Антироссийская подлость - Мухин Юрий Игнатьевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Предварительно замечу, что по словам тех, кто знал Яблокова по работе в ГВП, этот подполковник крайне туп и косноязычен. Поэтому хотя он и ссылается, что приведённые им факты занесены в тома 2/54 и 25-й уголовного дела № 159, но нельзя гарантировать, что они занесены именно так. По Яблокову получается, что Кривозерцев боролся с фашизмом в рядах британской армии, а потом какая-то польская армейская разведка захотела с ним переговорить. (Интересно, сообщил ли начальник этой армейской разведки польскому генштабу, что он вошёл в контакт с британским правительством, или, по мнению Яблокова, это излишне?) И, как видите. Главная военная прокуратура убеждена, что её дело № 159 рассматривать будут либо идиоты, верящие, что у каждого русского крестьянина кроме имени, отчества и фамилии был ещё и запасной паспорт с псевдонимом, либо подонки, которые будут делать вид, что вот эта яблоковская галиматья — это и есть то, что называют расследованием уголовного дела.
Упомянутый мною геббельсовец Леопольд Ежевский не знал, что Яблоков о Кривозерцеве будет брехать именно так, поэтому и написал, как происходило дело. Кривозерцев удирал с немцами и сдался американцам, те вместо того, чтобы выдать его СССР, переправили его в Италию, во 2-ой польский корпус армии Андерса, поляки сделали ему фальшивый паспорт на украинскую фамилию Лобода и вывезли с собою в Лондон. И вот когда это обнаружилось, Кривозерцева и нашли повешенным. [468] Как видите, не только немцы уничтожали свидетелей фальсификации, но и поляки. Кстати, все свидетели Катынского дела, кем бы они при немцах ни служили, попав в руки советского правосудия остались в живых. Бургомистр Смоленска Меньшагин, повторю, умер в глубокой старости в возрасте 82 лет, находясь на полном пансионе в доме престарелых.
Но продолжим проскрипционный список бригады Геббельса.
420. Хотя со временем становится лучше видно, но со временем и многое забывается. В этом плане о фальсификации немцами и поляками Катынского дела нам многое могли бы рассказать тогдашние прокуроры. К примеру, советский прокурор, который должен был представить это дело суду на Нюрнбергском процессе, помощник советского обвинителя Николай Димитрович Зоря. Но в ходе этого процесса, 22 мая 1946 г., Н. Зоря в Нюрнберге был найден убитым в своём номере гостиницы. Расследование его смерти привело следователей к выводу, что это «неосторожное обращение с оружием». [469]
421. Сын его, Ю. Н. Зоря, к старости стал передовиком бригады Геббельса, он один из «экспертов» прокурорской её части. Я с ним беседовал, и когда он мне сказал, что уверен в том, что его отца убило в Нюрнберге НКВД по приказу Берии, мне стало его просто жаль, несмотря на естественное отвращение к геббельсовцу, — нельзя же быть таким идиотом!
Ведь даже самоубийство помощника главного советского обвинителя Нюрнбергского процесса — это страшнейший скандал, это дискредитация и советского обвинения на процессе, и СССР! Кто бы в СССР такое разрешил?! Если бы Н. Зорю хотели убрать, его бы просто отозвали в Москву, скажем, «за новыми доказательствами», там осудили и, если требовалось, — расстреляли.
422. Вот, к примеру, А. Яблоков плачет о судьбе своего брата по совести и чести, одного из тогдашних «генералов Калугиных», собравшегося сдать американцам советских разведчиков.
«Тех же сотрудников НКВД, которые не сумели сохранить тайну, безжалостно уничтожали. В ходе расследования было поднято архивное уголовное дело в отношении В. Д. Миронова. Миронов, как и майор госбезопасности В. М. Зарубин, являлся кадровым сотрудником первого управления НКГБ СССР. В 1939–1940 гг. подобно тому, как Зарубин в Козельском лагере, он работал в Старобельском лагере. Оба они среди польских военнопленных вербовали агентуру для нужд внешней и внутренней разведки. В 1941–1944 гг. оба работали в США, где Миронов, заподозрив Зарубина в связи с иностранной разведкой, сообщил об этом своему руководству, после чего был отозван из США и приговорён к пяти годам лишения свободы.
