Отсутствующие всегда виновны - Андреев Андрей Юрьевич (книги серии онлайн .TXT) 📗
Отсюда и то внимание на следствии к собственно общественной позиции декабристов, их мыслям, которые и стали в результате фактом обвинения. Особенно важную роль сыграли письма декабристов, однако, как известно, именно "битву за бумаги" следователи и проиграли (к немалому сожалению последующих историков!). Заметим, что так упорно разыскиваемые властями бумаги не обязательно должны были содержать подробности деятельности тайных обществ, но давали в целом характеристику умонастроений и внутреннего мира поколения декабристов, а это уже выглядело преступным на процессе. Даже далекий от знания конкретной деятельности декабристов Пушкин в Михайловском сжигает свои записки, которые, конечно, не содержали ничего определенного о тайных обществах, однако, как ему представлялось, могли бы "замешать имена многих и, может быть, умножить число жертв". Готовность уничтожать личные бумаги была некоторым образом выстрадана дворянским обществом...
Как оказывается, именно письма сыграли роковую роль в следственном деле четырех бывших офицеров Семеновского полка: И. Ф. Вадковского, Н. И. Кашкарова, Д. П. Ермолаева и И. Д. Щербатова, которое началось осенью 1821 года, спустя почти год после восстания. Бросается в глаза сходство между развитием этого дела и следствия над декабристами. Это был первый процесс александровского времени, стремившийся в судебном порядке доказать существование тайных обществ и заговора против императора в среде гвардейских офицеров. Хотя на самом деле никто из подсудимых не входил в декабристские организации, все они были непосредственно связаны с этим кругом многими семейными и дружескими связями. Особенное внимание привлекает здесь фигура князя Ивана Дмитриевича Щербатова, внука известного историка. Обучаясь в Московском университете, он воспитывался вместе и сохранил затем на всю жизнь близкую дружбу с замечательными молодыми людьми своего времени: братьями Чаадаевыми, Якушкиным, Грибоедовым, Сергеем Муравьевым-Апостолом. Щербатов был последним отпрыском одной из аристократических фамилий, населявших "грибоедовскую" Москву, и его трагическая судьба принесла всем семейным надеждам крушение бесследное и безрадостное. Ни он, ни его товарищ по несчастью Дмитрий Петрович Ермолаев, в отличие от двух других офицеров, даже не присутствовали при возмущении Семеновского полка (Ермолаев в этот момент уже находился в отставке, а Щербатов, получив отпуск, жил у родителей в Москве), однако судебное решение следовало французской поговорке, столь часто с грустным предчувствием повторяемой князем в минуты тревоги: "Отсутствующие всегда виновны". Так что же все-таки случилось в Семеновском полку осенью 1820 года? А случилось вот что. Вечером 16 октября первая ("государева") гренадерская рота Семеновского полка выразила протест против невыносимых условий службы, созданных в полку его командиром Ф. Е. Шварцем. На следующий день рота была заключена в Петропавловскую крепость. Известие об этом подняло на ноги весь полк. В ночь с 17 на 18 октября, не подчиняясь командам ни собственных офицеров, ни последовательно выезжавших туда великого князя Михаила Павловича, генералов Бенкендорфа и Васильчикова, продемонстрировавших свое неумение обращаться с солдатами, ни даже умевшего это делать М. А. Милорадовича, полк угрожал стать совершенно неуправляемым. Солдаты хотели расправиться со Шварцем и освободить "государеву роту", но согласились в конце концов добровольно присоединиться к ней в крепости, говоря, что "телу без головы нельзя". Император Александр I, находившийся в это время на конгрессе в Троппау, 5 ноября отдал приказ о расформировании полка. Следствие над солдатами-зачинщиками бунта и самим полковником Шварцем продолжалось более полугода. В завершившем его императорском указе от 29 августа 1821 года, помимо вынесения приговора по этим двум делам, отмечалось, что офицеры Кашкаров и Вадковский (которые выступали посредниками в начале переговоров между солдатами и командованием), как имевшие возможность прекратить возмущение в зародыше, но не сделавшие этого, за свои действия предаются военному суду в специально созданной комиссии. 30 октября в эту комиссию также поступило дело отставного полковника Семеновского полка Д. П. Ермолаева. При обыске у него были найдены подозрительные письма от нижних чинов того же полка и от офицера, князя И. Д. Щербатова, также вскоре арестованного. Следственное дело Ермолаева и Щербатова ("О подозрительных письмах", как оно первоначально именовалось) представляет собой самостоятельный комплекс документов. И в этом своем исследовании мы впервые обращаемся к подлиннику военно-судного дела и анализируем не только новые сведения, там содержащиеся, но и ход дела в целом, столь ярко запечатлевший неразрешимый общественный конфликт 20-х годов, обстановку, в которой "отсутствующие всегда виновны", дружеские чувства вызывают подозрения, а одна фраза может разбить всю дальнейшую жизнь человека.
