Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России - Хлебников Павел (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
В начале марта 1999 года в аэропорту Грозного был похищен личный посланник президента Ельцина, генерал МВД Геннадий Шпигун. Сергей Степашин, в то время министр внутренних дел, заявил: сносить подобное оскорбление российское правительство не будет. Степашин, сначала в ранге министра внутренних дел, а потом и в ранге премьер-министра, разработал план бомбардировок учебных лагерей чеченских террористов; он также решил создать зону безопасности, для чего занять северную (прорусскую) часть республики до берегов Терека. Эта военная операция должна была состояться в августе и сентябре. Вопрос заключался в том, как добиться поддержки боевых действий со стороны населения России, как избежать массовой оппозиции, которая и подорвала военные усилия правительства в ходе первой чеченской войны в 1994—1996 годах.
Решение подсказали сами чеченцы. В первые дни августа 1999 года подразделение из нескольких тысяч чеченских боевиков вторглось в Дагестан, заняло несколько деревень и объявило о создании Исламской республики. Во главе этой бригады стояли двое. Во-первых, Шамиль Басаев, террорист со стажем, прославившийся кровавым налетом на Буденновск в 1995 году и захватом заложников в городской больнице. Во-вторых, некий загадочный Хаттаб, представитель исламского фундаментализма из Саудовской Аравии, участник ряда войн на территории Афганистана и Средней Азии, якобы связанный с саудовским террористом Осама бин Ладеном (главный подозреваемый в организации взрывов на территории посольств США в Африке в 1998 году). Хаттаб был членом движения ваххабитов, эта секта исламских фундаменталистов получала деньги из Саудовской Аравии и быстро пускала корни в Чечне и Дагестане; еще одним человеком, связанным с движением ваххабитов, был давний партнер Березовского по переговорам об освобождении заложников — Мовлади Удугов. Дагестанские деревни, занятые Басаевым и Хаттабом, относились к движению ваххабитов с сочувствием, однако остальная часть населения Дагестана была решительно против набега чеченцев.
Вторжение в Дагестан развязало российскому правительству руки — теперь можно посылать на Северный Кавказ серьезные силы. Ведь чеченцы повели себя как агрессоры, и Кремль просто защищает свою территорию, к тому же население Дагестана в подавляющем большинстве поддерживало россиян. Чеченское подразделение, напавшее на Дагестан, хотя и крупное и хорошо оснащенное, не было послано правительством Чечни: оно было крупнейшим среди независимых боевых групп, которые возникли по всей Чечне за счет вливаний извне, выкупов за похищенных людей, операций на черном рынке и других преступных деяний.
Через месяц после нападения на Дагестан я позвонил президенту Чечни Аслану Масхадову, и он пытался заверить меня, что не имеет никакого отношения к боевым действиям. «Басаев — это рядовой гражданин Чечни, — заявил он. — Он может ехать в Дагестан, Косово, Боснию, но он представляет только себя, Шамиля Басаева. Он ни в коем случае не представляет чеченский народ, тем более чеченское правительство. Это десятка людей, которые отпустили бороды, и сторонники большого джихада. Это управляемые кем-то, откуда-то профинансированные, даже не без участия финансовой олигархии из Москвы, которая окружает Ельцина».
Масхадов намекал непосредственно на Березовского. Березовский передал Шамилю Басаеву миллион долларов наличными, если не больше. Позднее Березовский признал этот факт, хотя деньги якобы предназначались на «восстановление цементного завода». Разумеется, у Березовского были более устойчивые и долгосрочные финансовые отношения с Мовлади Удуговым, чей брат был одним из лидеров секты ваххабитов. Магнат переводил деньги Удугову неоднократно, внешне в рамках переговоров об освобождении заложников. Записанные на пленку телефонные разговоры между Березовским и Удуговым, где речь идет о том, как переправить деньги, судя по всему, состоялись в июле 1999 года — менее чем за месяц до нападения чеченцев на Дагестан. Газета «Московский комсомолец», опубликовавшая части этих телефонных бесед, предположила, что переговоры между Березовским и его чеченскими собеседниками касались нападения Басаева и Хаттаба на Дагестан, но из текста переговоров это не следует — вполне возможно, что речь опять-таки шла о чьем-то освобождении.
