Человек находит друга - Лоренц Конрад З. (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Хотя кошка как домашнее животное была с давних пор широко распространенна по всему Египту, потребовалось невероятно долгое время, чтобы она проникла в другие страны. Античные писатели, по-видимому, не имели о ней практически никакого представления, и первым о появлении кошек в Европе рассказывает нам Плутарх лишь в первом столетии нашей эры. Любопытно, что одновременно он упоминает о ласке как о полезном животном, которое держат в доме только ради уничтожения мышей. По-видимому, ласка тогда ещё не была вытеснена домашней кошкой, во всех отношениях более удобной для содержания в доме. Дальнейшее распространение домашней кошки по Европе происходило на удивление медленно — в Уэльских законах Ноуэлла Дью точно указывается, какую цену можно запросить за кошку и каких её качеств имеет право требовать покупатель. В эту эпоху, примерно в тысячном году нашей эры, человек, убивший кошку, обязан был платить штраф — овцу, ягнёнка или такое количество пшеницы, какого хватило бы для того, чтобы полностью засыпать убитую кошку, подвешенную над землёй за хвост. Поскольку в таком положении тело сильно вытягивается, зёрна приходилось отдавать немало.
В VIII веке в Германии кошек, по-видимому, не было — во всяком случае, в «Салических правилах» они не упоминаются.
В этой стране ещё в XIV веке кошки ценились настолько высоко, что в некоторых купчих они указывались в списке движимости, которую продающий уступал вместе с фермой. Я привёл здесь все эти сведения, которые, разумеется, почерпнул из Брема, не без задней мысли — виды домашних животных, специально выводимые человеком, распространялись гораздо быстрее, чем это произошло с кошками. Даже и теперь не так-то просто продать кошку на сторону, особенно если она обладает тем независимым охотничьим духом, которые повышает её ценность как крысолова. Руководствуясь своим изумительно хорошо сохранившимся чувством направления, кошки упрямо возвращаются в прежние жилища, покрывая немыслимые расстояние. И найти дорогу домой, это вовсе не означает, что она приживётся там, — такая кошка вполне способна проявить полную независимость и вернуться к дикому образу жизни. Поэтому сначала кошка, вероятно, распространялась вовсе не потому, что покорно позволяла людям продавать себя, — нет, она перебиралась из дома в дом и из деревни в деревню, пока не завладела постепенно всем континентом.
ДВА ИСТОЧНИКА ПРЕДАННОСТИ
Все, кому приходилось иметь больше одной собаки, знают, насколько различными бывают собачьи индивидуальности. Нет двух абсолютно похожих друг на друга собак, как нет и двух абсолютно одинаковых людей — даже среди близнецов. Но, выявляя конкретные черты каждого данного человеческого характера и объединяя их в категории, можно до известной степени объяснить различные темпераменты, хотя подобный анализ из-за бесконечного разнообразия изучаемого материала никогда не достигнет статуса точной науки. Собачья индивидуальность много проще, а потому нам гораздо легче объяснить особенности различных характером, рассматривая развитие определённых «характерологических» черт и их сочетания у данного индивида.
Конечно, я не собираюсь проводить в этой книге научное исследование характерологических черт домашней собаки, но тем не менее попробую показать, как взаимодействие некоторых врождённых особенностей поведения, и в частности двух из них, создаёт чрезвычайно широкую гамму собачьих характеров, на первый взгляд кардинально различающихся между собой. Именно эти два выделенных мною свойства в первую очередь определяют отношение собаки к её хозяину, а потому они представляют большой интерес для любителей собак. Преданность собаки хозяину возникает из двух совершенно разных источников. Во многом она объясняется теми узами, которые связывают дикую собаку с матерью только в детском возрасте, а у домашней собаки сохраняется на всю жизнь и вместе с рядом других моментов способствует тому, что некоторые детские черты характера не исчезает и когда животное становится взрослым. Другой корень преданности заложен в той верности, которая связывает рядовую собаку с вожаком стаи или же возникает из привязанности, питаемой отдельными членами семьи друг к другу. У собак с волчьей кровью этот корень уходит гораздо глубже, чем у потомков шакала, и по очевидной причине: сохранение стаи играет гораздо большую роль в жизни волка, чем в жизни шакала.
Если взять в дом щенка неодомашненного представителя семейства собачьих и растить его как собаку, легко можно вообразить, будто потребность дикого детёныша в заботе и уходе равнозначна той пожизненной связи, которая существует между большинством наших домашних собак и их хозяевами.
Пленный волчонок обычно бывает робким, предпочитает тёмные углы и явно боится пересекать открытые пространства. Он в высшей степени недоверчив к незнакомым людям и, если такой человек попробует его погладить, может яростно и без предупреждения вцепиться в ласкающую руку. Он уже с рождения весьма склонён кусаться от страха (по-немецки таких животных называют «ангстбайсер»), но к хозяину волчонок привязывается и полагается на него точно так же, как щенок. Если речь идёт о самке, которая при нормальном ходе событий, вырастая, начинает воспринимать самца-вожака как «хозяина», опытным дрессировщикам иногда удаётся занять место такого вожака в тот период, когда детская зависимость самки сходит на нет, и таким образом обеспечить себе её привязанность и в дальнейшем. Один венский полицейский сумел добиться такой преданности от своей знаменитой волчицы Польди. Но того, кто воспитывает волка-самца, ждёт неминуемое разочарование — как только волк становится взрослым, он внезапно перестаёт подчиняться хозяину и держится абсолютно независимо. В его поведении по отношению к бывшему хозяину не проявляется ни злобы, ни свирепости — он по-прежнему обходится с ним как с другом, но ему больше и в голову не придёт слепо повиноваться хозяину, и, возможно, он даже попытается подчинить его себе и стать вожаком. Учитывая силу волчьих зубов, не приходится удивляться, что эта процедура иногда приобретает довольно кровавый характер.
То же произошло с динго, которого я взял на пятый день его жизни, подложил к кормящей собаке и воспитывал, не жалея времени и сил. Эта дикая собака не пыталась подчинить меня себе или искусать, но, став взрослой, она постепенно утратила прежнюю послушность, причём происходило это весьма любопытным образом. Пока мой динго был щенком, его поведение ничем не отличалось от поведения обыкновенной собаки. Когда я наказывал его за какую-нибудь провинность, он выражал своё раскаяние на обычный собачий манер, то есть пытался умиротворить разгневанного хозяина выражениями покорности и мольбы, причём успокаивался, только когда добивался ласки, означающей прощение. Однако, когда ему исполнилось полтора года, его поведение коренным образом изменилось — он все ещё без сопротивления принимал наказание, даже побои, но едва все кончалось, как он встряхивался, дружески вилял мне хвостом и убегал, приглашая меня погоняться за ним. Иными словами, наказание никак не влияло на его настроение и не производило на него ни малейшего действия, вплоть до того, что он мог тут же повторить преступление, за которое только что понёс справедливую кару, например, вновь покуситься на жизнь одной из самых ценных моих уток. В том же возрасте он утратил всякое желание сопровождать меня во время прогулок и просто убегал, куда хотел, не обращая никакого внимания на мои команды. Тем не менее я должен подчеркнуть, что пользовался самым тёплые его расположением, и, когда бы мы ни встречались, он приветствовал меня с соблюдением полного собачьего церемониала. Не следует ждать, что дикое животное будет обходиться с человеком иначе, чем с особями своего вида. Мы ещё вернёмся к этому вопросу, когда будем рассматривать отношения между людьми и кошками. Мой динго, совершенно несомненно, питал ко мне самые горячие чувства, но покорность и послушание тут просто ни при чем.
Одомашненные собаки, в которых преобладает шакалья кровь, всю жизнь остаются в той же зависимости от своего хозяина, в какой находятся молодые дикие собаки от взрослых. И это не единственная детская черта, которую в отличие от дикой собаки они сохраняют до конца жизни.