"Я его приписываю тайным обществам..."
Непосредственным источником атмосферы подозрительности и недоверия являлось настроение императора Александра. Уже при первых известиях о случившемся он говорит прибывшему с донесением из Петербурга П. Я. Чаадаеву, что подозревает заговор. В те же дни Александр пишет Аракчееву: "Никто на свете меня не убедит, чтобы сие выступление было вымышлено солдатами или происходило единственно, как показывают, от жестокого обращения с оными полковника Шварца... По моему убеждению, тут кроются другие причины... я его приписываю тайным обществам". Таким образом, в сознании императора, задолго до возникновения военно-судного дела над офицерами-семеновцами, уже возникла вполне определенная его трактовка. Ближайшее окружение императора по-иному отнеслось к причинам восстания. Но тем не менее в Петербурге уже знали многое, что, казалось, оправдывало опасения государя. Незадолго до событий в полку к И. Л. Васильчикову, командующему гвардейским корпусом, обратился библиотекарь штаба М. К. Грибовский, сообщивший о существовании Союза Благоденствия, разветвленного тайного общества, большая часть членов которого служила в гвардии. Васильчиков, слывший либералом, имевший в своем ближайшем окружении членов тайного общества, не мог начать расследования, не ставя себя самого под удар, и поэтому решил дожидаться возвращения императора. Через неделю после возмущения семеновцев случилось происшествие, совершенно перевернувшее мнение генералов о его причинах. Была обнаружена революционная прокламация от имени семеновских солдат к Преображенскому полку, написанная с ярких антимонархических и даже антидворянских позиций. Тайна авторства этой прокламации не разгадана до сих пор. Прочитав ее, Волконский пишет Закревскому: "Признаюсь, не мог вообразить столь ужасной мерзости, что и доказывает, что такого же рода верно было что-нибудь употреблено и для Семеновского полка". Реакция самого Александра на появление прокламации была более чем определенной: он считал, что "если дело будет поведено толково", можно будет найти источник истории в Семеновском полку. Итак, следствие активнейшим образом было направлено на поиск заговорщиков. В первый месяц расследования поведения Кашкарова и Вадковского доказать наличие злого умысла и заговора не удавалось. На допросах полковник Вадковский держался с большим достоинством, не останавливаясь и перед прямыми опровержениями направленных против него показаний генерала Васильчикова; Кашкаров же действительно давал несколько путаные показания, однако и они нимало не клонились к раскрытию заговора. И тут вмешался случай: арест отставного офицера-семеновца полковника Ермолаева с "подозрительными письмами". Уже по доносу Грибовского власти знали, что среди членов тайного общества "переписка производилась темным слогом,чрез нарочно посылаемых", и вот теперь в их руках были письма, содержащие, по их представлению, множество темных выражений, передаваемые с нарочными, где к тому же высказывалось сочувствие возмущению солдат против Шварца. Казалось, это были верные доказательства существования заговора офицеров в Семеновском полку. Руководить следствием в качестве презуса комиссии был назначен Молодой, энергичный и честолюбивый генерал-адъютант А. Ф. Орлов (в будущем - шеф жандармов и начальник III отделения), за успешное проведение дела ему было обещано служебное повышение.
