Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Млечин Леонид Михайлович (электронная книга txt) 📗
Лужков, по словам присутствующих, ответил крайне эмоционально, поэтому некоторые слова придется опустить:
— А ты мне тут … не нужен со своей охраной. В Москве и так полный порядок. Так что разворачивайтесь и … отсюда.
— Есть, — ответил генерал и ушел.
«Через несколько минут уходит и колонна танков, — вспоминает Евгений Савостьянов, в ту пору работавший в Красном доме. — Этот эпизод хорошо характеризует общий раздрай, непонимание ситуации, неопределенность целей и стремление подстраховаться на всякий случай, не проявляя излишнего рвения, столь характерные для всех, кто помимо собственной воли был вовлечен в авантюру ГКЧП».
Дни были жаркие. Закончив совещание, Юрий Лужков сидел в одной майке. Удивленно заметил:
— Путч — сложнейшая хозяйственная операция, а мы их солдат кормим…
20 августа пять часов шел митинг перед Белым домом. Там стояли самые разные люди. Были совсем странные, искавшие приключений, и пьяные, и полууголовники. Но абсолютное большинство составляли москвичи, которые искренне не хотели поворота назад и были возмущены попыткой решить их судьбу без их участия. Сюда стянулось немало людей с оружием — омоновцы, милиционеры, бывшие афганцы.
В дни событий в здании находилось примерно двести сорок депутатов и с ними две сотни сотрудников аппарата Верховного Совета. Они выступали, писали и раздавали листовки. Их развозили по аэродромам и просили летчиков взять с собой. Депутаты звонили в свои округа и рассказывали, что происходит. Часть депутатов разъехались по воинским частям — в училище имени Верховного Совета РСФСР, дивизию имени Дзержинского, батальон и полк связи в Сокольниках, в спецназ, стоявший в Теплом Стане. Исходили из того, что в любую минуту Белый дом может быть захвачен. Подготовка к штурму Белого дома действительно шла.
Председатель КГБ Крючков и министр обороны Язов приказали своим заместителям Ачалову и Агееву подготовить к концу дня 20 августа план захвата Белого дома — операцию под кодовым названием «Гром». Штурм назначили на три часа ночи 21 августа.
Генерал Варенников, вернувшийся из Киева, приказал выделить для атаки Белого дома три танковые роты и эскадрилью боевых вертолетов. Войска должны были рассеять толпу, подавить сопротивление, а бойцы «Альфы» — захватить здание.
20 августа командир «Альфы» Герой Советского Союза генерал-майор Виктор Федорович Карпухин передал подчиненным приказ:
— В три часа ночи предстоит штурмовать Белый дом. Нам будут приданы спецназ министерства обороны, люди из ВДВ, МВД, бронетехника и будет оказана вертолетная поддержка. Готовьте операцию: «Альфа» — основная…
Пятый этаж забаррикадировали. Приемная Ельцина была полна людей. Некоторые депутаты обзавелись оружием. Секретарь президиума Верховного Совета РСФСР Сергей Александрович Филатов встал у окна, ему тут же посоветовали отойти: в окне он прекрасная мишень для снайперов, засевших на крыше гостиницы «Украина».
В шесть вечера по громкой связи Белого дома передали, что ночью возможен его штурм. Женщин попросили покинуть здание. Однако люди не расходились. Некоторые из участников тех событий теперь испытывают разочарование: все пошло иначе, не так, как думали в те дни. Но по-прежнему считают, что нельзя было поступить по-другому.
— Я участвовал в этих событиях, — вспоминал замечательный артист Лев Константинович Дуров. — Горжусь медалью «Защитник Отечества», а главное — дюралевым крестиком, который мне вручили чуть ли не сразу в конце августа. И сегодня я не отказываюсь от этого, одного из важнейших поступков в моей жизни.
— Это был искренний порыв души, — считает известный литературовед Людмила Ивановна Сараскина. — Мы боялись, что завоевания перестройки — личностная свобода, свобода слова, гласность — будут у нас отобраны. Помню, как стояла, прижавшись к боку танка, и вглядывалась в лица солдат, пытаясь уловить малейший намек на улыбку, увидеть проблеск хоть какого-то расположения к нам, думала, что, если это увижу, значит, он стрелять не будет…
Один из депутатов позвонил коллеге в Моссовет:
— Давайте прощаться, сейчас начнется штурм. Постарайтесь сберечь людей. И тогда лет через десять можно будет попытаться еще раз…
Ночью в Белом доме возле кабинета президента дежурил автоматчик, а сам он в этот момент спал в небольшой комнатке.
