Гигантский морской змей - Непомнящий Николай Николаевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
Хотя преимущество было, без сомнения, на стороне Хоума, исход поединка, в который вступили два противника, представлялся весьма неопределенным. С одной стороны — именитый лондонский хирург, весьма сведущий в анатомии акул, чье определение имело все шансы оказаться точным, но который пожелал разделаться со спорным вопросом столь решительно и для вящего триумфа своих доводов несправедливо придрался к свидетельствам. С другой стороны — отважный врач из шотландской деревни, определенно невежда в зоологии, но доверившийся добросовестным и честным очевидцам и упрямо намеренный доказать слабость и противоречивость блестящих выводов своего столичного собрата. Так за кем должна была остаться победа? В действительности ни один из них не одержал блистательного триумфа.
Большинство шотландцев и симпатизирующих им англичан остались верны тезисам, утвержденным кланом Вернеровского общества. Еще в 1822 можно было прочесть горделивые слова доктора Гибберта в его «Описании Шетлендских островов»:
«Существование морского змея, чудовища длиной 16 метров 75 сантиметров, было неоспоримо доказано на примере животного, выброшенного на побережье одного из Оркадских островов, чьи позвонки можно увидеть в Музее Эдинбурга».
Шотландские натуралисты, не доходя до защиты проигранного процесса, все же не упускали возможности при каждой эксгумации знаменитого дела поставить под сомнение законность определения Эверарда Хоума. Их самолюбие было серьезно задето одним его тоном, этакой смесью снисходительности и презрения, и бойцовский пыл шотландцев не собирался затухать. Можно сказать, что та горячность, с которой они ныне утверждают реальность своего прославленного лох-несского чудовища, есть не что иное, как отражение и затянувшееся продолжение старой распри по поводу зверя из Стронсе.
ХИМЕРА, ПЛЕЗИОЗАВР, ЛАМИЯ ИЛИ…
Полемика относительно идентификации останков вскоре перешла границы Соединенного Королевства. Схватка продолжалась с большим пылом оттого, что заинтересованные натуралисты частенько не совсем точно представляли себе все данные по столь волновавшей их проблеме.
Во всяком случае, суждение, вынесенное в 1811 году профессором Лоренцом Океном, более склонным пофилософствовать над абстракциями, нежели выводить что-либо из конкретных фактов, совсем не послужило наведению порядка. С обычной лихостью заявив, что оркадская тварь, бесспорно, является хрящевой рыбой, двойные органы размножения которой приняли за третью пару лап, этот выдающийся немецкий натурфилософ постарался весьма путаными доводами внушить всем мысль, что он раскрыл некий секрет: это не акула! После чего заключил: «Должно быть, это химера». Нет, не создание, порожденное воображением, а одна из глубинных рыб, весьма причудливого вида, вылавливать которых доводилось редко и которым наука присвоила имя чудовищных химер.
Доводы, выдвигаемые Океном, были малоубедительными и даже неприемлемыми. Конечно, чудовищная химера, отдаленная родственница акул, обладала, как и неясное животное, изображенное мистером Петри, спинным гребнем, идущим от вздутия на конце головы и до самого кончика острого хвоста. Но явной неправдой было утверждение Окена, что «уже вылавливались экземпляры химер длиной 10 метров». Самые крупные из известных нам едва достигали 1 метра ! Чудовищная химера 16 метров 75 сантиметров — потому что именно такими были размеры останков из Стронсе — это предположение без колебаний можно счесть воистину химеричным.
Доверившись, в свою очередь, описаниям доктора Гамильтона, шотландского натуралиста (весьма, кстати, предвзятого), профессор Генрих Ратке из Кенигсберга в 1841 году взял себе в голову, что зверь из Стронсё похож на плезиозавра — огромного мезозойского морского ящера, открытого немногим ранее, и что, следовательно, подозрительный зверь относится к рептилиям.
