Власть и оппозиции - Роговин Вадим Захарович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Анализируя содержание этого воззвания, Троцкий обращал внимание на то, что в нем «сталинцы ни словом не говорят о „социал-фашизме“, как главном враге. Они не напоминают больше о великом откровении своего вождя: „социал-демократия и фашизм — не антиподы, а близнецы“. Они не утверждают больше, что борьба против фашизма требует предварительного разгрома социал-демократии. Они не заикаются о недопустимости единого фронта сверху… Так летят под стол в мусорную корзину высшие уроки сталинизма последних четырёх лет». Однако это не означает, что сталинисты решили коренным образом изменить свою политику в международном рабочем движении. В ответ на предложение II Интернационала о заключении союза для совместной борьбы с фашизмом «сталинская бюрократия выбирает худший из путей: она не отклоняет соглашения двух Интернационалов, но и не принимает его» [867].
В написанном Троцким «Заявлении делегатов, принадлежащих к Интернациональной левой оппозиции (большевики-ленинцы), к конгрессу борьбы против фашизма», говорилось о необратимости на ближайшие годы того пути, на который вступила Германия, и о громадных бедствиях, которые фашизм несёт немецкому народу. «Фашизм ведёт за собою тучи голодной и прожорливой саранчи, которая требует для себя и добьется монополии должностей и барышей… Положение в Германии глубоко трагично. Палач только приступил к работе. Жертвам не будет конца» [868]. Троцкий подчеркивал, что германский фашизм неизбежно примет более зловещий и кровавый облик, чем в Италии, поскольку он захватил власть в условиях жестокого экономического кризиса и небывалой в истории страны нужды масс, усиливающей благоприятный для него процесс люмпенизации широких слоёв трудящихся. Вслед за Германией фашистский переворот начинает непосредственно угрожать Австрии.
Прогноз Троцкого относительно Австрии как следующей жертвы фашизма осуществился в феврале 1934 года, когда в этой стране было подавлено антифашистское восстание шуцбундовцев — австрийских социал-демократов, вслед за чем утвердилась фашистская диктатура Дольфуса, расчистившая дорогу аншлюсу — насильственному включению Австрии в состав Германии в 1936 году. Значительная часть шуцбундовцев эмигрировала в СССР, где вскоре разделила участь большинства революционных эмигрантов, подвергнутых сталинским репрессиям.
В «Заявлении» 1933 года Троцкий предлагал отвергнуть и осудить теорию социал-фашизма и немедленно принять предложение II Интернационала о переговорах и соглашении. «Одно несомненно,— писал в конце «Заявления» Троцкий.— Времени для исправления чудовищных ошибок остается совсем уже немного. Если оно будет упущено, Коммунистический Интернационал отойдет в историю со славным ленинским началом и бесславным сталинским концом» [869].
Этот прогноз Троцкого реализовался во всей трагической полноте.
L
Перелом в стратегии Троцкого
17 июля 1933 года, после прихода к власти во Франции блока радикалов и социалистов, Троцкий получил от французского правительства разрешение на проживание в этой стране.
В первые годы изгнания Троцкого, когда у Советского Союза были напряжённые отношения с Англией, сталинская печать называла его «агентом Чемберлена», а в 1931—32 годы, когда Троцкий выступал за политику единого фронта как единственной возможности раздавить фашизм,— агентом социал-демократии. В 1933 году коминтерновская пресса стала называть его «презренным агентом французского правительства», приехавшим во Францию для того, чтобы помочь ему готовить интервенцию против СССР. «Юманите» ежедневно печатала погромные статьи, призывавшие членов французской компартии к демонстрациям против Троцкого и другим провокациям, которые сделали бы для него невозможным проживание во Франции.
