Слово о словах - Успенский Лев Васильевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
Нет надобности ехать в Австралию, чтобы наблюдать подобные недоразумения. В той же книге Г. Гора описывается любопытная сценка между русским учителем арифметики и его учеником – нивхом Нотом:
«Задача была легкая, совсем простая, но Нот никак не мог ее решить. Нужно было к семи деревьям прибавить еще шесть и от тридцати пуговиц отнять пять.
– Какие деревья? – спросил Нот. – Длинные, короткие? Какие пуговицы? Круглые?…
– В математике, – ответил я, – не имеют значения качество и форма предмета.
…Нот меня не понял. И я тоже не сразу понял его. Он мне объяснил, что у нивхов для длинных предметов существуют одни числительные, для коротких – другие, для круглых – третьи». (Г. Гор. Юноша с далекой реки.)
Все это довольно понятно после того, что я уже вам сказал. Понятно и то, как трудно было бы нам рассчитывать пути планет в небе или рост населения на земле, да и вообще рассуждать на любую общую тему, если бы мы пользовались такими же словами, как саами, нивхи или, тем более, папуасы Новой Гвинеи. Выработанное веками совершенство наших слов не только облегчает, оно только и делает возможным сложное и точное мышление, современную культуру.
Но, отмечая это, нельзя поддаваться одному соблазну. Есть на Западе особые «ученые»: по соображениям, ничего общего не имеющим с наукой, они стараются на этом своеобразии языков, которыми говорят культурно отсталые племена, построить теорию, будто те ни на что не способны. Они, мол, обречены на вечную отсталость: как тут ее преодолеешь, если сам язык мешает этому?!
Иное, мол, дело мы, люди белой расы. В наших языках нельзя отыскать даже следов такого «примитивизма». Значит, его никогда и не было. Очевидно, мы люди особые: сама природа сделала нас господами, а их – рабами; смешно с ней спорить!
Таков их символ веры.
Разумеется, это совершенная ерунда. В наших языках, как и в нашем мышлении, ученые находят очень много пережитков самого отдаленного прошлого; когда-то наши предки во всех отношениях стояли на той ступени развития, на какой мы застаем сейчас папуасов Новой Гвинеи или индейские племена Южной Америки. С другой стороны, несомненно: любой современный малоразвитый народец, попав в благоприятные условия, вырвавшись из-под колониального гнета, усовершенствует и разовьет свой язык не хуже, чем это сделали когда-то наши праотцы. Вполне возможно, конечно, что развитие это пойдет по иным путям и приведет к совсем иным результатам, чем у нас, белых, но худшим оно не будет.
Множество тысячелетий человечество росло и зрело медленно и неуклонно. Оно совершенствовалось вместе со своими языками и при их посредстве. Рост этот был неравномерным, неодинаковым во всех частях мира. Не все народы уже достигли одного уровня к нашим дням. Но все они могут его и достигнуть и превзойти, и добьются они этого при помощи тех самых языков, которыми их наделила история.
СЛОВА И СЛОВАРИ
А, право, не худо бы взяться за лексикон или хоть за критику лексиконов!
Итак, любой язык состоит из слов. Изучать язык, не изучая слов, нельзя. А чтобы заняться словами, надо прежде всего взять их на учет, установить, сколько их и какие они.
Попробуйте, не сделав этого, ответить хотя бы на такие вопросы; сколько примерно русских слов существует на свете? Возрастает или уменьшается их общее число? Чего у нас больше – исконно русских или пришлых, заимствованных, слов? Каков их «возраст» – иначе говоря, когда они появились в мире? И появились одновременно, как бы в один прием, или же постепенно?
Подобных вопросов я могу задать вам сотни. Но ответить на них вы, безусловно, не сможете. Взять хотя бы первый из них.
