Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
– сначала «договор о дружбе» и ввод советских войск, формально не предусматривавшие немедленного изменения социального строя;
– затем «демократизация» этого строя, включающая в первую очередь легализацию коммунистических партий;
– через некоторое время – «ухудшение» дипломатических отношений, ввод новых контингентов и гарантия «несопротивления» старых режимов;
– имитация «народных требований» о замене правительств на более дружественные (не обязательно коммунистические);
– новые выборы по единым, продиктованным из Москвы спискам;
– создание новых парламентов и органов исполнительной власти на фоне требований вхождения в СССР;
– соответствующие решения парламентов;
– их просьбы о вхождении в СССР и их быстрое одобрение Верховным Советом;
– все это – в условиях согласия (Германия) или невмешательства (занятых войной Англии и Франции).
Сталин мог быть доволен удачным выполнением этого сценария, который он сам написал. Настолько доволен, что решил испытать его не только на трех Прибалтийских республиках, но и на соседней Финляндии – не менее важной, в качестве стратегического предполья СССР. Согласие Германии было формально дано в секретном протоколе 23 августа, на пассивность западных держав можно было рассчитывать (война продолжалась). Как будто можно было действовать?
В глазах Сталина Финляндия была частью той сферы своего влияния, к которой путь ему открыли секретные протоколы 1939 года. Другой частью была Прибалтика, овладение которой Сталин начал осенью 1939 года и завершил в июне – августе 1940 года, включив ее в Советский Союз. Утверждают, что «Зимнюю войну» он откладывал до конца 1939 года, пока не убедился, что процесс овладения Прибалтикой уже начался: тогда советские военные базы появились в Латвии, Литве и Эстонии; правительства этих стран вели себя покорно, а Германия терпимо относилась к начавшемуся процессу советского овладения, который в 1940 году закончился советизацией Прибалтики. Но Финляндия…
Знал ли об этих «но» руководитель финской компартии Отто Куусинен? Ноябрьской ночью 1939 года он в салон-вагоне, прицепленном к знаменитой «Красной стреле» (поезд Москва – Ленинград), ехал, чтобы вскоре официально стать главой «демократического правительства Финляндии». Его собеседником был Елисей Синицын – будущий генерал, резидент НКВД в Хельсинки, работавший там под фамилией Елисеев. Только за день до этого оба – и Куусинен, и Синицын – были на приеме у Сталина.
Куусинен вспоминал в этой ночной беседе с Елисеевым, что еще в сентябре 1939 года Сталин и Ворошилов вызвали его в Кремль. Куусинену объяснили, что для обеспечения северо-западных границ СССР надо получить согласие Финляндии на обмен территориями (Карельский перешеек в обмен на часть Карелии), а если согласия не будет, то получить его военной силой.
– Сталин, – вспоминал генерал Синицын слова Куусинена, – хотел бы видеть Финляндию, развивающейся по сценарию для Прибалтийских государств…
Запомним: по прибалтийскому сценарию! Но финский сценарий оказался несколько другим. Война 1939—1940 годов оказалась тяжелой. Она потребовала больших жертв. Хотя территориальные изменения и удалось навязать Финляндии, но страна так и не стала частью советской сферы влияния. В этих условиях нетрудно предположить, что Сталин с досадой мог сравнивать Финляндию с Прибалтикой и мог быть недовольным подписанным миром.
В личном архиве Иосифа Сталина есть небольшая коллекция, на которую исследователи не всегда обращают внимание. В ней собраны записки, сделанные от руки короткие заметки, даже рисунки, которые скучающий Сталин делал во время заседаний. Есть среди подобных материалов и любопытные замечания, относящиеся к важным политическим решениям. Одно из них датировано 17 апреля 1940 года и содержит несколько строчек, отчеркнутых толстым зеленым карандашом: «1) Правильно ли поступило правительство, начав войну с Финляндией в конце 1939 г.? 2) Правилен ли был тот план сосредоточения сил против Финляндии, который был осуществлен в первые недели войны?»
Если быть психологом фрейдистского толка, то можно подумать: вот они, мучившие кремлевского диктатора «проклятые» вопросы! Действительно, прав ли был Сталин, когда начал войну зимой 1939-40 года? Оправданны ли были большие человеческие потери и потеря международного престижа страны?
