Самоучитель игры на мировой шахматной доске - Переслегин Сергей Борисович (книги серии онлайн txt) 📗

Понятно, что летчики, отвечающие за жизнь пассажиров, решаются на перелет только в самых благоприятных условиях. Если же учесть, что на сегодняшний день Россия не имеет на Курильских островах ни одного метеорологического поста, предсказать эти условия наперед невозможно.

Но с точки зрения администрации Сахалинской области с Южными Курилами дело обстоит не так уж и плохо. Значительно сложнее попасть из областного центра в Северо-Курильск. Прямой воздушной линии не существует: необходимо лететь на запад — в Хабаровск, потом на север — в Петропавловск-Камчатский. А там договариваться с вертолетчиками, которые будут ждать благоприятной погоды, чтобы вылететь на юг — в Северо-Курильск. Благоприятная погода бывает редко, даже летом [238].

А как вы добираетесь до Средних Курил?

А никак.

Это, конечно, небольшое преувеличение. Теоретически летом туда ходит «Марина Цветаева», старый теплоход, едва ли не речного класса. Чтобы выйти на таком «лайнере» в славящееся своими штормами Охотское море, нужно быть русским…

Не будет преувеличением сказать, что Курильские острова находятся дальше от материковой России, нежели Сан-Франциско или Окленд, не говоря уже о Токио, Сеуле, Нью-Йорке. Метрополии просто нет дела до этих островов. Субъекту Федерации, в роли которого в данном случае выступает администрация Сахалинской области, проблемами Курил заниматься приходится, но «платонически». Слишком низка транспортная связность и слишком ограничены материальные ресурсы.

Между тем Курилы — это спорная территория. И отсутствие на этой территории сколько-нибудь реальной хозяйственной деятельности со стороны России придает японским притязаниям некоторую видимость легитимности [239].

Но, может быть, нам действительно стоит отдать острова Японии?

Геополитическая стратегия очень похожа на шахматную. Отдавая пешку или даже качество, фигуру, нужно очень точно представлять себе получаемую компенсацию.

В данном случае жертвуется много.

Прежде всего ставится под сомнение нерушимость границ России. Прав на Курилы у нас немногим больше, чем на Южный Сахалин. Очевидны проблемы с Калининградской областью. Вполне осмыслены претензии Китая на часть Приморья, а Польши — на Смоленскую область. Кроме того, есть Татарстан, Чечня…

Россия теряет богатейшие морские ресурсы (которые, прав да, не используются в полной мере все из-за тех же проблем со связностью).

Отдается область с очень высоким туристским и экологическим потенциалом. Кроме того, некоторые из Курильских островов перспективны и с точки зрения добычи минеральных ресурсов (редкие земли, рений).

Высоко и военное значение островов. Практически они представляют собой внешний восточный щит России. Острова весьма удобны для базирования ряда наблюдательных комплексов, в том числе — системы радиоразведки.

Что же является компенсацией?

«Моральное удовлетворение» от передачи Японии земель, которые в рамках определенной версии международного права принадлежат ей? Вряд ли Россия получит за это большую благодарность мировой общественности, нежели за сдачу всей Восточной Европы.

Мирный договор с Японией и хорошее отношение этой державы? Это может стоить очень дорого: в некоторых сценариях развития России вся «история Будущего» вращается вокруг Японо-Российского геополитического союза. Но насколько мы уверены в том, что Южные Курилы являются действительной причиной стагнации политических, военных и экономических связей между Россией и Японией? Если же острова — только повод, тогда, отдав их, мы лишимся всякой политической контригры.

Согласно «транспортной теореме», Россия вовсе не консолидируется, отдав Курильские острова. «Потерянные территории» исчезают как для российских смыслов, так и для российских рынков. Общий объем товаров/людей/услуг, циркулирующих по российским транспортным и телекоммуникационным артериям, падает. Тем самым, хотя формальная территориально-географическая связность страны возрастает, ее социальная и социокультурная связность падает. А это, в свою очередь, означает, что новые области оказываются периферией, обслуживать которую в транспортном отношении невыгодно. И проблема Курил передвинется на Сахалин и Камчатку, потом — в Приморский край и в Магаданскую область. А вслед за Дальним Востоком придет очередь Восточной Сибири.

С точки зрения «транспортной теоремы» положение России внушает тревогу — и особенно в связи с мировым трендом глобализации, который, видимо, продлится до конца 2010-х годов. Хотя современные средства связи и позволяют управлять страной в реальном времени, относительно маневра ресурсами дело обстоит далеко не так хорошо. Еще более опасной является ситуация с развитием инфраструктуры.

Центробежные процессы, приведшие в конце 1980-х—начале 1990-х годов к распаду СССР, остановились не в последнюю очередь благодаря катастрофическому экономическому кризису территорий. Сейчас, однако, экономика российских регионов находится на подъеме, и этот подъем пока не получил адекватного инфраструктурного сопровождения.

Характерен в этом отношении пример все той же Сахалинской области. Разработка нефтегазовых месторождений в шельфовой зоне, окружающей остров, не только привела к экономическому росту, но и способствовала созданию специфической сахалинской проектности в сферах добычи угля, производства пиломатериалов, в области туризма. Практически неизбежно развитие нефтехимии. Между тем связь Сахалина с материком остается в лучшем случае на «советском уровне» [240]. Это заставляет предполагать, что в перспективе ресурсы Сахалина будут интегрированы не в российскую экономику, а в складывающуюся региональную экономику АТР, в которой роль российского капитала останется пренебрежимо малой.

Согласно «транспортной теореме», развитие инфраструктуры определяет экономическое развитие, а не определяется им. Это означает, что транспортные сети (а равным образом системы телекоммуникаций и пр.) сами по себе не обязаны быть рентабельными. Играя роль «позвоночного столба» и одновременно «нервного волокна» территории, инфраструктура определяет способность этой территории существовать как геоэкономическое единство.

Рассмотрим в качестве примера геоэкономический баланс Сахалинской области. Основным ресурсом области служат углеводороды — нефть и газ. Однако эти ресурсы отнюдь не капитализируются в Сахалинской области. Зона их капитализации — северо-американский энергетический рынок и в значительно меньшей степени тихоокеанский топливный рынок. Лишь небольшая часть ресурса остается внутри области и идет на увеличение потребления (через налоги) и на рост производства — добыча нефти подразумевает развитую сервисную структуру.

Несколько огрубляя, скажем, что из 100 единиц добытого ресурса, 5 единиц пошло на повышение консолидированного потребления в области, столько же — на инвестиции в производство. 90 единиц были изъяты из области и превращены в капитал в другом месте. Можно сказать, что всякая инфраструктурно недостаточная территория работает как ресурсный трубопровод: она «выбрасывает» ресурсы туда, где капитал может работать: в области, инфраструктурно избыточные.

Таким образом, инфраструктурные проекты должны оцениваться не с формально экономической, но с геоэкономической точки зрения. Экономически «Великая Тихоокеанская Магистраль» («Great Pacific Railway») была нерентабельна, по крайней мере до конца XIX столетия. Геоэкономически она послужила основой программы реконструкции, превратившей Северо-Американские Соединенные Штаты в могучую промышленную империю.