Вверх по линии - Сильверберг Роберт (версия книг txt) 📗
Семейка из Огайо исполняла раз за разом «Звездами усыпанное знамя», а старичок сицилиец и его подруга распевали арии из опер Верди и Пуччини.
Защитники Византии то и дело останавливали свои оборонительные работы, чтобы поприветствовать нас взмахами рук. Мы сами в ответ помахивали им руками и осенили их крестным знамением.
– А нас могут здесь убить? – поинтересовался зять.
– Совершенно исключено. Во всяком случае, не навсегда. Если даже кто-то из нас падет жертвой случайной стрелы, то я вызову патруль времени, и всех нас вытащат отсюда за пять минут до этого прискорбного события.
Такой ответ немало ошарашил зятя.
Византийцы сражались, не щадя сил, чтобы отогнать турок. Они поливали их греческим огнем и кипящей смолой, срезали начисто каждую голову, поднявшуюся над краем стены, латали бреши, которые проделывали в стенах осадные машины. Тем не менее, было совершенно ясно, что городу не продержаться до наступления темноты. Уже начало смеркаться.
– Смотрите внимательно, – сказал я.
В нескольких местах в цепях осаждавших вспыхнули яркие языки пламени.
Турки жгли свои собственные осадные машины и волокли некоторые из них назад.
– Почему? – задали мне вопрос. – Ведь достаточно было еще одного часа, чтобы полностью овладеть городом.
– Византийские историки впоследствии напишут, что случилось чудо. В темно-лиловой мантии явилась Дева Мария, вся лучезарная и ослепительная, и двигалась вдоль стен. Турки в ужасе бежали от стен Константинополя.
– Что такое? – возмутился зять. – Не видел я никакого чуда! И никакой Девы Марии!
– Может быть, – в растерянности предложила его жена, – нам стоило бы вернуться на полчаса назад и посмотреть еще раз?
Я объяснил, что в действительности никакой Девы Марии на зубчатой стене никто не видел. А на самом деле к султану Мураду прибыли гонцы с известием о восстании против него в Малой Азии, и, опасаясь того, что он может быть отрезан или даже осажден в Константинополе, если ему удастся его взять, султан тотчас же прекратил проведение операций по захвату города, чтобы сначала разгромить повстанцев на востоке.
Мои земляки из Огайо были явно разочарованы. Мне показалось, что им в самом деле вдруг захотелось увидеть Деву Марию.
– А ведь мы видели ее на этом маршруте в прошлом году, – пробормотал недовольным тоном зять.
– То было совсем другое дело, – сказала его жена. – То была совершенно реальная Дева Мария, а не чудо.
Я снова произвел регулировку таймеров, и мы шунтировались вниз по линии. 1453 год, 5 апреля, раннее утро. Рассвет мы встречали за крепостными стенами Византии.
– Город теперь полностью окружен со всех сторон, – сказал я. – Султан Мехмед Завоеватель возвел крепость Румели Хизари вдоль всего европейского берега Босфора. Турки приближаются. Смотрите, слушайте.
Взошло солнце. Мы выглянули из-за стены. Оглушительные крики все нарастали.
– По ту сторону Золотого Рога палатки турков – их там двести тысяч. В Босфор введено четыреста девяносто три турецких корабля. Защитников Византии – восемь тысяч, у них всего пятнадцать кораблей. Из христианской Европы не пришла помощь христианской Византии, за исключением семисот генуэзских солдат под командованием Джованни Джустиниани. – Я чуть ли не по буквам произнес имя последнего защитника Византии, в котором чувствовались звучные отголоски прошлого, вызывающие определенные ассоциации: «Джустиниани – Юстиниан». Однако никто не обратил на это внимания. – Византия брошена на растерзание волкам, – продолжал я. – Слышите рев турков?
Поперек Золотого Рога был натянут знаменитый византийский цепной барьер и закреплен на каждом из его берегов – огромные закругленные бревна, соединенные стальными крючьями, предназначенные для того, чтобы загородить гавань от захватчиков. Этот барьер не смог послужить препятствием для штурма в 1204 году. Теперь он был намного мощнее.
