Диалоги (май 2003 г.) - Гордон Александр (электронная книга txt) 📗
Если можно, два слова буквально вот ещё о чём. Дело в том, что я как раз смотрю документы, которые связаны с его отношением к кино. Это тоже целая проблема, страшно интересная. Вот я не знаю ни одного государственного деятеля в это же время, тем более раньше, кто бы этой проблемой занимался на таком высоком уровне. Раньше не было кинопромышленности, но в это время, в 1930-е, 1940-е, 1950-е годы, кинопромышленность во всём мире начинает развиваться. То есть представить себе Рузвельта, который сидит в кабинете, просматривает фильмы и говорит: «Вот это убрать, а это оставить, а это он притворяется». Ведь Иосиф Виссарионович, удивительное дело, воспринимал то, что происходит на экране, как ребёнок, и, одновременно, извините меня, немножко как абориген, который вдруг увидел движущие картинки и воспринимает то, что происходит на экране, как реальность. И это просто видно. Это видно стенографически.
Был такой первый глава отечественной кинопромышленности – Борис Шемяцкий. Это известный его друг, не друг, а, во всяком случае соратник Сталина, который оставил… Если надо, я могу рассказать немножко о нём, но дело в том, что Шемяцкий после себя оставил страшно интересные записи. После просмотров фильмов и во время их Сталин комментировал эти фильмы и принимал решение: оставлять, не оставлять. Он выступал как первый киноредактор, как кинорецензент. Причём, он смотрел даже подготовительные материалы – и художественных фильмов, и фильмов документальных. И вот я вам должен заметить, что он страшно много работает над образом. И своим образом – он для себя – это, конечно, центральная фигура. И поэтому в любом фильме, где появляется Иосиф Виссарионович, он, конечно, на это смотрит вдвойне, что называется, пристально и даёт комментарии, и убирает, – и толковые даёт комментарии. Вот что ещё интересно, удивительно смешно, когда он толкает локтем Молотова, или Булганина, или Берию, скажем, и говорит о героине фильма: «Вот она притворяется, она не о том сейчас говорит, она делает вид, она пытается заморочить голову вот этому». То есть, обращаясь к своему соседу, он обращается к герою фильма. И таких реплик полно. И даже просматривая хронику, он постоянно комментирует: «Он притворяется, это неискренний разговор идёт». Вот буквально такие вещи. То есть он воспринимает жизнь на экране и жизнь окружающую как одно и то же, для него разницы большой нет, игра, происходящая на экране, и игра, происходящая в жизни, она почти неразличима. И одновременно с этим у него есть толковые вещи. Видно, что он сознательно выстраивает свой образ, выстраивает образ своих соратников. Там появляется Ворошилов, появляются другие герои гражданской войны. Ленин особенно тщательно просматривается, Киров, который был убит.
Кстати, вот что тоже любопытно, и если бы было время, я бы мог об этом тоже поговорить: как он реагирует на первый документальный фильм о Кирове. Очень, мне кажется, психологические там есть зацепки, они о многом заставляют задумываться всё-таки. Потому что Шемяцкий описывает, что когда впервые показали документальный фильм после смерти Кирова (был такой запущен фильм), когда впервые показали, была гробовая тишина, и Сталин, не шелохнувшись, смотрел и первый просмотр прошёл в такой гробовой тишине. Но почему? Ведь Сталин обычно постоянно говорил, не стеснялся, комментировал любой фильм. Потом постепенно его уже смотрели, его приняли. Но дело не в этом, дело в том, что ещё у Сталина была такая привычка: он мог фильм смотреть по десятку раз, как он мог читать книги некоторые, любимые или важные для него, по десятку раз. Так и фильмы он мог смотреть по десятку раз. Я не знаю, кто способен на такие вещи, помимо того, что он вырезал, дополнял, говорил: «Вот здесь звук поплыл», – и звук действительно плыл, и поправляли, – «здесь не совмещаются кадры и вообще плохо идёт построение кадров». И достаточно профессионально комментировал, поверьте мне. Вот это вещь, которая очень любопытна. И в то же время, подчёркиваю, здесь идёт, конечно, очень жёсткая цензура. В основном, его больше всего, конечно, волнует исторический сюжет. И в этих сюжетах очень много, естественно, мифологизированных фигур, помимо того, что это Ленин-Сталин – это миф, конечно же, огромный миф. Во-вторых, его окружение. Это, конечно же, ещё и враги, которые там тоже присутствуют – во многих фильмах присутствуют враги, правда, они всё более и более бледнеют и всё более теряют даже своё имя. Там уже не всегда поймёшь, Троцкий это, Бухарин или кто-то ещё из них. А он, надо заметить, даже комментирует эти вещи. В одном из фильмов появляется Бухарин, и этот Бухарин такой смешной ужасно, он как бы прячется за спину других оппозиционеров. Сталин говорит: «А, вот там он специально прячется». То есть даже восприятие этих вещей происходит на уровне какой-то детской психики, понимаете.