«Ночи Ельцин проводил на разных этажах — от третьего до пятого, — вспоминает Коржаков. — С 19-го на 20-е Борис Николаевич спал в кабинете врача — туда поставили кровать, окна кабинета выходили во внутренний двор, поэтому в случае перестрелки не стоило опасаться случайной пули или осколка… На пятом, президентском, этаже около каждой двери выстроили целую систему баррикад — мы их называли “полосой препятствий”».
Если бы штурм состоялся, эти баррикады никого бы не остановили. Захватить Белый дом было не так сложно. Мешали люди, которые дежурили возле здания день и ночь. Чтобы добраться до Ельцина, их надо было перестрелять — на это ГКЧП не решался.
Самой страшной была вторая ночь, с 20-го на 21 августа, когда со всех сторон приходили сообщения о готовящемся штурме. Коржаков, думая о том, что предстоит спасать Ельцина, заказал для него в гримерной Театра на Таганке бороду, парик, усы…
Планов эвакуации было несколько. Один — загримировать Ельцина и по подземным коммуникациям выйти в город в районе гостиницы «Украина», где его уже ждала машина. Второй — доставить его в расположенное по соседству американское посольство. Американцы были готовы принять Ельцина и его окружение — в посольство можно было въехать через задние ворота, которые специально держали открытыми.
Когда послышались выстрелы, в Белом доме решили, что штурм начался, Коржаков приказал:
— Едем в посольство!
Освободили проход для машины, и Коржаков пошел будить президента. Ельцин спал в одежде, готовый ко всему. Спросонья не сразу понял, куда его ведут. Когда уже сели в машину, спросил:
— Подождите, а куда мы едем? Коржаков удивился:
— Как куда? В американское посольство. Двести метров, и мы там.
— Возвращаемся назад, — твердо заявил Ельцин.
«С точки зрения безопасности этот вариант, конечно, был стопроцентно правильным, — вспоминал потом Ельцин, — а с точки зрения политики — стопроцентно провальным… Это фактически эмиграция в миниатюре. Значит, сам перебрался в безопасное место, а нас всех поставил под пули…»
Безошибочный инстинкт не подвел Ельцина.
Охрана увела его вниз. Под Белым домом располагался подвал — бомбоубежище с запасом воды и заботливо припасенными противогазами. И бункер, в котором на случай войны устроены были кабинеты председателя Верховного Совета, его заместителя и секретаря Совета.
«Мы спустились в подземные этажи, о которых я даже не подозревал, — рассказывал Лев Суханов. — На каждом шагу встречались вооруженные люди. Мы долго шли лабиринтами коридоров и переходов, пока не оказались в просторном помещении с большими коваными дверями, похожими на створки шлюза. На экстренный случай рассматривался уход через один из тоннелей, который выходил на пустырь, недалеко от Краснопресненской набережной. По нему уже прошли телохранители Ельцина, выяснили, что делается наверху, и установили постоянное дежурство. Это был наиболее вероятный вариант на случай катастрофы…»
Ночью стали поступать сообщения, что к зданию выдвигаются танки и танкисты отказываются разговаривать с депутатами. В половине второго ночи Сергей Филатов стал звонить президенту Казахстана Назарбаеву. Его подняли с постели. Филатов сказал, что стреляют уже рядом и что он должен вмешаться. Назарбаев подробно расспрашивал его, что происходит и где Ельцин. Обещал связаться с Кремлем. И действительно через некоторое время перезвонил: Янаев дал ему клятвенное обещание, что крови не будет.
В Белом доме никто Янаеву не поверил. Но к утру стало ясно, что штурма не будет. Сидеть в бункере стало невмоготу, поднялись наверх. 21 августа был день рождения Елены, старшей дочери Бориса Николаевича. Он позвонил ей в пять утра, поздравил, сказал виновато:
