Капитал в XXI веке - Пикетти Томас (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

Если мы исследуем другие европейские страны, то обнаружим схожую эволюцию. Доля верхней центили в течение последних 30 лет увеличилась примерно на два-три пункта национального дохода как в Северной, так и в Южной Европе. В Дании, как и в других североевропейских странах, уровень высоких доходов ниже, однако и здесь повышение было похожим: верхняя центиль получала чуть более 5 % датского национального дохода в 1980-е годы, а в 2000-2010-е годы ее доля приблизилась к 7 %. В Италии и Испании цифры очень близки к показателям Франции: в этих странах доля верхней центили за тот же период возросла приблизительно с 7 до 9 % национального дохода, т. е. примерно на два пункта национального дохода (см. график 9.4). В данном конкретном отношение Европейский континент достиг почти полного единства, за исключением Великобритании, чей путь ближе к североамериканскому [302].

Нужно внести ясность: повышение в размере двух-трех пунктов национального дохода, наблюдавшееся в Японии и во всех странах континентальной Европы, также свидетельствует о значительном увеличении неравенства в доходах. Это повышение по определению означает, что 1 % самых высоких доходов рос заметно быстрее, чем средний доход (и даже намного быстрее, ведь доля верхней децили увеличилась на 30 % и даже больше в некоторых странах, где она стартовала с более низкой точки): это поражает воображение людей, которые наблюдают эту эволюцию своими глазами и каждый день слышат по радио и читают в газетах о головокружительном росте зарплат топ-менеджеров. Это особенно поражает в экономических условиях 1990-2010-х годов, когда средний доход практически не менялся или по крайней мере рос намного более медленными темпами, чем в прошлом.

Мир верхней тысячной. Следует также отметить, что чем выше мы поднимаемся в иерархии доходов, тем больше впечатляет повышение доходов. Даже если оно в конечном итоге затрагивает ограниченное количество людей, оно не может не бросаться в глаза, а значит, вопрос о его обосновании встает сам собой. Если мы изучим эволюцию доли верхней тысячной части — 0,1 % самых богатых — в национальном доходе англосаксонских стран, с одной стороны (см. график 9.5), и стран континентальной Европы и Японии — с другой (см. график 9.6), то мы, конечно, обнаружим существенные различия: в Соединенных Штатах в последние десятилетия доля верхней тысячной части выросла с 2 до 10 % национального дохода, что является беспрецедентным ростом [303], однако мы также увидим, что увеличение было очень существенным во всех странах. Во Франции и в Японии доля верхней тысячной доли увеличилась с 1,5 % национального дохода в начале 1980-х годов до примерно 2,5 % в начале 2010-х годов, т. е. почти удвоилась; в Швеции за то же время этот показатель вырос с менее чем 1 % до более чем 2 % национального дохода.

Чтобы дать представление о масштабах, напомним, что если на 0,1 % населения приходится 2 % национального дохода, то это по определению означает, что каждый представитель этой группы в среднем располагает доходом, в 20 раз превышающим средний показатель для данной страны (т. е. 600 тысяч евро, если средний доход на взрослого жителя составляет 30 тысяч евро); доля, равная 10 %, означает, что каждый представитель данной группы получает доход, в 100 раз больший, чем средний уровень (т. е. три миллиона евро при среднем доходе в 30 тысяч евро [304]). Напомним также, что группа 0,1 % самых богатых насчитывает 50 тысяч человек в стране, где взрослое население достигает 50 миллионов (как во Франции в начале 2010-х годов). Таким образом, речь идет об очень небольшой группе (в 10 раз меньшей, чем группа «1 %»), которая тем не менее занимает весьма значительное место в социальном и политическом пейзаже страны [305]. Центральный факт заключается в том, что во всех богатых странах, в том числе в странах континентальной Европы и в Японии, в течение 1990-2010-х годов покупательная способность этой группы резко возросла, в то время как средняя покупательная способность практически не менялась.

Тем не менее на сегодняшний день в континентальной Европе и в Японии феномен взрывного роста очень высоких доходов по-прежнему имеет ограниченные масштабы с макроэкономической точки зрения: повышение очень высоких доходов, конечно, производит впечатление, однако пока что оно затронуло слишком мало людей для того, чтобы его последствия были столь же значительными, как в Соединенных Штатах. Если точнее, то перетекание средств в пользу группы «1 %» составило два-три пункта национального дохода в континентальной Европе и в Японии и 10–15 пунктов в Соединенных Штатах, т. е. в пять-семь раз больше [306].

Разницу между географическими зонами проще всего выразить следующим образом: в 2000-2010-е годы в Соединенных Штатах неравенство в доходах достигло рекордного уровня, наблюдавшегося в 1900-1910-е годы (хотя и в иной форме: по сравнению с прошлым роль высоких трудовых доходов увеличилась, а доля высоких доходов с капитала сократилась). В Великобритании и в Канаде оно движется в том же направлении, а в континентальной Европе и в Японии неравенство в доходах в наши дни по-прежнему намного ниже, чем в начале XX века, и на самом деле лишь немного изменилось с 1945 года, если рассматривать его в очень долгосрочной перспективе. Сравнение графиков 9.2 и 9.3 в этом отношении особенно показательно.

Это, разумеется, не означает, что процессами, наблюдавшимися в последние десятилетия в Европе и в Японии, можно пренебречь. Совсем напротив: в некоторых аспектах они очень похожи на эволюцию Соединенных Штатов, хотя и запаздывают на одно-два десятилетия, и не стоит ждать, пока эти процессы примут масштабы, сравнимые с тем, что происходит в США, чтобы начать беспокоиться по этому поводу.

Однако факт заключается в том, что в настоящее время эта эволюция выражена намного слабее в континентальной Европе и в Японии, чем в Соединенных Штатах (и в меньшей степени, чем в других англосаксонских странах). Это может прояснить механизмы, определяющие данный процесс.

Разница между различными частями богатого мира тем более поразительна, что технологические изменения были более или менее одинаковыми повсюду: информационные технологии успешно развиваются как в Японии, Германии, Франции, Швеции и Дании, так и в Соединенных Штатах, Великобритании или Канаде. Более того, экономический рост — а точнее, рост производства на душу населения, т. е. рост производительности, — был одинаковым во всех частях богатого мира: разница составляла десятые доли процента, как мы видели в предыдущих главах [307]. В этих условиях столь значительное расхождение в эволюции распределения доходов нуждается в объяснении, которое не способна дать теория предельной производительности, технологии и образования.