Машины создания - Дрекслер Эрик (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Однако черви, обученные ползать по лабиринту (даже голуби Скиннера, обученные клевать, когда загорается зеленый свет) не выявляют никакого признака рефлексивной мысли, которую мы ассоциируем с понятием разум. Организмы, приспосабливающиеся только через простой закон последствий, учатся только методом проб и ошибок, варьируя и выбирая действительное поведение – они не думают вперёд и не принимают решений. Однако естественный отбор часто поощрял организмы, которые могли думать, а мышление не содержит волшебства. Как отмечает Даниель Деннетт из Туфтского университета, гены в результате эволюции могут обеспечивать мозг животных внутренними моделями того, как устроен мир (нечто подобное моделям в автоматизированных системах проектирования). Эти животные могут «воображать» различные действия и последствия, избегая действий, которые «выглядят» опасными и выполняя действия, которые «выглядят» безопасными и выгодными. Испытывая идеи относительно этих внутренних моделей, они могут избегать усилий и риска проверки различных действий во внешнем мире.
Деннетт далее указывает, что закон последствий может изменять сами модели. Также как гены могут обеспечивать эволюционирующее поведение, также они могут предусматривать эволюционирующие умственные модели. Гибкие организмы могут изменить свои модели и уделять больше внимания версиям, которые показали, что они служат лучшим руководством к действию. Все мы знаем, что значит пробовать разные вещи, и выяснять, какие из них работают. Модели не обязательно должны быть инстинктивными; они могут развиваться в течение одной жизни.
Бессловесные животные, однако, редко передают своё новое понимание. Оно исчезает с мозгом, который вначале их произвел, потому что накопленные умственные модели не отпечатываются в гены. Однако даже безмолвные животные могут подражать друг другу, порождая мимы и культуры. Самка обезьяны в Японии изобрела способ использовать воду для отделения зёрен от песка; другие быстро научились делать то же самое. В человеческих культурах, с их языком и картинками, ценные новые модели того, как работает мир, могут переживать своих создателей и распространяться по всему миру.
Ещё на более высоком уровне, разум (а «разум» теперь уже подходящее слово) может содержать эволюционирующие стандарты для оценки, являются ли части модели – идеи, входящие в мировоззрение, достаточно надежными, чтобы направлять действие. Разум таким образом выбирает собственное содержание, включая правила отбора. Правила суждений, которые отфильтровывают содержание науки, развились именно таким образом.
Как эволюционируют поведение, модели, и стандарты для знания, также могут эволюционировать и цели. То, что приносит хорошее, как оно оценивается по каким-то более базовым стандартам, в конечном счете начинает казаться хорошим; тогда оно становится целью само по себе. Честность окупается, и поэтому становится ценным принципом поведения. По мере того как мысли и умственные модели направляют действие и дальнейшие мысли, мы приобретаем как цели сами по себе чёткость мышления и точность умственных моделей. Растёт любопытство и с ним любовь к знаниям сама по себе. Эволюция целей таким образом продвигает и науку, и этику. Как писал Чарльз Дарвин: "наивысшая возможная стадия в моральной культуре – это когда мы поймём, что мы должны контролировать свои мысли." Мы также достигаем этого путём вариации и селекции, сосредотачиваясь на ценных мыслях и позволяя остальным уходить из поля внимания.
Марвин Мински, лаборатория искусственного интеллекта Массачусетского технологического института, рассматривает разум как своего рода общество, развивающуюся систему сообщающихся, сотрудничающих и конкурирующих агентов, каждый из которых состоит из ещё более простых агентов. Он описывает размышление и действие в терминах деятельности этих агентов. Некоторые из них могут делать не многим более чем управлять рукой, чтобы схватить чашку; другие (намного более сложные) управляют речевой системой тогда, когда она подбирает слова в очень неприятной ситуации. Мы не осознаём управление нашими пальцами, когда они охватывают чашку именно так, а не иначе. Мы поручаем такие задания компетентным агентам и редко замечаем их, если они не ошибаются. Мы все чувствуем конфликтующие побуждения и делаем обмолвки; это – симптомы разногласия между различными агентами разума. Наше сознание этого – часть саморегулирующий процесс, посредством которого наши самые главные агенты управляют всеми остальными.
Мимы могут рассматриваться как агенты разума, которые сформированы научением и подражанием. Чтобы почувствовать что две идеи противоречат, вы должны внедрить обе в качестве агентов в ваш разум – хотя одна может быть старой, сильной и поддерживаться союзниками, а другая – новая идея-агент, которая может не выжить уже после первой своей битвы. Благодаря нашей сверхъестественной способности себя осознавать мы часто пытаемся понять, откуда появилась та или иная идея в нашей голове. Некоторые люди воображают, что эти мысли и ощущения приходят прямо из агентов, находящихся вне их умов; они склоняются к вере, что мысли могут плавать вне человеческого разума и временами в него входить.
В Древнем Риме люди верили в «гениев», в добрых и злых духов, посещающих человека от рождения до смерти, принося удачу и невезение. Они приписывали выдающийся успех специальному «гению». И даже теперь, люди, которые не в состоянии понять, как естественный процесс порождает новизну, считают «гений» формой волшебства. Но на самом деле эволюционирующие гены сделали разум, который расширяет своё знание, варьируя структуры идей и производя их селекцию. С быстрой вариацией и эффективной селекцией, ведомый знанием, полученным от других, почему такой ум не должен проявить то, что мы называем гением? Рассмотрение интеллекта как естественного процесса делает машины менее удивительными. Это также даёт представление, как они могли бы работать.
Одно из словарных определений «машины» – л" юбая система или устройство, такое как электронно-вычислительная машина, которая исполняет или помогает в выполнении человеческой задачи. "Но только вопрос – как много человеческих задач будут способны выполнять машины? вычисление было однажды интеллектуальной задачей, на которую машины были не способны – оно было только в компетенции умных и образованных. Сегодня никто не думает называть карманный калькулятор искусственным интеллектом; вычисление сейчас выглядит «просто» механической процедурой.
Однако, идея о создании обычных компьютеров когда-то была шокирующей. К середине 19 века тем не менее Чарльз Баббаг построил механические калькуляторы и часть программируемого механического компьютера; однако, он столкнулся с финансовыми трудностями и сложностями, связанными со строительством машины. Некий доктор Юнг тоже совсем не помог: он утверждал, что было бы дешевле инвестировать деньги и использовать процент, чтобы оплатить людей-калькуляторов. Также не помог и британский королевский астроном, сэр Джорж Эари – запись в его дневнике гласит, что "15 сентября мистер Гулберн… спросил моё мнение по поводу полезности вычислительной машины Баббага… Я ответил, хорошо вникнув в суть вопроса, что моё мнение – она бесполезна."
Машина Баббага была впереди своего времени – это значит, что строя её, её создатели были должны продвинуть искусство создания точных частей. И в действительности она не очень превзошла бы скорость тренированного человека-вычислителя – но она была бы более надёжна и легче поддавалась бы улучшениям.
История компьютеров и искусственного интеллекта (известного как ИИ) походит на историю полета в воздухе и полётов в космос. До недавнего времени люди отклоняли обе идеи как невозможные – обычно это значит, что они не могли понять, как их воплотить, или были бы расстроены, если могли ли бы. И пока что ИИ не имеет простой окончательной демонстрации, ничего подобного работающему аэроплану или приземлению на Луну. Он прошёл длинный путь, но люди продолжают изменять свои определения интеллекта.