И откуда такой перепад в одном человеке, откровенно говоря, у меня не всегда укладывается в голове. Одновременно он решает колоссальные государственные задачи, начиная от задачи обороны и кончая дипломатическими вещами. И решает иногда толково, и часто толково, я бы даже сказал, потому что иначе не могло существовать такое государство. А одновременно с этим он решает проблемы, если можно сказать, что «решает», это, конечно, в кавычках, решает проблемы ГУЛАГа. Он одновременно с этим «решает» проблему уничтожения огромной массы населения и врагов – и мнимых, и реальных. Но это и происходит в одно и то же время, в одном и том же ритме и в одном и том же человеке. И поэтому здесь такая, я бы сказал, совместимость несовместимого – и это, пожалуй, главная черта. Потому что всё-таки в человеке, я считаю, в обычной ситуации чуть-чуть побольше или одного, или другого. Это мы как-то определяем, пускай на житейском уровне. И когда мы говорим «хороший человек» или «плохой человек», мы в первую очередь всё-таки говорим, что у него есть какие-то качества более человечные – то, что мы называем человечным. А здесь немножко по-другому, не совсем человечные. В отношении Сталина я бы сказал так: с моей точки зрения это воплощение интеллектуального, достаточно высокоинтеллектуального существа, но это и воплощённое зло. Для меня это так.
Я хочу ещё, если вы позволите, провести линию, которая, мне кажется, тоже для понимания образа просто необходима. Дело в том, что на Сталина оказали, конечно, колоссальное влияние его юность и его воспитание. Я имею в виду не только то, что он воспитывался в семье, где у него была только одна мать, а отца он практически и не знал, хоть отец у него был. И кстати, отец умер (это достоверно известно, я даже документ нашёл) в 1899-м году, когда Сталину было больше 30 лет, то есть он прожил достаточно долго. Но когда Сталину было 11 лет, отец от них уже ушёл, и какая у него судьба, что с ним было, до сих пор неизвестно. Даже его могила (сейчас говорят, якобы, могилу нашли в Грузии где-то), я думаю, что она сфальсифицирована. Но дело не в этом. Дело в том, что Сталин, в общем-то, воспитывался матерью. И, конечно, здесь возник элемент эгоизма, психологи об этом знают и говорят постоянно, что когда семья такая односторонняя, возникает во многом эгоизм у ребёнка.
Но дело даже не в этом. Дело в том, что он был воспитанником церкви. Вот это важно. И он поступил в духовное училище сначала, проучился там почти 5 лет, потом проучился 4 года в духовной семинарии в Тбилиси. Он не окончил её, кстати, тоже непонятно почему. Он везде писал, что он был такой политический деятель, что он с 15 лет начал политическую деятельность, что невозможно было его деятельность терпеть, и поэтому его исключили. Но я нашёл один документ, тоже в архиве Сталина, очень любопытный, там, конечно, нет прямого доказательства, но, тем не менее, он наводит на размышления. В 1939-м году или в 1938-м, я немножко забыл, к нему обратилась с письмом одна женщина, которая представилась как тётка некой племянницы, не племянницы, простите, а жена её племянника, вот так. Она утверждала, что вот эта самая жена является дочерью Сталина. Но я хочу сказать, что это целая история, сейчас о ней нет необходимости говорить. Но есть основания думать, что Сталин был исключён из духовного училища не потому, что он был революционер, не потому, что у него были плохие отношения с начальством, как это подавали, но и по другим причинам. Судя по всему, у него были амурные дела, ему был уже 21 год, это был, конечно, возраст известный. То есть мужчина он был, я так понимаю, очень активный в этом плане, у него были амурные дела, у него родился внебрачный ребёнок. От кого, что – это вопрос сложный достаточно, но, видимо, за это его начальство втихую, что называется, чтобы не раздувать эту историю, отчислило, поскольку всё-таки для будущего священника внебрачные связи – это уже, что называется, чревато. И его вот так вот внезапно отчислили, потому что он учился достаточно хорошо до определённого момента. И оснований не прийти на экзамен, а он не пришёл на экзамен, в общем-то, не было.
