Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания. - Фоер Джошуа (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Эд взвился с места так резко, что накладная грудь хлестнула его по подбородку.
— Я зная, что Бен Придмор будет слишком торопиться! Я знал! Он спешит — и выдыхается, вот оно как!
— А сколько раз ты выигрывал чемпионат мира? — ответил Бен с такой язвительностью в голосе, которой я у него никогда не замечал, — Не проверить ли нам этот результат один на один, а, Бен?
— А ты не догадываешься, что я проиграл, чтобы сделать тебе подарок?
Пока Эд радостно кружил по комнате, обмениваясь рукопожатием с мужчинами и обнимая женщин, Бен рухнул обратно на мешок с фасолью и разгладил плащ.
Один из подвыпивших приятелей Эда по Оксфорду, впечатленный выступлением Бена, несмотря на его проигрыш, подошел к Придмору и вручил ему стопку кредитных карт. Он сказал Бену, что тот может воспользоваться ими, если сможет запомнить их номера.
После карт вечеринка переместилась наружу, к костру на поляне, где пьяные пляски продолжались до утра. Когда я отправился спать на рассвете, Эд и Бен все еще сидели за кухонным столом, обмениваясь наиболее странными комбинациями двоичных цифр, которые только приходили им в головы.
Проспавшись и избавившись от похмелья, мы с Эдом провели послеобеденное время в тренировках за кухонным столом, Я приехал к нему с тремя конкретными проблемами, в которых мне нужно было разобраться. Основной из них было то, что я постоянно путал образы, которые придумал. Когда вы запоминаете колоду карт, вам не хватает времени, чтобы создавать такие детальные и красочные образы, какие рекомендует «Риторика для Геренния». Вы двигаетесь настолько быстро, что чаще всего вам удается урвать момент лишь для быстрого взгляда на карту. На самом деле искусство запоминания больше, чем что-либо еще, помогает осознать, какую малую часть изображения вам нужно увидеть, чтобы оно запомнилось.
Только проанализировав данные, которые собирал, я понял, почему я путал семерку бубен (Лэнс Армстронг едет на велосипеде) с семеркой пик (жокей, едет на лошади). Дважды повторяющийся глагол «ехать» в данных очень разных контекстах сбивал меня с толку.
Я спросил Эда, что мне с этим делать.
«Не пытайся увидеть весь образ, — ответил он. — Тебе этого не нужно. Просто сконцентрируйся на одном особо ярком элементе того, что ты пытаешься представить. Если это твоя девушка, убедись, что прежде всего ты видишь ее улыбку. Потренируйся, чтобы представлять белизну ее зубов, изгиб ее губ. Остальные детали сделают ее более запоминающейся, но улыбка все равно останется ключевой. Иногда голубой цвет с запахом устриц может быть единственным воспоминанием в связи с каким-нибудь образом, но, если ты хорошо знаешь свою систему, этого будет достаточно для расшифровки. Иногда, если этого добиваться, быстро промелькнувшие перед глазами карты могут породить в тебе лишь ряд эмоций — вообще без визуального контекста. Ну, или ты можешь изменить образы, чтобы они не были такими похожими — не такими прозаичными».
Я закрыл глаза и представил Лэнса Армстронга, крутящего педали и поднимающегося вверх по крутому холму. Я специально сфокусировался на том, как солнечный свет отражается голубым и зеленым в его солнечных очках. Потом я подумал о жокее и решил, что его образ будет более отчетливым, если посадить всадника на пони и надеть на него сомбреро. Это маленькое усовершенствование, вероятно, сэкономило две секунды моего времени.
«Карты тебе хорошо даются, — сказал Эд, когда я показал ему мои последние результаты. — Теперь нужны пять-шесть часов тренировки, чтобы довести действия с образами до автоматизма. Уверен, ты играючи побьешь американский рекорд по быстрому запоминанию карт. Уже рыдаю от восторга!»
Конечно, хотя именно многократный анализ и оттачивание приемов делают осмысленную тренировку осмысленной, Эд предупредил, что всегда можно слишком перемудрить, поскольку ни один образ, подвергнувшийся изменению, не исчезает бесследно в мнемонической системе и может вернуться на чемпионате. А ситуация, при которой одна карта или одна цифра ассоциируются во время соревнований с множеством образов, — это как раз то, чего интеллектуальные спортсмены хотят избежать в первую очередь.
