедала, которую к тому же приходится мыслить скорее на поверхности земли, чем в глубоком подземелье.
В античности (№ 54, 55) было довольно популярным мнение о том, что критский Лабиринт есть не что иное, как подражание египетскому Лабиринту, построенному Аменемхетом, фараоном XII династии, около 2200 г. до н. э. напротив его пирамиды в Гаваре. Описание и исследование этого Лабиринта можно найти у В. М. Флиндерса Петри — «Гавара, Биахму и Арсиноя» (Flinders Petrie W. ?. Hawara, Biahmu and Arsinoe. Lond., 1889) и в его же статье «Летописи прошлого» (Records of the Past. 1911. X, p. 303—315), а также у X. Р. Холла — «Два лабиринта» (Hall //. R. The two Labyrinths. Journ. of Hell. Stud. 1905. XXV 328).
План и реставрацию этого Лабиринта дают Г. А. Уэн–райт и Э. Маккей в работе «Лабиринт Герзеха и Маз–гунха» (Wainwright G. А. — Mackey ?. The Labyrinth Gerzeh and Mazghunch. Lond., 1912) и Л. Майрс (My–res J. L. Ann. Arch. Anthr. 1910. Ill 134—136, по Геродоту). О том, что критский Лабиринт есть подражание египетскому, говорят Диодор (№ 54) и Плиний (№ 55).
Некоторые писатели считали, что кносского Лабиринта совсем не было, а был Лабиринт в Гортине (Claudi–an. De sext. cons. Hon. Aug. 634; Cedren. Hist. сотр. I 215). Археологи и путешественники действительно находят около Гортины пещеру, сходную с традиционным описанием Лабиринта. Но конечно, если под Лабиринтом понимать пещеру, то на Крите можно указать немало и других пещер, которые могли в той или иной мере соответствовать традиционной картине Лабиринта в мифе.
7. Существующие объяснения мифа о Лабиринте, а) Одно из наиболее распространенных в науке мнений сводится к тому, что Лабиринт на Крите есть действительно вполне реальная постройка, как это думали многие в античности. При этом А. Эванс прямо отождествлял его с кносским дворцом, имея в виду сообщение греческих писателей о постройке Лабиринта в подражание египетскому Лабиринту, действительно реальному сооружению. Этот взгляд едва ли может быть защищаем в полной мере в настоящее время, поскольку кносский дворец мало чем напоминает традиционное описание Лабиринта, которое составилось у греков едва ли раньше аттического периода.
б) Другие археологи думали, что Лабиринт — это только определенного рода рисунок на колоннах или полах в кносском и других дворцах, рисунок, составленный на манер свастики и меандра и вообще разного рода переплетающихся линий и фигур, а также в форме расплетающегося клубка. При этом некоторые полагали, что в этих сложных рисунках изображалось движение небесных светил по небу.
в) Интересен третий взгляд на Лабиринт, именно у А. Кука (I 479 и сл.). Этот археолог понимает под Лабиринтом орхестру для танцев в северо–западном углу кносского дворца, открытую Эвансом в 1901 г. Эта площадка для танцев, по предположению Кука, имела нанесенные на ней лабиринтные линии, облегчавшие танцорам проявлять их искусство. Она, по Куку, вполне напоминала собой орхестру позднейшего греческого театра, на которой тоже танцевали и на которой тоже была лабиринтная мозаика, помогавшая танцорам. Для подкрепления этого взгляда можно было бы привлечь Гомера (№ 57 b) — о построении Дедалом в Кноссе площадки для танцев Ариадны. Но (Schol. И. АВ XVIII 590) тот же Дедал научил Тезея и его спутников священному танцу, исполнявшемуся по расходящимся и круговым линиям, что имитировало странствование в Лабиринте и освобождение после убийства Минотавра.
