История и память - ле Гофф Жак (читать бесплатно полные книги .TXT, .FB2) 📗
Последним шедевром исторического августинизма, который еще оказывал воздействие на Ла Попелиньера, стал труд Боссюэ
103 Yardeni M. La conception de l'histoire dans l'œuvre de La Popelini re // Revue d'Histoire Moderne et contemporaine. Vol. XI. 1964. P. 109-126.
«Рассуждение о всеобщей истории» (1681). Боссюэ, который написал специально для своего ученика - дофина, сына Людовика XIV -«Краткий курс истории Франции», создает свои «Рассуждения», также имея в виду своего воспитанника: первая часть, обозрение истории до Карла Великого, действительно представляет собой настоящую Речь343, а вторая, «показ истинности католической религии в ее отношениях с историей, - это поучение» [Lefebvre. Р. 97] Наиболее интересна третья часть - исследование предназначения империй. Действительно, за общим утверждением о непредсказуемом господстве Провидения над историей проглядывает рациональность Истории, обусловленная тем фактом, что своеобразные события входят в общие, глобально детерминированные системы. Бог вмешивается (притом редко) лишь через посредство вторичных причин. Но не только Боссюэ, хотя он и читал ученые труды, чаще всего колеблется между апологетикой и полемикой; идея развивающейся во времени истины ему чужда. «Изменение для него - это всегда признак заблуждения. Чего более всего недостает этому историку, узнику определенной теологии, так это чувства времени и развития» [Ehrard, Palmade. P. 33].
Нам остается напомнить об еще одной оригинальной философии истории, которая в свое время держалась особняком, но имела удивительную последующую судьбу, - это философии истории Джамбатисты Вико, профессора Неаполитанского университета (1688-1744), чей главный труд «La scienza nuova» (или, точнее, «Principi d'una scienza nuova d'intorno alla commune natura délie nazioni»344) только за период с 1725 по 1740 г. выдержал несколько изданий.
Будучи католиком, Вико являлся антирационалистом. Он «выдвигает идею своеобразной разновидности дуализма, выраженного в признании существования истории сакральной и истории мирской. Всю нравственность и рациональность он отнес к истории сакральной а в истории мирской видел развитие иррациональных инстинктов, реалистического воображения, необузданной несправедливости»345. Страсти людские ведут государства и народы к упадку. Своего рода классовая борьба между «eroi» («героями»), хранителями прошлого, и «bestioni» («скотами»), плебеями и сторонниками перемен, обычно заканчивается победой bestioni, упадком, сменяющим апогей, и пере ходом к другому народу, который, в свою очередь, растет и слабеет (corso и ncorso); именно человек создает этот исторический мир.
Эта философия истории вызвала очень разные, хотя и восхищенные отклики. Мишле, сделавший в 1826 г. перевод «Scienza nuova» («Новый смысл») на французский язык, утверждал: «Смысл "Scienza nuova" состоит в следующем: человечество - это творение, созда ное им же самим». Кроче частично сформировал свою идею истори в ходе чтения и комментирования Вико (La Filosofia di Giambattista Vico, 1911). Есть и марксистская интерпретация Вико, читать которого Маркс рекомендовал в 1861 г. Лассалю, сложившаяся благодаря усилиям Жоржа Сореля346, Атонио Лабриолы, Поля Лафарга, цитированию Троцкого на первой странице его «Истории русской революции» и вдохновившая Николо Бадалони на написание «Introduzione G. В. Vico»347 (1861). Эрнст Блох писал: «Именно благодаря Вико впервые после "Civitas Dei" Августина вновь появляется философия истории, но без истории спасения и опирающаяся на относящееся ко всей истории в целом утверждение о том, что не может быть человеческой общности без связи с религией» [Bloch. Р. 179].
Историцизм был определен Наделем следующим образом: «В его основе лежит признание того, что исторические события должны изучаться не так, как это делалось раньше - как иллюстрации к морали или политике, но как исторические феномены. На практике это проявилось в появлении истории как независимой университетской дисциплины - и на деле, и на словах. В теории это было выражено в двух предположениях: 1) то, что произошло, должно быть объяснено в зависимости от того момента, когда это происходило; 2) для объяснения этого существует особая наука, использующая логические операции, - наука об истории. Ни одно из данных положений не было новым, однако новой стала та настойчивость, с которой они применялись, что привело к преувеличению доктринального значения этих двух предложений. Из первого была заимствована идея о том, что заниматься историей чего-либо - это значит дать ему удовлетворительное объяснение, а те, кто видел в хронологии событий некий логический порядок, признавали историческую науку способной предсказывать будущее» [Nadel. Р. 291].