Другой проблемой, с которой я столкнулся во время тренировок, было то, что мои образы для карт плохо держались в памяти. К тому времени, как я добирался до конца колоды или последовательности цифр, образы, возникшие в начале, превращались в бледные тени. Я рассказал об этом Эду. «Тебе нужно ближе узнать свои образы, — был его ответ. — Начиная с сегодняшнего дня найди время и помедитируй немного над своими персонажами. Спроси себя, как они выглядят, звучат и пахнут, каковы на ощупь и вкус, как ходят. Рассмотри покрой их одежды, узнай сексуальные предпочтения, выясни, есть ли у них склонность к насилию. И прочувствовав их на таком уровне, попробуй сделать так, чтобы все происходило одновременно — почувствуй всю силу их физического и социального „я“ разом, а потом представь, что они живут в твоем доме, занимаясь обыденными делами, — так, чтобы ты привык к ним, таким ярким и многозначительным, в любых ситуациях. В результате, когда эти образы возникнут в колоде карт, они будут всегда иметь такие заметные черты, которые накрепко привяжут их к окружению».
Мне требовалась помощь Эда в связи с еще одной проблемой. Следуя рекомендациям Петра из Равенны и «Риторики для Геренния», я включил в свою коллекцию ЧДП-образов несколько непристойностей, которые до сих пор под запретом в южных штатах. И поскольку запоминание колоды карт по методу ЧДП требует перекомпоновки предварительно запомненных образов для создания новых, иногда приходится представлять членов своей семьи в сценах настолько сексуальных, что я боялся, как бы усовершенствование моей памяти не обернулось мучением для подсознания. Те непотребные действия, которые пришлось совершить моей бабушке, чтобы помочь мне запомнить восьмерку червей, невозможно описать словами (и даже то, что их можно вообразить, явилось для меня неожиданностью).
Я описал свои трудности Эду. Это было ему знакомо. «Мне пришлось исключить маму из моей колоды, — сказал он. — Что и тебе советую».
Эд был строгим тренером, ругающим меня за «вялость». Если проходило несколько дней, а я не присылал ему своих новых данных или признавался, что я не тренировался положенные полчаса в день, я получал от него по электронной почте едкий выговор.
«Ты должен поднапрячься и больше тренироваться, потому что на соревнованиях твои показатели неизбежно снизятся, — предупреждал он. — Ты мог бы стать отличным интеллектуальным спортсменом и хорошо выступить, но тебе нужно привыкнуть к мысли, что на чемпионате твои результаты окажутся хуже, чем на тренировке».
В свою защиту скажу, что «вялость» — не то слово, которое следовало бы употребить в моем случае. Теперь, когда «точка окей» осталась позади, мои результаты улучшались с каждым днем. Листы со случайными числами, которые я запомнил, стопочкой лежали в ящике моего стола. Загнутые уголки страниц, отмечавшие выученные стихи, множились в моем томе «Сборника современной поэзии» под редакцией Нортона. Я начал даже подозревать, что если темпы моего прогресса сохранятся, то у меня есть шанс хорошо выступить на чемпионате.
Эд прислал мне высказывание знаменитого мастера восточных единоборств Брюса Ли, которое, по его мнению, должно было меня вдохновить: «В мире нет границ. Есть мертвые точки, но вам нельзя там оставаться, вам нужно идти дальше. Если вы умрете, вы просто умрете». Я скопировал ее на «напоминалку» и прилепил на стену. Потом отклеил и запомнил.
Глава 9
Талантливая десятка
Вскорости после возвращения из Англии я обнаружил себя сидящим на складном стуле на пороге родительского дома в 6:45 утра в одних трусах, наушниках и защитных очках для запоминания и с распечатками восьми сотен случайно выбранных знаков в руке, воображающим одетого в кружевное белье садового гнома (52 632), подвешенного над кухонным столом моей бабушки. Я неожиданно осмотрелся, спросив самого себя — впервые, как ни удивительно: что же, в конце концов, я с собой делаю?
