Северные войны России - Широкорад Александр Борисович (прочитать книгу .TXT) 📗

Дальнейшие события показали недальновидность политики императрицы Елизаветы. В 1746 году в Швеции к власти пришла антирусская «партия шляп». А ее любимый принц Адольф Фридрих стал одним из лидеров этой партии. Так закончилась эта война, нелепая и бездарная с точки зрения военной стратегии и тактики, не решившая к тому же ни одной политической проблемы.

Раздел VI. Русско-шведская война 1788-1790 гг.

Глава 1. Предпосылки к войне

В 1751 году король Фредерик I умер, и на престол вступил Адольф Фредерик (бывший епископ Любека). Король царствовал, а правил страной риксдаг, точнее, правительство, назначенное им. Адольф Фредерик обладал мягким характером и не пытался изменить такое положение дел.

В риксдаге, да и по всей стране, продолжалась борьба «партии шляп» и «партии колпаков». Несколько упрощая проблему, можно сказать, что это была борьба аристократии и буржуазии за власть. Во внешнеполитическом аспекте «шляпы» предлагали освободиться от «русского ига» (то есть начать войну с Россией), «колпаки» же предпочитали мир и расширение торговли с могучим соседом.

Россия же, как при Елизавете Петровне, так и при Екатерине II более чем лояльно относилась к Швеции. Россия не имела к ней никаких территориальных или иных претензий. С первых лет своего царствования Екатерина II настолько была занята польскими и турецкими делами, что ей было просто не до Швеции.

Сын Екатерины II, цесаревич Павел Петрович после смерти своего отца Петра III, последовавшей 6 июля 1762 года в Ропше от «геморроидальных колик» (в виде пролома черепа оловянной пивной кружкой), автоматически стал герцогом Голштейн-Готторпским. На это герцогство издавна претендовали Швеция и Дания. Чтобы не иметь повода ввязываться в конфликты на севере, Екатерина II в мае 1773 года заставила своего сына отказаться от прав на Голштейн-Готторпское герцогство. За это ее упрекают некоторые современные историки, мол, просто так отказалась от стратегически важной территории. Увы, они забывают, что Голштейн-Готторпское герцогство до постройки Кильского канала имело стратегически важное значение лишь для соседних малогабаритных государств. А главное, Екатерина II отказалась от прав на герцогство, а не от самого герцогства, которое в любом случае пришлось бы добывать большой кровью.

Единственное, что можно с большой натяжкой поставить в укор Екатерине II, так это систематическое субсидирование партии «колпаков» и отдельных миролюбиво настроенных шведских политиков и военных. Так, лишь одна разовая посылка Екатериной денег с этой целью послу Остерману составила 337,9 тысяч рублей. Однако целью предоставленных субсидий было не разрушение шведского государства, а наоборот, стабилизация политической ситуации и сохранение существующих границ. Говоря современным языком, Екатерина боролась за гражданское согласие в Швеции и ее миролюбивую внешнюю политику. Естественно, что делалось это вовсе не из любви к шведам, а ради того, чтобы развязать себе руки в Польше и Причерноморье. Кстати, «партию шляп» финансировала Франция. Причем французы как раз стремились изменить существующий государственный строй в Швеции и ввергнуть ее в войну с Россией.

В 1746 году у Адольфа Фредерика родился первенец, названный Густавом. В это время в Европе началась мода на «просвещенных монархов». Не отстала от нее и шведская королевская семья. Юный Густав с детства изучал книги Вольфа, Локка, Монтескье, Вольтера, Расина и Корнеля. Принц Густав настолько хорошо овладел французским языком, что говорил и писал на нем лучше, чем по-шведски. Густав обожал театры, и став королем, сам начал сочинять пьесы. Его фраза «Весь мир – это подмостки сцены. А все мужчины и женщины главным образом актеры» вошла в историю. Да и вообще жизнь этого короля напоминала пьесу, точнее, трагикомическую оперетту.

О смерти отца Густаву сообщили вечером 1 марта 1771 года, когда он сидел в ложе парижского оперного театра. В Стокгольм он вернулся уже королем Густавом III. Получив большую субсидию от Франции, Густав III организовал государственный переворот. 19 августа 1772 года риксдаг под дулами пушек принял пакет новых законов, существенно расширявших власть короля. Правительство Швеции превращалось в совещательный орган. Риксдаг, в ведении которого остались законодательство и налогообложение, созывался теперь лишь по воле короля.

Накануне государственного переворота в Швеции прозорливая Екатерина II написала госпоже Бьельке: «Сердце говорит мне, что ваш любезный шведский король и его милая маменька не сделают ничего путного».

Действительно, с первых дней своего царствования Густав III начал подготовку к войне с Россией. Уже в 1775 году он заявил своим приближенным: «Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтобы окончить по возможности скорее такую войну, я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом императрицу к заключению мира».

Но это не мешало Густаву рассыпаться в комплиментах своей «сестре» Екатерине [90] и предлагать ей союз. Густав писал: «Я люблю мир и не начну войны... Швеция нуждается в спокойствии... Король этого государства не может начать войны без согласия чинов, и то обстоятельство, что он сам в этом отношении связал руки себе и своим наследникам, должно считаться ручательством основательности такого убеждения с его стороны».

Екатерина и Густав в течение нескольких лет обменивались весьма дружескими, исполненными любезностей письмами. Густав даже приезжал для встречи с Екатериной в 1777 году в Петербург, а в 1783 году – в Фридрихсгам. Во время второй (и последней) встречи Екатерина подарила «брату» Густаву 200 тысяч рублей. Густав деньги взял, но по-прежнему бахвалился перед своими придворными планами нападения на Россию. Между тем в окружении короля были глаза и уши императрицы. Осенью 1783 года Екатерина в письме к «брату» процитировала его бахвальство: «Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать. Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии».

В 1787 году началась русско-турецкая война. В связи с этим Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввел королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не меньше, чем русскими. Король решил, что настал его звездный час. Правда, по шведской конституции королю запрещалось первому начинать войну, но имелась оговорка на тот случай, если королевство подвергнется опасности извне...

Весной 1788 года агенты Густава распространили слух о том, что русский флот якобы собирается внезапно напасть на Карлскрону. В действительности же русские хотели в это время отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.

В Петербурге хорошо знали о мобилизации шведской армии и флота, но поделать ничего не могли. 27 мая 1788 года Екатерина написала Г.А. Потемкину: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то... графа Пушкина назначу командиром армии против шведов».

Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава – большой блеф. Так, 4 июня 1788 года она сообщала Потемкину: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и будет ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит – „Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет“, а другие говорят – „Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут“. А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, переговоря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые».