Дом на орбите - Клушанцев Павел Владимирович (первая книга txt) 📗
Ощущается напряжённый ритм большого и очень сложного организма.
Коридор идёт по окружности колеса станции. Это производит странное впечатление. Смотришь, он вдали поднимается в горку. Не верится, что там по нему можно пройти. А когда идёшь, он точно ложится под тобой, выравнивается, и никакого подъёма в гору не чувствуешь. И уж совсем смешно, когда на том конце коридора станет человек. Он стоит косо. Кажется наклонённым к тебе. И совершенно непонятно, как он там держится. Почему не падает. Как будто он там приклеен к полу подошвами. Мы смеёмся над ним. А он над нами.
А ведь если бы мы сейчас могли увидеть людей, находящихся на противоположной стороне колеса, то ахнули бы. Ведь они там ходят по потолку. «Висят» головами к нам! И считают, что мы на потолке.
Но это поражает только в первые минуты. Потом привыкаешь.
За каютами — маленький спортзал. Снаряды выдвигаются из стенных шкафов, чтобы не занимать место, когда они не нужны. Висят наборы эспандеров. Вдоль стенки идёт беговая дорожка.
Рядом душевая. Дальше — царство медиков. Есть даже крохотная больница на три койки. Вдруг кто-нибудь серьёзно заболеет. Пока за ним прибудет транспортный корабль, может пройти несколько дней. Здесь можно делать и несложные операции — есть операционная.
Дальше по коридору — «конференц-зал». Напоминает салон пассажирского самолёта. Под ним, в «подвале», библиотека с отдельной кабинкой, на которой гордая надпись: «Читальный зал». Всё рассчитано на долгое пребывание космонавтов. Они работают здесь по три месяца. Даже по полгода. Потом их сменяют.
Научные помещения — в неподвижной оси колеса. По трубе поднимаемся в эту центральную часть станции. Собственно, поднимаемся только на первых метрах. Потом незаметно наступает невесомость, и к концу трубы мы уже плывём, цепляясь руками за поручни.
«Ось», оказывается, огромная. Здесь очень много помещений. Плывём по коридору. Есть пол, но он сделан просто для ориентировки. По нему не ходят. Над ним плывут.
На двери табличка: «Служба связи». Вплываем. Внутри тесной комнаты все стены заставлены телевизорами, шкафами с усилителями, пультами. Пристёгнутые ремнями к своим креслам, работают операторы. Они так заняты, что не обращают на нас внимания. Что-то быстро переключают, настраивают, приглушённо и торопливо говорят в закреплённые на груди микрофоны. Им отвечают далёкие, искажённые помехами голоса Земли. Слышны языки всего мира. Тут и русский, и английский, и испанский, и немецкий, и арабский…
На телевизионных экранах идут самые различные передачи. На одном — смешная мультипликация. На другом — выступает какой-то лектор. На третьем — свирепый гангстер удирает на автомобиле, отстреливается. На четвёртом — прикрыв глаза, в упоении играет скрипач. На пятом — красивая девушка уговаривает пользоваться только этой зубной пастой. Из репродукторов доносится чей-то истошный крик, чей-то хохот, чей-то плач. Слышны обрывки пения. Врывается взволнованный голос хоккейного комментатора.
Что за ужас! Можно сойти с ума!
Да! Такая работа. Станция принимает передачи Европы и передаёт их в Америку. Принимает из Америки — передаёт в Африку. Принимает из СССР — передаёт в Антарктиду. Телепередачи, радиопередачи, наконец, просто дальние телефонные разговоры.
Работа здесь идёт круглосуточно, в три смены. В поле зрения связистов весь мир. Они всё видят, всё слышат, всё знают, но, наверное, страшно устают.
Идём по коридору дальше. Станция мчится по своей орбите. В иллюминатор видна ласковая бирюза Атлантического океана. Облаков мало. Под нами медленно проплывает Гибралтарский пролив. Справа по ходу, за пыльно-зелёными холмами Алжира, вдали — рыже-песчаная Сахара. Слева — пестрота серых морщинистых гор, клочков сочной зелени, лесов, грязно-зелёных степей с песчаными плешинами. Испания. За ней уже виднеется Средиземное море.