Эта гипотеза, обязанная своим появлением одним и тем же чертам в описании морского змея, впоследствии выдвигалась довольно часто. Можно сказать, что она не была неожиданностью. Вскоре после того, как профессор Ратке обнародовал ее в «Архив фюр натургешихте» за 1841 год, издатель этого самого журнала, профессор В. Ф. Эрихсон, счел своим долгом подчеркнуть всю ее несуразность, опираясь на описание и вид сохранившихся частей зверя из Стронсе:
«Эверард Хоум уже объявил, что животное было акулой и, невзирая на все противоположные уверения доктора Барклая, именно ей оно и является, только, вероятно, не Selache maxima (=Cetorhinus maximus), a Lamna cornubica (=Lamna nasus), представителем вида, который достигает значительных размеров».
Как жалко, что это ясное утверждение оказалось столь очевидной ошибкой! В действительности прожорливая тварь, в просторечии называемая китовой акулой, или ламией, никогда не достигала в длину даже 6 метров .
Подобные промашки и рост количества гипотез по поводу сущности монстра только еще сильнее уверили общественное мнение в том, что эта самая сущность по-прежнему остается загадкой. Во всяком случае, в 1849 году, через сорок лет после происшествия, Эдвард Ньюмен, издатель лондонского журнала «Зоолог», совсем не был убежден в хрящевой природе зверя из Стронсе:
«…совершенно невозможно, чтобы у акулы длиной 16 метров 75 сантиметров была голова диаметром 18 сантиметров и шейный позвонок диаметром 5 сантиметров. Очевидно, настоятельно требуются еще более углубленные изыскания в этой области».
Мистер Ньюмен полагал, что еще должны оставаться целы некоторые части животного, которые могли бы стать объектом изучения каких-нибудь компетентных специалистов. Он предлагал обратиться к шотландским натуралистам — пусть они еще раз прольют свет на это столь щекотливое дело и дадут ответы на серию вопросов.
На самом деле достаточно объяснить, что не голова таинственного животного, а его черепная коробка была размером 18 сантиметров и что не начало шейного позвонка, а оконечность носового хряща достигала толщины 5 сантиметров. Увы! Мистер Джэйсон С. Хоуден из Муссельбурга, который взялся ответить мистеру Ньюмену, предпочел отнести все очевидные противоречия в размерах зверя из Стронсе к тому, что «ни один из людей, достаточно образованных, его не видел: все, кому это удалось, были безграмотными профанами». Сам не способный отличить череп от головы, он подозревал измерительную линейку плотника в «решительной склонности ко всякого рода чудесам». Что касается частей животного, весьма досадно, но, по его словам, череп куда-то затерялся. Что до позвонков, то три из них были выставлены в королевском хирургическом колледже Эдинбурга, а четыре — в университетском Музее естественной истории этого города. Первые, сохранявшиеся в засушенном состоянии (и несколько ссохшемся!) достигали 15 сантиметров в диаметре. Но, несмотря на это, мистеру Хоудену и в голову не пришло вскрыть грубую ошибку, допущенную доктором Барклаем, принявшим кончик носа животного за начало худощавой шеи. Однако он уведомил мистера Ньюмена об авторитетном мнении специалиста, с которым он консультировался по поводу позвонков, то есть с профессором Гудсером:
«…он сказал мне, что осмотрел их и что они, несомненно, принадлежат акуле (Squalus maximus), так же, как и череп, грудная кость и лопатки, фигурировавшие в „Записках“ Вернеровского общества».
Это столь решительно высказанное мнение совсем не рассеяло сомнений мистера Хоудена. Его собственные выводы характеризовались как крайней осторожностью в отношении идентификации зверя с Оркад, так и чрезвычайной дерзостью касательно определения живого создания на Гебридах, которое, очевидно, не имело ничего общего с выброшенными на берег останками:
«…если животное из Стронсе не было акулой, то определенно оно не было и великим морским змеем, который если и существует, то, судя по всему, обнаруживает сродство с плезиозаврами прошлого; именно на них кажется столь похожей тварь, виденная преподобным Маклином на острове Эйгг».
