Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
«Зевс, испугавшись, что люди, перенявши у него врачебный уход, станут друг другу помогать, поразил его [Асклепия] перуном. И вознегодовавший на него за это Аполлон умертвил Киклопов, изготовивших Зевсу этот перун. Зевс вознамерился бросить его в Тартар, но по просьбе Латоны повелел ему в течение года быть слугой у человека. Прибывши в Феры к Адмету, сыну Ферета, он стал служить ему тем, что пас его стада и заставил всех его коров родить двойнями».
Эту же историю сам Аполлон рассказывает у Еврипида (Ale. 1, 9). То же самое, но с некоторыми новостями читаем у Псевдо–Эратосфена (Catast. 29):
«Это — орудие для стрельбы, которое, как утверждают, принадлежит Аполлону. Этой стрелой он убил из–за Асклепия Киклопов, соорудивших Зевсу его перуны. Аполлон скрыл ее у гиперборейцев, где находится и его храм из перьев {Paus. X 5, 5). Рассказывают, что, когда Зевс простил ему это убийство и прекратил его служение у Адмета, о чем говорит Еврипид в «Алкестиде», эта стрела впоследствии, [вместо непонятного proteron, прежде, мы читаем здесь hysteron,] была возвращена [к нему). Как известно, стрела тогда была вознесена по воздуху вместе с плодоносной Деметрой. Она была очень велика, как об этом рассказывает Гераклид Понтийский в сочинении «О справедливости». Вот таким образом поместили это орудие между звезд, превратив его в звезды, в воспоминание об упомянутой битве».
Этот миф почти в тех же самых выражениях изложен и у Гигина Астронома в конце главы II 15. В этих рассказах соединены два варианта, один — о том, что Аполлон спрятал свою стрелу у гиперборейцев, и другой — о вознесении этой стрелы на небо вместе с Деметрой (причем это последнее, непонятное место несколько более понятно дано у Гигина: «Вместе с плодами, которые тогда произрастали»).
Стрела еще не потеряла своего хтонического и вегетативного смысла, это тут отчетливо показывается. Наконец, в этих вариантах ярко выражена и героическая сущность Аполлона, т. е. просветление в нем первоначальной темной стихии и связь со светлым царством гиперборейцев и даже небом.
Аполлоний Родосский (IV 612—617, Церет.) еще рассказывает со слов тех, кого он называет кельтами, что Аполлон после убийства его сына Асклепия (от Корони–ды) Зевсом не только отбыл в страну гиперборейцев, но еще и много плакал, так что от этих слез возникла целая река Эринад (связываемая обычно с мифом о Фаэтоне и гелиадах).
У Ватиканских мифографов (I 46, 36, II 128, 16) рассказ об убиении Киклопов довольно беден; в другом месте (I 118) Аполлон гневается на Зевса за убийство не Асклепия, но Фаэтона. Кроме убийства Аполлоном Киклопов имеются и другие аналогичные мифы. Такого именно типа рассказ одного позднего источника об убийстве Аполлоном Адониса: Аполлон убивает Адониса за то, что тот ослепил его сына Эриманфа; а этого Эриманфа Адонис ослепил потому, что Эриманф подсмотрел омовение Афродиты после ее свидания с ним, Адонисом.
К этому же типу убийств надо отнести и убийство Тельхинов.
Общим для всех этих мифов является то, что здесь Аполлон выступает уже как символ героизма против стихийности и чудовищности, как представитель патриархата против матриархата. Но эта социальная сущность мифа ясна только в отношении убийства Пифона и Гигантов, поскольку эти мифы действительно были отражением борьбы героизма с хтонизмом. Что касается других из указываемых здесь мифов, то их значение гораздо сложнее.
