Конец означает начало - Роговин Вадим Захарович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Лживое заявление Хансена немедленно было растиражировано американской прессой, а это в свою очередь дало возможность советской и коминтерновской печати, со ссылкой на буржуазные газеты, широко распространять версию об убийстве Троцкого одним из его близких приверженцев.
Через два дня после смерти Троцкого в «Правде» появилась краткая заметка: «Лондонское радио сегодня сообщило: „В Мексике в больнице умер Троцкий от пролома черепа, полученного во время покушения на него одним из лиц его ближайшего окружения“». Рядом с этой заметкой была напечатана статья «Смерть международного шпиона», начинающаяся словами: «По сообщению американских газет, на Троцкого, проживавшего последние годы в Мексике, было совершено покушение. Покушавшийся — Жак Морнар Вандендрейш — один из ближайших людей и последователей Троцкого». Вслед за этим в статье кратко излагалась — в духе «Краткого курса истории ВКП(б)» — биография Троцкого, завершавшаяся словами: «Троцкий запутался в собственных сетях, дойдя до предела человеческого падения. Его убили его же сторонники… Троцкий… стал жертвой своих же собственных интриг, предательств, измен, злодеяний» [935].
Волкогонов, ознакомившийся со сталинской правкой на корректуре статьи, писал, что Сталин сделал в ней только ряд вставок, касающихся Троцкого: «Организатор убийц», «Он учил убийству из-за угла», «Троцкий организовал злодейское убийство Кирова, Куйбышева, Горького», «С печатью международного шпиона и убийцы на челе» и т. п. [936]
Ещё дальше пошли некоторые издания зарубежных коммунистических партий. Так, американская «Дейли уоркер» уже 22 августа поспешила заявить, что «Джексон был секретарём Троцкого на протяжении многих лет» [937].
Активную лепту в распространение сталинской версии о причинах убийства Троцкого внесла мексиканская сталинистская печать. Правда, непосредственно после убийства Компартия и Толедано осудили покушение, обвинив в нём провокаторов, заинтересованных в том, чтобы замарать доброе имя Мексики. Однако спустя несколько дней коммунистические и ломбардистские газеты принялись на все лады излагать содержание письма, написанного убийцей в своё оправдание, и изображать Меркадера заядлым троцкистом, разочаровавшимся в своём вожде.
После смерти Троцкого госдепартамент США продолжал проявлять интерес к судьбе Харта и к обстоятельствам убийства Троцкого вообще. В этой связи он сотрудничал с Хансеном, который в сентябре 1940 года посещал американское посольство. 3 сентября Хансен встретился с сотрудником ФБР Макгрегором в американском консульстве и сообщил ему о существовании трёх неопубликованных работ Троцкого… На следующий день Хансен вручил их Макгрегору… Через 5 дней Хансен передал Макгрегору новые материалы, найденные им в письменном столе Троцкого [938]. Отчёты о его сообщениях внимательно изучались в Госдепартаменте. Перед отъездом из Мехико Хансен просил Макгрегора, работавшего в качестве диппредставителя США в Мехико, установить конфиденциальным путём связи со спецслужбами в США. 25 сентября американский консул Джордж Шоу обратился к главе безопасности Госдепартамента в Вашингтоне Раймону Мэрфи с просьбой принять Хансена для получения от него информации. В письме Мэрфи, направленном 28 сентября Шоу, говорилось, что Хансен должен войти в контакт с директором Нью-Йоркского отделения ФБР Сакеттом.
Сообщения Сакетта дошли до Рузвельта, который поручил Гуверу, директору ФБР, заняться этим делом [939]. 9 декабря сотрудник ФБР сообщил Гуверу о встрече агента ФБР Стара, Кэннона и Хансена в штаб-квартире Социалистической рабочей партии. Хансен передал ФБР документ о сети агентов НКВД в США. Однако в интервью, данном в 1977 году комиссии Международного комитета IV Интернационала, Хансен заявил, что не предпринимал никаких попыток установить контакт с ФБР [940].
