Самоучитель игры на мировой шахматной доске - Переслегин Сергей Борисович (книги серии онлайн txt) 📗

Карта 8. Проектируемая инфраструктура о. Сахалин

Проект «Уголь» предусматривает расширение порта Шахтерск и базирование на этот порт всепогодных специализированных углевозов водоизмещением свыше 20 000 тонн. Долгосрочный договор на поставку угля в КНР может быть заключен при наличии по край мере двух таких судов.

Старые паромы, использующиеся ныне на трассе Холмск — Ванино, подлежат выводу из эксплуатации, как и «Марина Цветаева». Вместо них надлежит заказать два новых грузопассажирских парома, водоизмещением 15 000 тонн и эксплутационной скоростью 20 узлов. Эти паромы, несомненно, будут «возить воздух», но они обеспечат суточный график движения и восстановят связь между Курилами и остальной Россией.

Лазаревский мост подорвет значение Холмского порта. Негативные социальные последствия этого можно исправить, превратив Холмск в узловую станцию «Восточного кольца», где происходит смена железнодорожной колеи с российской материковой на японскую островную. Соответственно участок железной дороги Холмск — мыс Крильон будет иметь японскую узкую колею. Заметим в этой связи, что возможна постановка вопроса о передаче Японии юга Крильонского полуострова (южнее линии Шебунино — Кириллово) в качестве компенсации за отказ от территориальных претензий на Южные Курилы.

Железнодорожная сеть Сахалина соединяется с материком в Лазареве, с Хоккайдо — в районе мыса Крильон. От этого мыса до мыса Соя на севере Хоккайдо японская сторона строит железнодорожный тоннель [258]. Далее «Восточное кольцо» включает в себя японскую сеть железных дорог с Сангарским тоннелем и паромной переправой в Южную Корею через острова Цусима, где должен быть построен крупнейший в мире международный военно-морской музей.

Железнодорожные сети Южной и Северной Кореи уже соединены. На севере полуострова они выходят на китайскую [259] и российскую сети. Российский участок ведет от границы к Владивостоку, затем на Хабаровск, где «Восточное кольцо» соприкасается с Транссибом, и далее на Комсомольск-на-Амуре, где оно встречается с БАМом. Последним участком, замыкающим Кольцо, является трасса Комсомольск — Лазарев, которая спроектирована и частично построена.

Проект «Восточное кольцо» должен носить международный характер и управляться соответствующей транснациональной корпорацией. Участие России и Сахалинской области в этом проекте следует фиксировать в форме законодательного акта. Одной из предпосылок создания Кольца должно стать вступление России в Таможенный союз, образованный ныне Китаем, Южной Кореей, Японией. Понятно, что весь комплекс мероприятий по созданию принципиально новой тихоокеанской инфраструктуры потребует в качестве необходимого условия предоставления Сахалинской области безвизового статуса.

Сейчас «Восточное кольцо» рассматривается в двух измерениях — как геополитический инфраструктурный проект в географическом пространстве и как геокультурная «эвентуальная реальность» в пространстве мышления. Даже являясь сугубо информационным призраком, «Кольцо» способствует развитию связей между Россией и наиболее успешными странами региона и благоприятствует развитию въездного и транзитного туризма на Сахалине и в русском Приморье. Будучи завершенным как материальный объект, «Восточное кольцо» со значительной вероятностью приведет к созданию нового значительного мирового рынка, на котором Россия будет активно представлена (хотя бы за счет торговли энергоресурсами и лесом).

При всей важности Восточного транспортного кольца оно одно не в состоянии решить все инфраструктурные проблемы российского Дальнего Востока. Железная дорога на Камчатку и Чукотку не существует даже в проекте, и по почвенно-климатическим условиям, видимо, такая трасса и не может существовать. Паромная переправа на Курильские острова погодозависима и к тому же представляет собой паллиативное решение. Наконец, практически не имеет дорог российская дальневосточная глубинка.

В этих условиях необходимо ставить вопрос об альтернативном транспорте. Большой интерес представляет реализация такого проекта, как грузопассажирский экраноплан [260], если только этот проект экономически возможен. Использование дирижаблей на российском северо-востоке едва ли будет экономически оправдано, но вот из тяжелых «летающих лодок», очевидно, «выжато» далеко не все. Весьма перспективна на Дальнем Востоке малая и сверхмалая гидроавиация, практически не требующая какого-либо наземного обеспечения.

С другой стороны, концепция многостоличья ставит под сомнение достаточность той вполне развитой транспортной сети, которая соединяет Владивосток, Томск, Казань, Москву, Санкт-Петербург. Пространственное распределение властных структур требует обеспечения идеальных по уровню защищенности телекоммуникаций, а также — системного функционирования сверхзвуковой VIP-авиации.

При любой схеме пространственного развития государству придется вкладывать средства (в данном случае — на коммерческой и возвратной основе) на развитие интернет-коммуникаций и сотовой связи. Практически уже сегодня в конституцию развитого государства должно быть включено право доступа к мировым коммуникационным системам. Иными словами, в стране не должно быть района, не охваченного мобильной связью, как не должно быть населенного пункта, не обеспеченного доступом к интернету (либо аналогичной по возможностям альтернативной сети). Включение этого права (наряду с правом на инфраструктурную обеспеченность) в основной закон страны упрочит положение России на международной арене и станет важным шагом в реализации тихоокеанской стратегии.

Геокультура

Концепция геокультуры разработана гораздо хуже, нежели представление о геоэкономике. В сущности, геокультура изучает неизмеримые в денежном эквиваленте, иррациональные проявления человеческого и социального капитала.

Современная геокультура тесно смыкается с геополитикой, поскольку широко использует понятие идентичности, лежащее в основе стратификации цивилизаций и выделения этнокультурных плит. Однако геокультурный подход оперирует с представлениями более высокого уровня, нежели геополитический.

Геополитика вслед за социальной термодинамикой рассматривает идентичности как источник социального движения. В процессе такого движения идентичности расходуются, что проявляется как потеря пассионарности, «охлаждение» социосистемы и утраты цивилизационного приоритета.

Геокультура ставит вопрос об «обороте идентичностей»: их переносе, преобразовании, потере, восстановлении. Она ввбдит в рассмотрение категорию уникальности и изучает уникальности, лежащие в основе этносов, культурно-исторических типов, этнокультурных плит.

Геокультурная уникальность, будучи неизмеримой, носит скрытый характер и, как правило, не рефлектируется ни социумом, ни элитами. Она, однако, транслируется (при этом возникают пограничные и смешанные типы культур) и нередко является предметом рыночных отношений: современная торговля брендами есть выхолощенная форма «продажи» национальной или групповой уникальности.

В отличие от культуры в общепринятом значении этого термина, геокультурная уникальность практически не может быть утеряна и поэтому не нуждается в сохранении и защите. Поэтому содержанием геокультурной стратегии является последовательная рефлексия этой уникальности и использование ее для восстановления и трансляции идентичности, иными словами, для продления существования этнокультурной плиты.