Когда мне случалось спрашивать, много ли слов в составе русского языка, мне, хитро улыбаясь, отвечали: «Столько, сколько звезд на небе!» Это очень неверный ответ: видимых простым глазом звезд на небе не так уж много, около трех тысяч, а слов в нашем распоряжении – несравненно больше.
Сколько же?
Казалось бы, проще простого: заглянуть в любой словарь и подсчитать… Но вот на моем столе лежат сейчас целых четыре словаря. На титульном листе русско-корейского значится: «содержит около 30 000 слов»; на русско-японском написано: «около 10 000»; в русско-испанский словарь вошло «около 40 000 слов», а в русско-китайский совершенно точно: «26 000». Речь при этом идет именно о русских словах; иноязычных там значительно больше. В чем же дело? Почему цифры так расходятся?
Цифры, оказывается, могут быть весьма различными. Чтобы понять, в чем дело, нам придется перейти от слов к словарям.
Большинству читателей знакомы, конечно, два вида лексиконов – «энциклопедические» и «двуязычные». Но надо сказать, что первые из них в глазах языковедов, собственно, не являются словарями. Не заслуживают такого названия.
Действительно, энциклопедии мало занимаются словами; их больше интересуют свойства вещей, которые этими словами именуются. Найдите в энциклопедическом словаре статью «СОБАКА». В ней содержится много ценных сведений об этом животном. Можно узнать, какие существуют его породы, откуда и когда были ввезены к нам такие собаки, как пудели, доги, сенбернары…
А вот откуда пришло к нам и как стало в строй наряду с исконно русским словом «пёс» само слово «собака», там не говорится ничего.
В энциклопедиях отсутствуют три четверти распространеннейших русских слов, таких, как «работать», «смелый», «великолепно», «отнюдь». Это неудивительно: они же не являются названиями вещей, предметов! С другой стороны, там перечислено множество географических и личных имен – Килиманджаро, Дон-Кихот, Рюрик, Порт-Артур, – которые, собственно, мы не можем считать на все сто процентов словами. Это имена, и только.
Поэтому энциклопедии называются «словарями» лишь условно; пожалуй, правильнее было бы именовать их «вещарями»; это книги о всевозможных вещах.
Словари «двуязычные» – дело другое… Описание свойств предметов – не их дело. Под словом «собака» вы не найдете в них ничего о привычках или породах этих животных. Но зато по ним вы легко установите: собака по-японски называется «и?но», по-корейски – «кэ», по-испански – «кан» или «пе?рро»; у китайцев же собака – «го?у».
Пользу таких словарей не надо доказывать: это словари-переводчики; без них нельзя было бы ни изучать чужие языки, ни читать иностранную книгу. Не нужно, думаю я, и особенно тщательного их описания; в общем они знакомы каждому. Сто?ит, пожалуй, сказать одно: словари такого рода бывают не только «двуязычными», но, реже, и «многоязычными». Известный словарь Поповых, например, изданный в России в 1902 году, дает в алфавитном порядке переводы на русский язык слов с целых семи языков – английского, французского, немецкого, итальянского, испанского, португальского и голландского. Такое сложное построение имеет и свои плюсы и свои отрицательные стороны.
Но рядом с этими двумя общеизвестными типами лексиконов (каждый из них можно подразделить еще на несколько разрядов) существует третий; он-то как раз и является в глазах лингвистов основным. Этого рода словари носят название «толковых». Они не содержат описаний предметов, стоящих за словами. Они не переводят слов данного языка ни на какой другой. Их задача – каждое слово «растолковать», пояснить, дать представление о его значении на том же языке, которому принадлежит оно само. На первый взгляд это выглядит довольно странно: что за «перевод с русского на русский»?
Чтобы вам легче было понять, для чего нужен такой перевод, я до всяких объяснений приведу образчики статей, взятые из всех типов словарей.
Есть предмет, называемый западнёй. Есть, значит, и слово «западня». Вот что говорят о них наши словари. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона пишет:
