Большая восьмерка: цена вхождения - Уткин Анатолий Иванович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗

Американцев же на данном этапе раздражала тактика Горбачева в Войне в Заливе. Горбачев, видимо, полагал, что ему удастся «уговорить» Саддама Хусейна отойти из Кувейта и таким образом не допустить наземной войны. Американцы полагали, что «победа ведомой американцами коалиции в войне, где противник коалиции был вооружен преимущественно советским оружием, затронет советский престиж и военную гордость». Американцев немыслимо раздражали жалобы горбачевских дипломатов на «жестокие бомбардировки» гражданских объектов в Ираке (представитель СССР в ООН Белоногов — послу Мэтлоку 12 февраля 1991 года).

Именно здесь умирает поддержка американцев политику, сделавшему Америку единственной сверхдержавой. Мэтлок выговаривает: «Американцы не могут терпеть подобных комментариев. Соединенные Штаты взяли на себя основное бремя осуществления резолюций Совета Безопасности ООН, хотя это было делом всего мирового сообщества. Мы пожертвовали жизнями наших молодых людей в этом деле… Наше общество никогда не понимало неучастия, обвинений в неправильных действиях, попыток преуменьшить значимость наших потерь»³⁴⁵. С быстрой победой американцев в наземной войне против Ирака у Горбачева исчез и без того не очень весомый рычаг воздействия на Буша-старшего.

Горбачев расслабляет кулак

Разумеется, это вызвало вихрь эйфории и самоутверждения. 9 февраля Литва проголосовала за независимость, а 3 марта это сделали Латвия и Эстония. Горбачев не признал результатов, но он позволил провести плебисциты.

Горбачев ощущал необходимость ослабить строго проамериканскую линию Шеварднадзе. В день, когда американская авиация нанесла самый суровый удар по Багдаду (12 февраля 1991 г.), туда прилетел Примаков. Телевизионные камеры зафиксировали его объятия с Саддамом. Центральный Комитет КПСС выступал за введение перемирия, рядом раздавалась критика в адрес шеварднадзевской линии. Журнал «Вопросы военной истории» утверждал, что при «другой внешней политике» и при «другом министре иностранных дел» Войны в Заливе можно было бы избежать. Газета «Советская Россия» утверждала, что решение советского правительства в 1990 г. поддержать коалицию ООН «прекратило существование СССР как сверхдержавы», Уильям Сэфайр написал в «Нью-Йорк таймс», что «холодная война № 2 началась». В Восточной Европе прозападные круги забили тревогу относительно «возврата» Советского Союза. Андрей Козырев внутри страны дублировал те же мысли: «Если силы тьмы возобладают в Советском Союзе, Центральная Европа будет следующей жертвой».

Когда 23 февраля операция «Буря в пустыне» началась, Горбачев поддержал ее. Еще до рассвета вокруг овального стола в кабинете Горбачева собрались члены Совета национальной безопасности: вице-президент Янаев, министр иностранных дел Бессмертных, министр обороны Язов, председатель КГБ Крючков, заведующий международным отделом ЦК Фалин, советники Примаков, Черняев и пресс-атташе Игнатенко.

Язов разложил карты и указал на расположение основных американских сил. Особенностью Горбачева было то, что его моральный дух в условиях кризиса поднимался. Он рассуждал просто безостановочно. Поставленная им задача — избежать полного уничтожения Ирака. Советские войска на юге были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Саддаму Горбачев сообщил, что пытался остановить начало атаки, но не смог. В Министерстве обороны СССР все смотрели передаваемую CNN картинку и неведомый майор переводил американский комментарий.

11 марта 1991 г. Горбачев написал главам всех стран-членов Организации Варшавского Договора, что структура ОВД будет распущена к 1 апреля текущего года.