Не менее яростные нападки на Троцкого шли со стороны германских фашистов. После прихода Гитлера к власти в Германии, где работы Троцкого имели особенно широкое распространение, нацисты запретили и сожгли их вместе со всей остальной марксистской литературой. Выходивший в Берлине «Бюллетень оппозиции» должен был перенести свое издание в Париж. Геббельсовская газета «Ангрифф» называла Троцкого «самым большим антифашистом в мире», «заговорщиком и террористом», который «не ищет ничего иного, как очагов беспорядков, из которых он смог бы разжечь пламя, чтоб осуществить завещание Ленина: подчинить весь мир Москве, большевизму». Как бы вторя сталинской пропаганде, стремившейся добиться максимальной изоляции Троцкого, геббельсовский орган предлагал практическое решение: «отправить Троцкого на остров, столь же голый и пустынный, как св. Елена (куда был сослан Наполеон.— В Р.)». По приказу Геббельса в Берлине была расклеена афиша с провокационными комментариями к выдержкам из писем Троцкого, обнаруженных при обысках у антифашистов [870].
Незадолго до приезда во Францию Троцкий сделал последнюю попытку воззвать к чувству ответственности советского руководства. В секретном письме, направленном в Политбюро, он писал: «Обстановка в стране и в партии вам видна ближе, чем мне… Совершенно безнадежной и гибельной является мысль овладеть нынешней обстановкой при помощи одних репрессий… Самой близкой и непосредственной опасностью является недоверие к руководству и растущая вражда к нему. Вы знаете об этом не хуже меня. Но вас толкает по наклонной плоскости инерция вашей собственной политики, а между тем, в конце наклонной плоскости — пропасть» [871].
Цель своего письма Троцкий видел в том, чтобы заявить о доброй воле левой оппозиции к переговорам и соглашению с руководством ВКП(б), направленному на то, чтобы «перевести партию на рельсы нормального существования без потрясений или с наименьшими потрясениями». Он подчеркивал, что восстановление в партии режима доверия возможно только при том условии, что будет обеспечено «открытое и честное сотрудничество исторически возникших фракций, с целью превращения их в течения партии и их дальнейшего растворения в ней» [872].
Это обращение было вызвано, по-видимому, тем, что Троцкий, знавший о колебаниях и тревоге, которую испытывали в связи с катастрофической ситуацией в стране даже высшие слои бюрократии, ещё надеялся на то, что среди них найдутся силы, способные поставить интересы партии и страны над интересами сохранения своей власти.
Лишь после того, как вместо ответа на это обращение до Троцкого дошли известия о новой серии расправ правящей клики над старыми и новыми оппозициями, он принял решение круто изменить свою политическую стратегию. Если до середины 1933 года он призывал своих сторонников в СССР бороться за кардинальное реформирование партийной политики, то теперь он публично объявил о невозможности «мирной», «уставной» перегруппировки партийного руководства и устранения Сталина в порядке партийной реформы. «После опыта последних лет,— писал он в октябре 1933 года,— было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда. Следующие съезды были бюрократическими парадами… Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, „конституционных“ путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой» [873].
С эти выводом был связан и другой вывод, сделанный Троцким в 1933 году,— о завершении термидорианского перерождения советского государства. Конечные итоги этого процесса он видел в том, что «ложная в корне политика бесконтрольной бюрократии ввергла страну в невыносимые лишения, противопоставила крестьянство пролетариату, поселила недовольство в массе рабочих, связала по рукам и ногам партию» [874].
Троцкий подчеркивал, что большевистская партия полностью утратила прогрессивную роль, которую она играла после Октябрьской революции. Бесконтрольная власть аппаратной бюрократии привела к глубокому перерождению как экономики, так и политической системы советского общества. Показывая общие корни этих процессов, Троцкий проводил параллель между судьбой денег и государства в советском обществе. «Диспропорции хозяйства ведут бюрократию на путь возрастающей бумажно-денежной инфляции. Недовольство масс материальными последствиями хозяйственных диспропорций толкает бюрократию на путь голого принуждения. Хозяйственное планирование освобождается от ценностного контроля, как бюрократическое усмотрение освобождается от политического контроля… Можно сказать, что и диктатура пролетариата отмирает в форме бюрократической инфляции, т. е. чрезвычайного разбухания насилий, репрессий и произвола. Диктатура пролетариата не растворяется в бесклассовом обществе, а перерождается во всевластие бюрократии над обществом» [875].