Но для анализа Сталина Фрейд не подходит. На самом деле это были не «проклятые» вопросы сталинского подсознания, а набросок речи, которую 17 апреля 1940 года произнес Сталин на совещании, собранном в Центральном Комитете ВКП(б) с 14 по 17 апреля для подведения итогов войны с Финляндией.
На совещании выступили 46 человек – командиры соединений Красной Армии, руководители высших учреждений армии. Председательствовали нарком маршал Климент Ворошилов и его заместитель Геннадий Кулик, однако фактически руководил работой сам Сталин. Он и закончил эту работу, выступив на последнем заседании. Речь эта долгие годы оставалась засекреченной и была обнаружена лишь в 1996 году, причем не в основных сталинских фондах.
Речь 17 апреля 1940 года примечательна во многих отношениях. В военном анализе она содержала большое количество справедливых, критических замечаний, связанных с неудачами первого периода войны и явными провалами командования (кстати, народный комиссар обороны, «славный маршал» Ворошилов был снят со своего поста). Но политический аспект речи оказался для многих неожиданным: Сталин дал положительную оценку общим итогам войны. Он так и начал – с того первого вопроса, содержавшегося в упоминавшейся записке.
– Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии?
Вскоре он задал и второй вопрос:
– А не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября – начале декабря?
На оба риторических вопроса Сталин дал ответы: да, правильно, нет, не поторопилось. Вы скажете: иного быть не могло. Диктаторы неспособны к самокритике. Тем любопытнее аргументы, которыми генеральный секретарь ЦК ВКП(б) воспользовался, чтобы оправдать войну перед собравшимися в Кремле людьми, хватившими сполна тяжести этой войны.
Во-первых, он говорил об обеспечении безопасности Ленинграда. Но в неожиданном аспекте: оказывается, существовала опасность прорыва финнов к Ленинграду с целью «занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, – это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти».
Белогвардейское правительство? Гражданская война в СССР в конце 1939 года? После сталинских чисток в партии, правительстве и в Красной Армии? После разгрома всех мыслимых и немыслимых оппозиций? Но раз говорил Сталин – всем казалось, что и этот фантастический аргумент справедлив.
На этом Сталин не остановился. Утешив командиров, что они в Финляндии разбили не только финнов, но и их учителей – немцев, англичан, французов и «технику, тактику и стратегию передовых государств Европы», он дал понять, что, оказывается, было два плана войны. Один – «большой план большой войны». Другой – «малый». Сталин говорил: «Перед финнами мы с начала войны поставили два вопроса – выбирайте из двух одно – либо идите на большие уступки, либо мы вас распылим и вы получите правительство Куусинена, которое будет потрошить ваше правительство. Так мы сказали финской буржуазии. Они предпочли пойти на уступки, чтобы не было народного правительства. Пожалуйста. Дело полюбовное, мы на эти условия пошли, потому что получали довольно серьезные уступки, которые полностью обеспечивают Ленинград и с севера, и с юга, и с запада и которые ставят под угрозу все жизненные центры Финляндии. Теперь угроза Гельсингфорсу смотрит с двух сторон – Выборг и Ханко. Стало быть, большой план большой войны не был осуществлен, и война кончилась через 3 месяца и 12 дней…»
Итак, кончилась только «малая война». А «большая»? В рассуждениях Сталина таился немалый – и очень опасный! – смысл. Сначала о роли созданного Москвой сразу после вторжения «народно-демократического правительства» во главе с жившим долгие годы в советской эмиграции главой финских коммунистов Отто Куусиненом. Война, наоборот, сплотила население вокруг законного правительства. Едва ли маршал Маннергейм и вся финская буржуазия могли испугаться Куусинена, не представлявшего реальной силы в стране и, конечно, неспособного «распылить» и «потрошить» правительство в Хельсинки. Причем странное дело: если в декабре 1939 года в Москве был торжественно подписан Договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской Демократической Республикой, то с ходом войны роль этого правительства быстро сошла на нет. Не говорим уже о том, что оно существовало только на территории, занятой Красной Армией, там, где мирное население практически отсутствовало. Все надежды на «народное восстание» против правительства Хельсинки, о которых прямо говорил Маленков, оказались иллюзией. В результате 12 марта 1940 года был подписан мирный договор с правительством Таннера – Рюти. Но Сталин, как видно из речи 17 апреля, был недоволен. Хотел ли он вернуться к «большому плану»?