XIII
Чем занимался Сталин после убийства Троцкого
«История — большая искусница связывать разное значением и ценой в один нерасторжимый узел,— писал советский историк Гефтер.— И тут она соединила днями: уничтожение Троцкого — и явный надлом столь невероятно до тех пор складывавшегося в его, Сталина, пользу соотношения сил во всемирной схватке. Сладость личного триумфа — и явный сигнал бедствия. Услышал ли? Или торжество от достижения сокровенного (Троцкого нет, нет навсегда!) притупило его чутьё?» [941]
Под «явным надломом» благоприятного для Сталина международного положения Гефтер, очевидно, имел в виду появление первых трещин в советско-германских отношениях. Но Сталин отказывался адекватно реагировать на эти тревожные сигналы, продолжая надеяться на то, что события будут развиваться по прежнему сценарию: Германия будет захватывать новые территории в Европе военной силой, а Советский Союз — «мирным» путём, что приведёт к разделу Европы, а затем и всего мира между антикоминтерновскими державами и Советским Союзом. Поэтому никаких активных дипломатических акций в дни, непосредственно последовавшие за гибелью Троцкого, им осуществлено не было. Зато пристальное внимание Сталина в эти дни было направлено, как это ни удивительно, на расправу с второстепенным писателем Авдеенко за его сценарий «Закон жизни».
Судьба Авдеенко была не совсем ординарной. На рубеже 30-х годов был объявлен так называемый «призыв ударников в литературу». Согласно этому лозунгу, сами рабочие-ударники должны были описывать свои трудовые подвиги. Вслед за этим им должна была оказываться «творческая помощь», с тем чтобы за их счёт пополнялись ряды советских писателей. Из всех потуг создать в ходе этой кампании нечто, напоминающее художественное произведение, выделилась лишь одна повесть под названием «Я люблю», принадлежащая двадцатипятилетнему рабочему магнитогорского комбината Авдеенко. После издания огромным тиражом этой повести, в апологетических тонах описывающей будни «Магнитки», перед Авдеенко открылась головокружительная карьера. Он был избран членом Союза советских писателей, назначен спецкором «Правды» по Донецкому краю, получил шикарные квартиры в Москве и Макеевке. Когда же обнаружилось, что под умелым руководством Мехлиса Авдеенко научился особенно удачно льстить Сталину (так, в выступлении на Съезде советов он обещал, что первым словом, которое произнесёт его будущий сын, будет слово «Сталин»), его стали «для знакомства с капиталистической действительностью» посылать в заграничные круизы и командировки, позволили приобрести редкий в то время зарубежный автомобиль «Бьюик».
За короткое время, помимо множества сервильных статей и очерков, Авдеенко написал несколько графоманских «полотен», последним из которых был сценарий «Закон жизни». Однако фильм, спешно созданный по этому сценарию, вызвал недовольство Сталина. Чтобы «наказать» Авдеенко, Сталин прибегнул к своему излюбленному приёму — неожиданно сбросить человека с вершин карьерного успеха и благополучия в грязь и позор.
Сам Авдеенко узнал о постигшем его остракизме, находясь в Киеве, когда 15 августа увидел, как тщательно заклеиваются свежие афиши с анонсом о появлении фильма на экранах города. Затем он узнал, что сотрудники НКВД на мотоциклах объезжают кинотеатры города, опечатывая коробки с кинолентами «Закона жизни». В тот же день он прочёл анонимную разгромную статью в «Правде» — «Фальшивый закон», которая, как он вскоре узнал, была напечатана по личному заданию Сталина, отредактирована и дописана им. Наконец, ему была доставлена правительственная телеграмма с предписанием Жданова явиться в ЦК.
Девятого сентября Авдеенко был вызван на заседание Оргбюро ЦК, которое продолжалось с 5 часов вечера до 12 ночи. После занудного вступительного слова Жданова и бичующих выступлений приглашённых на заседание членов Президиума Союза советских писателей на сцене внезапно появился Сталин. Расхаживая около трибуны, он несколько раз прерывал выступавших и разражался длинными монологами. В них он не ограничивался репликами типа: «Авдеенко — человек в маске, вражеское охвостье. Говорят, он был рабочим. А разве мы не знаем таких случаев, когда бывший рабочий становился нашим заклятым врагом?» Сталин подробно рассуждал о Шекспире, Гоголе и Чехове, доводил до сведения присутствующих, какой манере письма отдаёт предпочтение [942].