Мы перепрыгнули в 9 апреля и увидели, как турки все ближе подкрадываются к стенам. Затем мы передвинулись еще чуть дальше вниз по линии, в 12 апреля, и могли наблюдать, как в бой вступило огромное турецкое орудие, поистине царь-пушка. Ее построил для турков перебежчик-христианин из Венгрии по имени Урбан. К городу ее тащили сто пар быков; ее ствол был почти метр в поперечнике и метал гранитные глыбы весом в семьсот килограммов. Мы увидели пламя, изрыгнувшееся из жерла орудия, клуб дыма, а затем из него показался медленно двигавшийся чудовищной, величины каменный шар, который вскоре с потрясшей все вокруг силой ударился о стену, взбив высокий столб пыли. Удар этот эхом отозвался по всему городу. Нам заложило уши.
– Из царь-пушки можно было стрелять всего лишь семь раз в день, сказал я.
– Очень много времени отнимало ее заряжение.
Мы шунтировались еще на неделю вперед. Захватчики со всех сторон облепили гигантскую пушку, подготавливая ее к стрельбе. Затем кто-то поднес горящий факел к запальнику. Ствол пушки не выдержал и, объятый пламенем, оглушительно взорвался. Огромные осколки его далеко разлетелись во все стороны, выкашивая целые шеренги турков. Повсюду лежали груды мертвых тел. Византийцы встретили эту неудачу осаждавших дружным радостным криком.
– Среди погибших, – заметил я, – есть и Урбан Венгр. Однако вскоре турки соорудят новое орудие.
В этот вечер турки бросились штурмовать стены, и мы, распевая «Америка прекрасная» и арии из «Отелло», наблюдали за тем, как храбрые солдаты Джованни Джустиниани сдерживали их натиск. Над головами у нас свистели стрелы; несколько византийцев вели огонь из грубых, еще очень не точных ружей.
Я с таким блеском подал эти последние сцены осады Константинополя, что сам рыдал от восхищения собственной виртуозностью. Я показал своим подопечным морские сражения, рукопашные схватки на стенах, траурные молебны в Айя-Софии. Я раскрыл перед ними военную хитрость турков, которые перетащили свои корабли по суше из Босфора в Золотой Рог при помощи деревянных настилов, смазанных салом, ибо никаким другим путем они не могли проникнуть в гавань, вход в которую был прегражден знаменитыми цепями; не стал скрывать от них тот ужас, который охватил византийцев, когда рассвет 23 апреля открыл их взору семьдесят два турецких корабля, ставших на якоре внутри гавани, а затем еще показал, сколь доблестно сражались с этими кораблями генуэзцы.
Все в том же быстром темпе, не давая своим туристам передышки, я перебрасывал их в следующие дни осады. Мы видели, как редели ряды защитников. На наших глазах росла стойкость защищавшихся и падала решимость нападавших.
Ночью 28 мая мы прошли внутрь Айя-Софии, чтобы посетить последнее христианское богослужение, совершавшееся в этом соборе. Казалось, весь город собрался под его гигантскими сводами: император Константин Одиннадцатый и его двор, нищие и грабители, купцы и сводники, католики из Генуи и Венеции, солдаты и матросы, аристократы и священнослужители, а также немалое количество переодетых посетителей из будущего, которых, по всей вероятности, было даже больше, чем собравшихся здесь византийцев. Мы вслушивались в колокольный перезвон и грустное «С нами Господь» и падали на колени, оплакивая вместе со многими, даже очень многими путешественниками во времени печальную участь Византии; когда служба закончилась, стали одна за другой гаснуть свечи, и наступивший мрак окутал мозаики и фрески собора.
А затем наступило 29 мая, и нашим взорам представился последний акт этой, ставшей для нас такой близкой, трагедии.
В два часа ночи турки яростно атаковали ворота святого Романа.
Джустиниани был ранен; сражение было поистине ужасным, мне приходилось держать своих людей как можно дальше от него. Ритмично скандируемое «Аллах! Аллах!» нарастало до тех пор, пока не наполнило всю вселенную, после чего возникла паника в рядах защищавшихся, и они бежали с поля боя, а турки ворвались в город.
– Все кончено, – сказал я. – Император Константин погиб в сражении.
Тысячи жителей бегут из города; тысячи пытаются найти убежище за забаррикадированными дверьми Айя-Софии. Вот теперь и смотрите на разграбление города и резню его жителей!