Подходим к следующей двери. Читаем: «Служба охраны природы». Тут сидят суровые, строгие инспекторы. Им надо следить за порядком на всей Земле. Чтобы нигде, никто, никогда не портил нашу планету. И всех нарушителей призывать к порядку.
Целая батарея мощных перископов пронизывает стену. Они торчат из корпуса станции наружу. Их можно поворачивать как угодно, нацеливая на любые участки земной поверхности, где замечено что-либо подозрительное. На перископах сбоку фотоаппараты. В любой момент достаточно нажать кнопку — и снимок сделан.
Жужжат какие-то моторы. По-видимому, идёт автоматическая киносъёмка. На экране одного из телевизоров, стоящих у стены, видно изображение — извилистая береговая линия, серые пятна населённых пунктов, затянутые пеленой дыма. Шлейф дыма тянется и над морем. Недалеко от берега в море тянется тонкая, чуть извилистая, тёмная полоска. Быстрая запись в журнал. Микрофон включён. Наблюдатель торопится.
— Алло! Двадцать пятая! Говорит орбитальная, Петров! Нефть около Марселя! Острие полосы — семьдесят километров к югу от порта. Судно идёт курсом сто семьдесят!..
Второй наблюдатель ждал, когда освободится линия связи. Включает свой микрофон.
— Алло! Химическая! В дымах над Барселоной обнаружен мышьяк. Ветром несёт на северо-восток. Три двадцать пять по московскому!..
Не будем мешать. Переплывём в следующую кабину. «Метеослужба». Наружу из корпуса станции выступает большой полушаровой застеклённый фонарь. Из него можно заглянуть и вперёд, и назад, и вниз. В фонаре, как штурманы в самолёте, на вращающихся креслах — две девушки. Они прильнули к окулярам своих визиров. Вертят рукоятки. Измеряют своими приборами температуру воздуха у поверхности Земли, температуру воды, почвы. Ловят наиболее интересные облачные образования. Засекают координаты. На стене кабины в большой раме — экран. На нём медленно плывёт карта Европы. В центре — яркая точка. Это станция. Карта медленно плывёт под этой точкой.
Девушки нажимают кнопки. Щёлкают фотоаппараты. Через минуту из аппаратов выскакивают готовые, сухие отпечатки. Третья девушка изучает их. Что-то пишет. Потом включает свой микрофон. Мы ловим её реплику:
— Алло! Краснодар! Пылевая буря стала уклоняться к югу! Через два часа пройдёт центром через Майкоп на Туапсе!..
Дальше плывём по коридору. «Геолого-географический сектор». Здесь полная тишина. Всего один человек. Очень серьёзный учёный. Он сидит, привязанный в кресле, и внимательно рассматривает цветные фотографии. Сравнивает их с другими, в альбоме. Что-то отмечает в тетради. Потом, сверившись с часами и расписанием, настраивает прибор, стоящий на наружной стене кабины. Приготовился включить. Следит за секундной стрелкой своих часов. Нас он даже не заметил. Мы тихо уплываем.
Открываем следующую дверь. «Служба сельского и лесного хозяйства». Здесь шумно и очень людно. Три человека, не отрываясь, смотрят в окуляры перископов. Один у цветного телевизора, на экране которого участок лесного массива с очагом пожара. Наблюдатель, вращая рукоятки, ведёт по экрану сетку, что-то отсчитывает. Кричит в микрофон:
— Координаты пожара пятьдесят три северной широты, восемьдесят шесть восточной долготы. Три сорок по московскому.
А те, что за перископами, о чём-то спорят. Вслушиваемся. Оказывается, разные приборы показали в районе Караганды не совсем одинаковые влажность и температуру почвы. Надо давать рекомендации к посеву. Решают проверить ещё на одном витке.
Через открытую дверь проплываем в следующий отсек. Это царство астрономов. Снаружи у них стоят телескопы с телевизионными камерами, фотоаппаратами, спектрографами и другими сложными и умными приборами. Управление идёт отсюда. Наведение и контроль ведёт электронно-вычислительная машина. Она стоит у стенки и весело подмигивает красными и зелёными лампочками.