В мифе об убийстве Киклопов обращает на себя внимание то обстоятельство, что Аполлон является здесь в конце концов защитником людей, а Зевс — их противником. Это не сходится с основной тенденцией героического, т. е. строго патриархального, Зевса, и ожидалось бы, что Аполлон если и защищает людей, то отнюдь не против Зевса. Ясно, что Зевс тут совсем другой, напоминающий эсхиловского Зевса в «Прометее». Зевс здесь — либо архаический, хтонический демон, враждебный людям, и тогда это — рудимент матриархата (последний изобиловал демонами, враждебными людям); либо это — божество уже начала цивилизации, когда боги вообще, а особенно верховный бог, трактовались как нечто насильственное, деспотическое, как нечто враждебное людям. Пожалуй, здесь скорее этот второй Зевс, поскольку он представлен во всеоружии своих карательных мер вплоть до ниспровержения в Тартар, чего трудно ожидать от злых, но все же маломощных хтониче–ских демонов. Кроме того, убийство Киклопов предполагает, что Киклопы — смертные существа, т. е. вовсе не те Киклопы, о которых говорит Гесиод; скорее это Киклопы гомеровского типа, что тоже указывает на более поздний характер этого образа (несмотря на их связь с перунами в приведенном рассказе Аполлодора). Наконец, Аполлон здесь выступает со своими целительными функциями и с подчеркнутой тенденцией охранять здоровье человека. Все эти черты не выходят за пределы классического, героического миропонимания.
Также не очень прост и миф об убийстве Аполлоном Адониса. Прежде всего отношения Афродиты и Адониса в основном есть, несомненно, детище эпохи развитого матриархата. Афродита — один из аспектов Великой матери, и Адонис при ней — второстепенное мужское начало, возникающее периодически. Эриманф был ослеплен за то, что увидел обнаженную Афродиту. Это уже указывает на полный выход за пределы матриархального отношения к богам и демонам, т. е. на более поздний период. Аналогией этому — ослепление Тиресия за такой же грех по отношению к Афине Палладе. Аполлон убивает Адониса — это означает, что Аполлон здесь мыслится уже весьма мощным героическо–патриархальным божеством, способным легко справиться с одним из основных патриархальных демонов. Своим убийством Адониса и местью за Эриманфа он укрепляет и оправдывает именно возможность такого поступка в отношении Афродиты. Но при всей осложненности этого мифа Аполлон здесь тоже не выходит за пределы классической героической мифологии.
В этой же связи коснемся, наконец, еще совершенного Аполлоном одного убийства, очень неясного по своей мотивировке, но при известном гипотетическом допущении тоже входящего в рассмотренную выше группу. Речь идет об Амфилохе, сыне прорицателя Амфиарая и Эрифилы, участнике походов эпигонов на Фивы, а в дальнейшем — Троянской войны. О его убийстве Аполлоном имеется только одно известие Страбона (XIV 5, 17), совершенно глухое и непонятное:
«По словам Гесиода (frg. 196), Аполлон умертвил Амфилоха в Солах». Однако если решиться на некоторую гипотезу, то можно привлечь того же Страбона (XIV 5, 16), утверждающего, что Амфилох и Мопс погибли оба на поединке из–за власти. Интересно, что Мопс — это сын Аполлона и Манто, дочери Тиресия, и сам является прорицателем подобно своим родителям. Страбон (XIV 1, 27), подробно рассказывающий о путешествиях из–под Трои Амфилоха и другого знаменитого прорицателя, Калханта, сообщает, что они встретили на своем пути Мопса, с которым Калхант вступил в состязание из–за пророческого дара; в этом состязании Калхант был побежден и умер.
Указанные три события передаются Страбоном в целом хаосе подобных же комбинаций, наполнявших рассказы, имевшие в свое время хождение у греков. С некоторым вероятием можно предположить, что здесь рассказывалось о мести Аполлона Амфилоху за победу этого последнего над его, Аполлона, сыном Мопсом. А если принять во внимание, что Амфилох — сын Амфиарая, который известен как прорицатель Земли (ср. хтонический образ Зевса Амфиарая и смерть самого Амфиарая, приятие его живым в лоно Земли), то весьма возможно, что в эпизоде убийства Амфиарая Аполлоном заложен старый мотив антагонизма героического Аполлона и хтонических сил. Конечно, ввиду состояния источников об Амфилохе все это только гипотеза. О соревновании Мопса и Калханта в Гринейской роще имеется краткий рассказ и у Ватиканских мифографов (I 194).