В определенной степени Березовский представлял в Чечне интересы ельцинского режима, и в этом смысле Кремль занимал все менее умеренные позиции, оказывал экстремистам финансовую и политическую поддержку и, как следствие, сеял семена конфликта. В лучшем случае эта политика оказалась просто ошибочной: Березовский и его союзники из Кремля перемудрили, в итоге их двурушничество сыграло с ними злую шутку — точно так же КГБ, финансируя частных предпринимателей и боссов организованной преступности, намеревался помешать распаду Советского Союза, но лишь его ускорил. В худшем случае можно говорить о том, что политика Березовского в отношениях с чеченскими экстремистами — это намеренная попытка раздуть пламя войны. Но зачем Кремлю (через посредство Березовского) поддерживать исламских фанатиков и, в конечном итоге, проливать столько российской крови? Масхадов утверждал: таким способом клика Ельцина пыталась удержаться за власть.
«Скоро предстоят выборы в госдуму и на пост президента, — говорил Масхадов. — Это, соответственно, для руководства России большая проблема. Больной президент. Его окружению не безразлично, кто придет к власти. Если придет человек другой (из лагеря оппозиции) — им не избежать тюрьмы. Поэтому любой ценой они должны привести кого-то к власти своего. Понимаете? А где найти лучшей полигон, чем в Чечне, чтобы объявить чрезвычайное положение и оттянуть выборы?»
Всего месяц потребовался на то, чтобы из далекого Дагестана война перебросилась в самое сердце России. 9 сентября в пять часов утра под жилым домом в захудалом районе Москвы взорвалась бомба. В доме спокойно спали сто человек. Здание было стандартной восьмиэтажной коробкой, такие дешевые жилища во времена Леонида Брежнева строили тысячами. Здание рухнуло — и погребло под руинами всех жителей. По предварительным оценкам погибло девяносто четыре человека. Спаслось лишь несколько человек, их вытащили из-под обломков в изодранном и окровавленном нижнем белье.
Через четыре дня вскоре после полуночи Москву потряс новый, более мощный взрыв: рухнул еще один жилой дом, похоронив под обломками 118 человек. На Россию обрушилась беспрецедентная волна терроризма — всего за три с небольшим недели в Москве и двух провинциальных городах прогремело пять взрывов, оборвавших жизни 300 человек.
Эти взрывы изменили политическую обстановку в России. Премьер-министр Путин объявил, что страна находится на осадном положении. Российские города были охвачены тревогой. Милиция и ФСБ ввели режим повышенной боевой готовности. Ужас и горе уступили место ненависти к чеченцам, которых официально обвинили во взрывах. В течение нескольких дней число голосов в поддержку войны против Чечни резко возросло, поднялся и рейтинг Путина. Молодой премьер-министр говорил жестко, сурово заявлял о решимости «мочить» террористов даже в сортирах. В итоге он возглавил боевые действия против террористического государства, которое угрожало жизни мирных россиян.
Ответственность за взрывы никто на себя не взял. Кремль обвинил тех же боевиков-исламистов, которые вторглись в Дагестан, но чеченские командиры высшего эшелона, включая террориста Шамиля Басаева, отрицали причастность к этим взрывам — свою или своих людей. Никаких улик, указывавших на виновность конкретных лиц или групп, найдено не было. Взрывы, произошедшие в канун судьбоносных выборов 1999—2000 годов, напомнили о загадочном взрыве в московском метро за неделю до президентских выборов в 1996 году. Тогда Кремль во всем обвинил «коммунистов-экстремистов», а режим Ельцина с новой энергией заявил о том, что только он является гарантом мира и стабильности в России.
Тот факт, что Березовский вместе с другими людьми из окружения Ельцина давно поддерживал тайные связи с чеченскими экстремистами, породил подозрения о том, что взрывы жилых домов в 1999 году — дело рук самого российского правительства. Во французской газете «Le Monde» появились сообщения: российские военные экспортеры поставляют людям Шамиля Басаева оружие, летом 1999 года в курортном городке Биаррице состоялась встреча Березовского, Александра Волошина (шефа ельцинской администрации) с чеченскими полевыми командирами. Позднее «Le Monde» цитировала Березовского: по его словам, в Биаррице он встречался не с чеченским командиром, а с Владимиром Путиным, в канун назначения Путина на пост премьер-министра. Покров тайны над взрывами жилых домов становился только гуще. 22 сентября, через шесть дней после второго взрыва в Москве, милиция нашла бомбу в подвале жилого дома в Рязани. Местное подразделение ФСБ решило, что здесь снова замешаны террористы, и собралось арестовать виновных. Но на следующий день московская служба ФСБ объявила: бомба ложная, призванная проверить, какова степень готовности и бдительности местных властей. Последовали противоречивые заявления местных и центральных властей, серьезного расследования проводить не стали, в итоге суть происшедшего в Рязани так и осталась неясной. Еще через неделю французская газета «Le Figaro» спросила бывшего секретаря Совета безопасности России Александра Лебедя: возможно ли, что российское правительство организовало террористические акции против своих граждан? «Я в этом почти уверен» — таков был ответ Лебедя.
