Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Как мог убедиться читатель этой книги, «сталинский неонэп» означал завершение антибольшевистского переворота. Однако, чтобы окончательно утвердить этот переворот, Сталину необходимо было полностью переставить в сознании миллионов коммунистически мыслящих людей в СССР и за рубежом все политические знаки — представить нынешнее положение страны торжеством большевистского, ленинского дела, а оппозиционеров — злейшими контрреволюционерами и агентами фашизма.
Непременным условием обеспечения стабильности и незыблемости сталинского режима становилось внедрение в массовое сознание версии о существовании грандиозного заговора, нити которого восходят к Троцкому и гестапо. Чтобы избавиться от носителей оппозиционных настроений в СССР и в зарубежных компартиях, требовалось с помощью этой версии возродить атмосферу «чрезвычайщины» и сделать её перманентным состоянием советского общества. Для этого у Сталина был уже испытанный и проверенный метод — организация показательных процессов с хорошо отрепетированными покаяниями.
Такие процессы (Промпартии, Союзного бюро меньшевиков и т. д.), на которые приглашались представители советской общественности, зарубежные журналисты и дипломаты, ещё в начале 30-х годов изумляли весь мир. Как только сталинская клика сталкивалась с очередным хозяйственным и политическим кризисом, она находила козлов отпущения в виде оппозиционно настроенных к режиму лиц, «признававшихся» на открытых процессах в организации голода, саботажа, диверсий и т. д. Несмотря на разоблачения, появлявшиеся за рубежом, «западный мир так до конца и не понял,— писал В. Кривицкий,— что советские показательные суды были вовсе не судами, а орудием политической войны. В информированных советских кругах с момента прихода к власти Сталина мало кто не считал показательные процессы с их драматическими признаниями не чем иным, как политическим рычагом, не имеющим ничего общего с отправлением правосудия» [769].
Теперь требовалось возложить вину за всё, что разительно противоречило широковещательным заверениям о «счастливой жизни» советского народа, не на беспартийных специалистов, а на «троцкистов». Для этого нужно было перетряхнуть всю структуру советской власти, дискредитировать и уничтожить основную массу старых большевиков, обвинить в измене, вредительстве и других злодейских замыслах всех коммунистических диссидентов (которые, как видно из предшествующих глав, насчитывались тысячами и десятками тысяч).
Троцкий подчёркивал, что «этот процесс, как и другие процессы сталинской политики, развивался медленно, автоматически и имел свою внутреннюю логику». Когда наступила пора московских театральных процессов, даже покаявшиеся участники оппозиции, «хорошо знакомые с условиями оппозиции, хорошо знавшие вождей оппозиции и действительное содержание их работы, становились величайшей опасностью для адского замысла истребления старшего поколения революционеров. В населении оказались рассеяны многие тысячи, десятки тысяч свидетелей оппозиционной деятельности Троцкого, Зиновьева, Каменева и других. Они могли шепнуть ближайшим друзьям, что обвинение есть подлог. От друзей к друзьям это обличение могло распространиться по всей стране. Опасных свидетелей надо было устранить» [770].
Так замысел открытых процессов вылился в замысел великой чистки. В свою очередь великая чистка была невозможна без «признаний» бывших лидеров оппозиций на открытых процессах в руководстве гигантским заговором, вовлекшим в свою орбиту многие тысячи людей.
Оба замысла обретали конкретные очертания лишь постепенно. «Мнимые планы заговорщиков, разделение ролей между ними — всё это грубо, низменно даже под углом зрения судебного подлога. Сталин пришёл к мысли о добровольных признаниях. Здесь не было заранее задуманного плана. Постепенно подбирались элементы человеческого унижения и самоотречения. Постепенно усиливалось давление. Так противоестественная механика добровольных показаний почти естественно выросла из роста силы давления тоталитарного режима» [771].
Помимо этих объективных политических предпосылок, для организации открытых процессов над бывшими лидерами партии требовались и субъективные предпосылки, коренящиеся в натуре Сталина: «нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, а особое, знание человека с худших сторон и умение играть на этих худших сторонах. Нужно было желание играть на них, настойчивость, неутомимость желания, продиктованная сильной волей и неудержимым, непреодолимым честолюбием. Нужна была полная свобода от принципов и нужно было отсутствие исторического воображения (то есть предвидения неминуемого разоблачения в будущем судебных подлогов.— В. Р.)». Все эти качества были развиты у Сталина в максимально возможной степени. «Он циник и апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим деморализатором в истории» [772].
Именно эти свои качества Сталин полностью мобилизовал в преддверии великой чистки. Им были использованы в полной мере и животный страх, и готовность выслужиться, и желание любыми способами уничтожить конкурента в карьерной гонке, и готовность пойти на любую низость в борьбе за выживание, и садистские наклонности лиц, которым в подвалах НКВД отдавались в полную власть беззащитные люди, и многие другие худшие человеческие стороны, заложенные в сознании или в бессознательном подполье душевного мира.
Разумеется, Троцкий, точно описавший внутреннюю логику сталинских действий, не мог знать о конкретных событиях, которыми был заполнен год, отделявший «послекировские» закрытые суды от первого открытого процесса над старыми большевиками.
Как сообщил на собрании актива НКВД в марте 1937 года заместитель наркома внутренних дел Агранов, в середине 1935 года Ежов заявил ему: «По его (т. е. Ежова.— В. Р.) сведениям и по мнению Центрального Комитета нашей партии, существует нераскрытый центр троцкистов, который надо разыскать и ликвидировать». В этой связи Ежов как секретарь ЦК ВКП(б) дал Агранову «санкцию на производство массовой операции по троцкистам в Москве». 5 февраля 1936 года начальник секретно-политического отдела Главного управления госбезопасности НКВД Молчанов, докладывая Ягоде о ходе этой «операции», отметил, что следствие показывает «тенденции троцкистов к воссозданию подпольной организации по принципу цепочной связи между небольшими группами» [773].
В начале 1936 года в Москве, Ленинграде, Киеве, Горьком, Минске и других городах было арестовано более 100 троцкистов по обвинению в контрреволюционной и террористической деятельности. 9 февраля заместитель наркома внутренних дел Прокофьев направил местным органам НКВД директиву о «ликвидации без остатка всего троцкистско-зиновьевского подполья… не ограничиваясь изъятием актива». К апрелю 1936 года количество арестованных троцкистов достигло 508 человек [774].
25 марта Ягода в письме Сталину предложил: всех троцкистов, находящихся в ссылке, арестовать и направить в дальние лагеря; троцкистов, исключённых из партии при проверке партийных документов, решением Особого совещания направить в дальние лагеря сроком на 5 лет; всех троцкистов, «уличённых в причастности к террору», расстрелять. Сталин послал эту записку на заключение Вышинскому, который, разумеется, поддержал все эти предложения, подчеркнув, что Ягода «правильно и своевременно поставил вопрос о решительном разгроме троцкистских кадров».
31 марта Ягода направил всем начальникам управлений НКВД директиву, в которой указывалось: «Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников… Следствие по всем ликвидационным троцкистским делам ведите максимально быстро, ставя основной задачей следствия вскрытие и разгром всего троцкистского подполья, обнаружение и ликвидацию организационных центров, выявление и пресечение всех каналов связи с закордонным троцкистским руководством». В тот же день Сталин поручил Ягоде и Вышинскому подготовить соответствующее решение Политбюро, которое было принято опросом 20 мая [775].