Тарик Азиз в Москве объявил, что Ирак готов выполнить резолюцию № 660 и вывести все войска из Кувейта. Но американцы 24 февраля начали активную наземную войну. Маршал Язов писал о превышении полномочий ООН. Генерал Моисеев писал в «Красной звезде», что американцы в Ираке опробуют оружие, которое будет передано НАТО и направлено против СССР. 26 февраля Горбачев, выступая в Минске, сказал, что советско-американские отношения «очень хрупки». Растущее насилие меняет к худшему атмосферу на планете.

В Вашингтоне к середине марта стало ясно, что Горбачев не собирается вводить президентское правление³⁴⁶. Прочнее всего американцы убедились в этом после визита в Москву государственного секретаря Бейкера 14–17 марта 1991 г. и встречи Бейкер-Бессмертных в Кисловодске 24–25 апреля 1991 г.

Не события в Прибалтике, а попытка Горбачева в последний момент остановить армаду, нависшую над Ираком, вызвала самое большое раздражение в Вашингтоне. Здесь эти маневры восприняли почти как предательство. Представлявший Американский предпринимательский институт Патрик Глин сказал, что «гораздо легче иметь дело с тем миром, где Советский Союз является Советским Союзом»³⁴⁷.

В начале года Советский Союз выставил на экспозиции в США компактный ядерный реактор для исследования космоса «Топаз-2», а Комиссия по ядерной регуляции США абсурдно запретила экспорт подобной техники в СССР.

Глядя на разворачивающуюся в СССР драму, американцы были твердо уверены, что Горбачев в высшей степени нежелательно относится к роспуску — не говоря уже об аресте — прибалтийских парламентов и введению собственного прямого правления.

Глава 16

НОВЫЙ ФАВОРИТ ЗАПАДА

Вероятие сецессии

Во время кризиса в Персидском заливе Буш по необходимости опирался на Горбачева, но как только окончились боевые действия, стала ощутимой разделенность администрации по вопросу об американском фаворите в СССР.

В администрации не было единства. Сам президент намеревался по возможности дольше ориентироваться на президента Горбачева. Оборотиться спиной к Горбачеву ему не казалось мудрой политикой. Силы, выступающие за самоопределение, с легкостью меняли политический курс. Покорные сегодня, они могут выступить против американских планов завтра. Его главный советник Скаукрофт был менее инерционен, менее привязан к Горбачеву, но и он на довольно долгое время не желал «трогать то, что хорошо лежит». Однако на определенном этапе Брент Скаукрофт начал исследовать новые возможности.

Но самый большой интерес к возможностям сецессионизма проявила Кондолиза Райс. Она готовилась возвратиться в Стэнфордский университет, но до того написала весьма специфический меморандум президенту Бушу: «Горбачев становится самой непопулярной фигурой в Советском Союзе». Кондолиза Райс и стоящие за ней советологи среднего звена в течение уже нескольких месяцев оказывали давление в пользу «диверсификации наших инвестиций», имея в виду более благожелательное отношение к Ельцину и другим сецессионистским лидерам. Райс советовала Скаукрофту обратить внимание на диффузию политического внимания, ныне происходящую в Москве.

Место Райс в СНБ занял Эд Хьюэт, долгие годы бывший научным сотрудником в Институте Брукингса. Он был выбором Райс, когда Буш потребовал в 1989 г. мнение ведущих специалистов по СССР. Он много путешествовал по стране. Он был избран на свой пост главного специалиста по СССР именно потому что был экономистом, а Кондолиза Райс предсказала на вторую половину 1991 г. суровые экономические испытания для Советского Союза, грозящие распадом огромной страны. СССР «распадется на части окончательно», — сказала Кондолиза Райс ранней весной 1991 г.

Ее выбор совпал с мнением Брента Скаукрофта: «В наступающей сложной обстановке будет правильным, когда с президентом будет разговаривать первоклассный специалист по советской экономике». Среди бумаг, которые Райс, с присущей ей тщательностью, приготовила для Хьюэтта, была папки с документами об особо больших возможностях США, о тех проблемах, «которые могут осложнить твою жизнь». Особенно была выделена папка под названием «Взаимоотношения с Ельциным».