Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Амундсен решил заложить ещё один склад прямо здесь, у подножия гор, хотя это была всего лишь широта 85°5?. Предыдущий склад находился всего в пяти милях позади, а следующий предполагалось разместить на отметке 86°. Но Амундсен, как обычно, обсудил это предложение со своими спутниками и получил их одобрение.
Расстояние до полюса и обратно по прямой составляло 600 миль. При движении по плато со скоростью пятнадцать миль в день группе предстояло ещё сорок дней в пути. Амундсен решил взять с собой продуктов на шестьдесят дней, а остальное — запас примерно на тридцать дней — оставить на складе вместе с одеждой из тюленьей кожи. С собой взяли только вещи из оленьего меха и непромокаемой ткани.
После ужина, оставив Хасселя присматривать за собаками, Амундсен, Вистинг, Бьяаланд и Хелмер Ханссен разведали путь в начале подъёма, пройдя восемь миль к югу и поднявшись на две тысячи футов вверх.
Нам чрезвычайно повезло [пишет Амундсен]. Все расщелины заполнены снегом. Скольжение в горах отличное. Снег достаточно рыхлый для собачьих лап, а угол подъёма небольшой — они справятся, во всяком случае, в первый день.
Затем все стремительно съехали в лагерь, получив от такого спуска огромное удовольствие. Последний склон перед Барьером был настолько крутым, что в стороны летели фонтаны снега. Бьяаланд и Амундсен решили отклониться к каменистому бугру, чтобы после четырнадцати месяцев, проведённых на море и на льду, ступить на твёрдую землю. Амундсен так описал эту сцену: Бьяаланд
приготовился к элегантному повороту «телемарк» и отлично его исполнил. К чему готовился я сам, до сих пор не знаю, но блестяще исполнил полёт вверх тормашками… Удивительно быстро встав на ноги, я заскользил к Бьяаланду. Понятия не имею, видел ли он моё падение. Однако я собрался с силами после своего неудачного выступления, [и] он, несомненно, поверил, что я справился с «телемарком» (ну, или был настолько тактичен, что сделал вид, будто поверил).
Под конец они взобрались на камень, который Амундсен немедленно назвал «скалой Бетти» в честь своей старой няни и домоправительницы, ожидавшей его возвращения в Бунден-фьорде.
Экскурсия оказалась довольно утомительной: собаки тянули людей почти всю дорогу от Фрамхейма, и потому лыжники немного потеряли форму.
В тот вечер в палатке вспомнили хорошо известное норвежское стихотворение:
Желал бы я знать, что увижу однажды с вершины далёких гор…
Кто-то продолжил: «Повсюду лишь снег, сколько видит взор».
«Получилось очень складно и буднично, — вспоминал Амундсен, — и вызвало настоящий взрыв смеха».
На следующий день, 18-го, Бьяаланд лаконично написал, что «наконец начался этот ужасный подъём». Вместе с тем он вынужден был признать, что «покрытый снегом склон, по которому мы двигались, — весьма гладкий и ровный». И ещё крутой. На самых сложных участках в сани впрягали по две упряжки сразу, то есть в два раза больше собак, и Амундсен благодарно отмечал в дневнике, что «хаски сегодня превзошли все мои ожидания». Они перевезли полуторатонный груз на расстояние в десять миль, поднявшись на 1500 футов вверх. Погода оставалась, по словам Амундсена, «просто летней», и этим вечером у них было «самое красивое в мире место для лагеря» с видом на Барьер, казавшийся огненным щитом в лучах заходящего солнца и эффектно окружённый амфитеатром обледеневших гор.
К сожалению, этот горный амфитеатр закрывал от них дальнейшую дорогу. Поэтому пока Амундсен с Хасселем кормили собак и готовили ужин, остальные на лыжах отправились проводить рекогносцировку. Скоро они вернулись — Бьяаланд беспечно, словно с давно знакомого трамплина, слетел вниз — и сообщили, что нашли проход, по которому можно беспрепятственно выйти к вершине.
При условии [глубокомысленно заметил Бьяаланд], что за этими горами [мы не увидим] никаких досадных препятствий вроде параллельной горной гряды!.. [Хелмер] Ханссен сказал, что, по его мнению, мы сможем выйти на плато через три дня. Отлично, если так.
Следующий день начался хорошо, собаки преодолели подъём без объединения упряжек. С другой стороны начинался спуск длиной примерно в 800 футов, такой крутой, что сани приходилось тормозить, обвязывая полозья верёвками, чтобы контролировать их движение. Потом на их пути оказался небольшой ледник, весь в расщелинах, правда, засыпанных снегом, потом ещё один подъём наверх, в этот раз такой крутой, что, по словам Амундсена, им пришлось поднимать сани по очереди, «впрягая всех [42] собак в сцепленные по двое сани — и то им было очень тяжело».
Распластавшись на снегу, царапая его когтями и тяжело дыша, собаки упорно карабкались вверх. Им не требовался хлыст, хватало и того, что сзади люди помогали им, подталкивая сани, а впереди, опираясь на палки, по склону взбирался Бьяаланд с обманчивой лёгкостью чемпиона лыжных гонок по пересечённой местности.
Наверху их ждал ещё один перевал, спуск с которого, как отметил Бьяаланд, был «более жёстким, так что собаки и сани сталкивались друг с другом. Сломана дуга моих саней и задний борт саней Хасселя».
Казалось, что худшее позади, поскольку рельеф местности в поле зрения был ровным. Теперь они свернули немного к западу, в сторону большой горы минимум в 12 тысяч футов высотой, которую Амундсен вначале назвал «Хааконшаллен» из-за её сходства с этим норвежским замком, но позднее переименовал в гору Дона Педро Кристоферсена, воздав должное своему меценату.
Казалось, что в этом направлении можно легко подняться наверх.
С перевала они спустились на небольшой висячий ледник, но, едва оказавшись на нём, поняли, что картина резко изменилась. К изумлению Амундсена, внизу перед ними предстал «огромный, могучий ледник, как в норвежских фьордах, который тянулся с востока на запад», далее — как замёрзший ров пересекал их курс, а потом снова вклинивался между ними и горой Дона Педро Кристоферсена. Очертания, расстояние, оптический обман в оценке горной перспективы сыграли с ними злую шутку. Лёгкий путь наверх оказался иллюзией.
Считается, что ледники являются своего рода трассами в горах, но этот был скорее защитным валом. Предательский поток льда в несколько миль шириной спускался с края Полярного плато вниз к Барьеру. Перепад высоты составлял около восьми тысяч футов на участке в двадцать миль, причём двенадцать из них представляли собой практически плоскую поверхность.
Амундсен оцепенел от страха, но лишь на секунду. Он сумел быстро справиться со своими эмоциями, признав сверкающее белое гигантское творение, лежащее у его ног, неоспоримым фактом и единственной дорогой на плато. Этот путь потрясал воображение даже на расстоянии. Пытаться пройти по леднику было опасно. Но ещё опаснее становился отказ от его преодоления, который означал отказ от главной цели. Теперь Амундсен ощущал только холодную ярость. Самым критичным фактором становилась скорость: скорость использования собак, которые пока ещё были в их распоряжении; скорость, чтобы избежать перетаскивания саней людьми; скорость для победы в гонке со Скоттом. Оставался единственный выход: держаться взятого курса и преодолеть препятствие, которое природа воздвигла на его пути. Он решил взять бастион натиском.
Вначале нужно было найти путь вниз к этому ледяному монстру, который Амундсен наспех назвал «Фолгефонни» в честь ледника, расположенного на западном побережье Норвегии. Позднее он переименовал его в ледник Акселя Хейберга, финансировавшего экспедиции на «Йоа» и «Фраме», — такое название он имеет и сегодня.
В соответствии с английской легендой о Южном полюсе было принято считать, что Амундсен нашёл лёгкий путь наверх и тем самым по определению получил несправедливое преимущество над Скоттом. Но ни один разумный человек не назовёт это преимуществом. Даже сегодня самолёты регулярно и уверенно летают вдоль длинного, с постоянным углом подъёма ледника Бэрдмора, оказавшегося на пути англичан и впервые пройденного Шеклтоном, но при этом находится мало желающих преодолеть ледник Акселя Хейберга, потому что для этого самолёту приходится использовать максимальный угол подъёма. Кто-то, впервые увидев его ледяные осыпи с воздуха, назвал их «пенистая феерия расщелин».