Для организации побега из заключения Миронов решил прибегнуть к помощи американского посольства в Москве, пообещав в обмен на своё освобождение выдать совершенно секретные сведения о польской и советской агентуре в США и другие государственные тайны. В Бутырской тюрьме он познакомился с бывшим польским офицером A. M. Калиньским, которому рассказал о себе и своей работе, сообщив, что большинство польских военнопленных в Катынском лесу расстреляло НКВД и что из их числа была завербована агентура для работы в США, которая ему известна. Он просил Калиньского передать после освобождения письмо в посольство США. Калиньский отнёс это письмо администрации тюрьмы. Миронов согласно статьям 58-1 „а“ и 58–10 УК РСФСР за измену Родине был на основании постановления особого совещания от 28 июля 1945 г. расстрелян. Разумеется, история Миронова была скорее исключением, чем правилом». [470]
(Я понимаю, что вы не поняли, почему посадили доносчика Миронова, только впоследствии оказавшегося подонком-предателем. Я тоже не понял, но не удивляюсь, поскольку для работы в Генеральной прокуратуре России нынче нужна только подлость, умственные способности излишни).
Вот случай, казалось бы, аналогичный случаю с Н. Зорей — некто за рубежом предал. Причём такая мелкая сошка, что её смерть заметили бы только в тогдашнем ЦРУ США. Но ведь и Миронова не убивают и не инсценируют ему самоубийства — его отзывают в Москву. Как же могли убить Н. Зорю, если его портреты тогда печатали все газеты мира? Бред!
423. Однако по мере того, как я просматривал всё, что мне попадалось по Катынскому делу, у меня начало возникать подозрение в том, что нашего прокурора в Нюрнберге действительно могли убить. Но кто? Тот, у кого был мотив, но не было возможности убрать Н. Зорю с процесса иным способом, нежели убийство.
Дело в том, что в 1946 г. было два правительства Польши — одно законное, находящееся в Варшаве, и одно самочинное, подкармливаемое англичанами в Лондоне по случаю начала холодной войны с СССР. Первое правительство имело на Нюрнбергском процессе свою официальную и признанную Трибуналом делегацию. Второе, естественно, не имело. И тогда лондонские поляки сварганили очень обширный документ: «Отчёт о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу: факты и документы» и через английского обвинителя попытались протолкнуть его в Трибунал. [471] Но в Трибунале Катынским делом занимался Н. Зоря, следовательно, этим документом должен был заняться он.
А у польской шляхты специфические особенности ума, и ей, главное, надо не мешать говорить. Поскольку шляхта живёт в своём мире, она плохо понимает, что говорит и как это воспринимается. Ведь мой «Катынский детектив» вызвал в Польше столько злобы не потому, что я нашёл какие-то новые факты, а потому, что я проанализировал факты, собранные самой шляхтой.
Отсюда возникает такая версия убийства Н. Зори. Остальные прокуроры Трибунала на этот документ лондонских поляков не обратили внимания, а Н. Зоря обязан был его проанализировать. И если он был неплохим юристом, то, судя по всему, он мог найти в нём прямо противоположное тому, что хотела шляхта, — он мог найти в нём неопровержимые доказательства, что Катынское дело сфабриковано немцами. Он мог по наивности сообщить это британскому прокурору X. Шоукроссу. а тот — полякам. И у поляков появлялась необходимость не дать Зоре выступить на Трибунале с анализом их галиматьи. Но как они могли это сделать иначе, нежели убить его? То есть, мотив убийства Н. Зори был только у лондонских поляков. И даты хорошо совпадают: в апреле произведение лондонских поляков издаётся в Лондоне, потом передаётся в Нюрнберг, а 27 мая гибнет Н. Зоря.
468
Катынь 1940, с. 34.
469
«Новая Польша», № 9, 2000, с.73.
470
Синдром, с. 363–364.
471
Синдром, с. 193.