Историцизм должен был быть вновь введен в совокупность философских течений XIX в., что и сделал Морис Мандельбаум. Он констатировал, что существуют два различных, а возможно, и противоположных источника. Один из них - романтический бунт против Просвещения, в то время как другой - это в известном отношении продолжение традиции Просвещения. Первая тенденция возникла в конце XVIII в., главным образом в Германии, и в ее рамках историческое развитие рассматривалось в соответствии с процессом возрастания числа живых существ. Из этой тенденции вышел Гегель, который в своих трудах пошел гораздо дальше. В рамках второй тенденции предпринимались попытки учредить науку об обществе, которая была бы основана на законах социального развития, и в качестве учителей здесь выступали принадлежавшие к этой тенденции Сен-Симон, Конт и марксисты. В действительности же в XIX в. историцизм был присущ всем школам мысли, а окончательный триумф принесла ему теория Дарвина о «О происхождении видов» (1859) - эволюционизм. Центральным понятием последнего было понятие развития, нередко уточняемое понятием прогресса. Однако историцизм споткнулся на проблеме существования в истории закона, имеющего смысл, и на идее о единственности модели исторического развития.
Опираясь на Джорджа Иггерса, я напомню - в самой общей форме - теоретические основы немецкого историцизма Вильгельма фон Гумбольдта и Леопольда фон Ранке, расскажу о расцвете истори-цистского оптимизма в прусской школе и о кризисе историцизма в критической философии истории Дильтея и Макса Вебера и в историческим релятивизме Трёльча и Майнеке.
Вильгельм фон Гумбольдт (1765-1835), философ языка, дипломат, основатель Берлинского университета (1810), автор многочисленных исторических трудов, в обобщенном виде изложил свои представления об истории в трактате «Über die Aufgabe des Geschichtschreibers» («Задача историка»), написанном в 1821 г. и опубликованном только в 1882 г. Часто проявлявший свою близость романтизму, испытавший влияние (как в позитивном, так и в негативном плане) Французской революции, Гумбольдт был создателем «теории исторических идей, подчеркивал значение индивида в истории, центральное место в ней отводил политике, что стало основой философии и истории и вдохновляло немецкую историческую науку от Ранке до Майнеке» [Iggers, 1971. Р. 84-86]. Его идеи не были метафизическими, не обнаруживали близости к платонизму и в историческом отношении воплощались в индивиде, в народе («дух народа», Volksgeist), в определенной эпохе («дух времени», Zeitgeist), но ост вались туманными. И хотя он не был «ни нигилистом, ни релятивистом», его концепция истории «иррационалистична» в самой своей основе.
Самым выдающимся и значительным среди немецких историков и теоретиков истории в XIX в. был Леопольд Ранке (1795— 1886, в 1865 г. пожалован дворянством). Его творчество касается главным образом европейской истории XVI-XVIII вв. и прусской истории XVIII-XIX столетий. До последних дней жизни он работал над «Weltgeschichte» («Мировая история»), которая осталась незавершенной. Ранке был скорее методологом, нежели философом истории. Он являлся «признанным авторитетом в области критико-филологического метода» [Fueter. Р. 173]. Борясь против анахронизма, он отвергал ложный романический историзм романтизма - например, романы Вальтера Скотта - и утверждал, что главная задача историка состоит в том, чтобы сказать, «как происходило все в действительности». Придавая исключительное значение политической и дипломатической истории, Ранке обеднил историческую мысль. Однако последняя была деформирована в двух направления: в позитивистском и идеалистическом. Французские (Ланглуа и Сеньобос) и особенно американские историки348 видели в нем «отца истории» - той истории, которая ограничивалась «строгим наблюдением за фактами, отсутствием морализаторства и украшательства, подлинной исторической истиной» (Adams. Methods of historical study //Johns Hopkins University Studies. II. 1884. P. 104 sqq. См.: Iggers. P. 86 sqq.).