Eustath. (П., р. 1166, 17 и сл.) рассказывает, что это был первый совместный танец мужчин и женщин, на что и намекает Софокл в своих словах о кносском танце в Ai. 700. Лукиан (De salt. 49) перечисляет такие темы для танцев на Крите: Европа, Пасифая, два быка, Лабиринт, Ариадна, Федра, Андрогей, Дедал, Икар, Главк, Полиид, Талое. Плутарх (№ 48 b) сообщает о заимствовании у Тезея этого лабиринтного танца, названного де–лосцами «журавль». Этот «журавль» описывается у Пол–лукса (IV 101) так: ««Журавль» танцевали все вместе один за другим рядами, причем на обоих концах каждого ряда были свои вожаки». Вергилий (№ 57 а) красочно изображает игры под названием «Троя», которые были восстановлены в Лациуме Асканием в подражание якобы древним троянским обычаям. Своими запутанными движениями они напоминали, как он говорит, критский Лабиринт.
Однако эту теорию А. Кука нельзя считать вполне доказательной и убедительной. Если в танцах изображался Лабиринт, то это еще далеко не значит, что он и был той площадкой, на которой они происходили. И если были здания с полами, на которых изображались разного рода замысловатые фигуры, то это еще вовсе не значит ни того, что танцы происходили по этим фигурам, ни того, что эти фигуры назывались лабиринтами. Кроме того, теория Кука до некоторой степени противоречит сама себе, потому что, насколько можно судить, он вовсе не отрицает того, что под Лабиринтом надо понимать целые постройки. По крайней мере, говоря о распространении лабиринтов с востока на запад, он приводит тексты о лабиринтах как именно о постройках (№ 55, 56 а, b).
г) Наконец, было высказано мнение о том, что Лабиринт есть, собственно говоря, храм Зевса Лабрандского на Крите (Лабранда — местность около Милазы в Ка–рии), т. е. Labrynthios, поскольку основным символом и атрибутом этого Зевса является двойной топор (по–гречески labrys). Это предположение является весьма правдоподобным в разных отношениях. Общеизвестна близость критской и малоазиатской мифологии. Общеизвестно огромное распространение культа двойного топора на Крите и в Малой Азии. Зевс Лабрандский есть один из древних хтонических Зевсов, а Критский Зевс тоже главным образом хтонический. Самая этимология слова «лабиринт» от labrys, конечно, имеет все преимущества перед такими фантастическими этимологиями 9как у Свиды и Гесихия (№ 59 а), или перед такими отдаленными предположениями современных ученых, как то, что слово это — от аттической горы Лаврион, известной своими серебряными рудниками, причем пришлось выдвинуть на первый план греческое слово layra в значении «часть, отделение или проход».
Какой же анализ можно было бы дать мифу о Лабиринте, исходя из современного состояния мифологической науки?
8. Историческая характеристика Лабиринта, а) Прежде всего необходимо учесть основное содержание этого образа и дать ему соответствующую историческую квалификацию. Этот образ сооружения или пещеры с бесчисленным количеством извилистых коридоров и запутанных помещений по своему непосредственному содержанию очень показателен для архаического или хтони–ческого мышления вообще. Если раздельному мышлению с выделением формально–логических категорий предшествует мифологическое мышление без этого разделения и если ясной и раздельной антропоморфной олимпийской мифологии предшествует спутанное, дисгармоничное мышление, ярко сказавшееся в создании образов, бесконечно разнообразных и рассчитанных на первобытный ужас страшилищ и разного рода полулюдей, полуживотных, то Лабиринт надо рассматривать как наглядную иллюстрацию такого мифологического мышления. Здесь нет того, чем прославилась позднейшая греческая мифология, нет чувства меры, нет соразмерности и пластичности, нет гармоничного равновесия между внутренним и внешним. Лабиринт — это что–то бесконечно запутанное, хаотическое, стихийное, гибельное и ужасающее. Нам кажется, что это один из самых глубоких образов архаического и хтонического мышления вообще, редкий по своей выразительности даже для античной Греции. Тем самым этот образ коренится, конечно, в отдаленной эпохе развитого матриархата, а вернее, восходит даже к еще более ранним временам.
