За кулисами второго фронта - Орлов Александр (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Робертсон не имел опознавательных зеленых ракет, да и ракетницы не было. Но он твердо решил встретиться с восточными союзниками, стрелявшими с того берега. Надо было только как-то подать знак русским. Отобрав у первого попавшегося немецкого беженца белую простыню, Робертсон решил сделать подобие флага США. Дальнейшие события он описывает так:
«Мы ворвались в аптеку и взяли там цветные порошки, красный и голубой. Смешав порошки с водой, нарисовали на нашей простыне пять горизонтальных полос красным и закрасили верхний левый угол голубым. Было 15.00. Мы осторожно двинулась к реке. Я хотел найти какое-нибудь высокое здание или башню, чтобы оттуда помахать флагом. Замок Хартенсфельс попался нам как раз кстати. Тем более что он стоял почти на самом берегу и у него была высокая башня.
Мы поднялись по винтовой лестнице на башню. Я оставил трех человек на верхней площадке, а сам вылез на крышу, стараясь не высовываться из-за укрытия, и начал махать флагом, крича по-русски «американцы» и «товарищ». Это было около 15.30.
Стрельба прекратилась.
Другой берег был ярдах в 500 —600, и там, еще ярдах в 200, по травянистому пологому склону в тени деревьев ходили по опушке леса русские солдаты. Они начали кричать, но я ничего не понимал. Я закричал, но они меня тоже не понимали.
Потом они пустили две зеленые ракеты (а вовсе не красные). Я не мог ответить, так как у нас вообще не было ракет. Они опять открыли огонь, но уже не только по башне, а по всему городу. Все это время немецкие снайперы стреляли в меня с тыла.
Я опять укрылся и замахал американским флагом. Без устали кричал то «американцы», то «товарищ», а то объяснял по-английски, что мы американский патруль.
Они прекратили стрельбу и снова принялись кричать. Я прикрепил древко флага к левому углу башни так, чтобы они могли видеть полосы на флаге. К этому времени я послал джип обратно в лагерь, чтобы найти русского военнопленного, говорящего хотя бы по-немецки.
Привезли русского военнопленного из лагеря. Объяснили ему по-немецки, что надо сказать его соотечественникам на другом берегу реки. Русский высунулся из башни и прокричал несколько фраз. Стрельба прекратилась. Небольшая группа русских солдат двинулась в направлении берега.
Мы слезли с башни, перебежали через двор и помчались к реке. Рядом с замком был мост, взорванный, по всей видимости, отступающими немцами. Хотя фермы моста были согнуты и скручены, одна из них все еще нависала над водой. На нашей стороне не было видно ни одной лодки.
Я направился к мосту, но освобожденный русский военнопленный опередил меня и двинулся в сторону противоположного берега. С другой стороны навстречу ему полез русский солдат. Вслед за русским военнопленным на мост залез и я и стал перебираться на ту сторону.
Военнопленный встретил русского солдата и, миновав его, продолжил путь на восточной берег, а его соотечественник двигался в нашем направлении. Примерно на середине Эльбы русский и я соскользнули вниз по огромному, в форме буквы «V» изгибу балки. В этом был некий символ, так как буква «V» обозначала Викторию — Победу. Но в тот момент мы не думали об этом».
А вот как вспоминает эту встречу командир взвода 173-го полка 58-й дивизии 5-й гвардейской армии лейтенант Александр Сильвашко:
«Вечером 24 апреля мы с боями вышли к берегу Эльбы напротив г. Торгау. Мой взвод был впереди. Днем 25 апреля на другом берегу появилась группа солдат в неизвестной форме. Вскоре в нашу сторону направились четверо, явно с мирными намерениями. Они кричали: „Москоу, Америка, Донт шут!“ (не стреляйте. — А. О.) Мы приближались друг к другу по мосту. Встретились посередине. Пожали друг другу руки. Языка никто не знал. Я увидел среди американцев офицера. Тот представился: Уильям Робертсон. Я тоже представился: гвардии лейтенант Сильвашко.
В 16.45 трое американцев уже были на восточном берегу. И американцы и русские радовались этой встрече. Все смеялись, хлопали друг друга по плечу, пожимали руки. Хозяева не понимали слов гостей, а те — их, но общее взаиморасположение, единство чувств было очевидно. И те и другие были братьями по оружию, разгромившие общего врага. Они выжили в этой страшной мясорубке».
В отчете о встрече на восточном берегу Эльбы корреспондент «Правды» Александр Устинов писал:
«Наши солдаты и офицеры окружили товарищей по оружию, до боли пожимали друг другу руки, крепко обнимались, обменивались значками, звездочками, угощались куревом. Да, не знали мы языка, и разговор шел большей частью при помощи жестов, объятий, похлопываний. Получилось просто здорово. Американцы оказались хорошими парнями, чуть позже к нам перебралась большая группа американских журналистов, а среди советских корреспондентов были Константин Симонов и Сергей Крушинский из „Комсомольской правды“.
К вечеру командир 58-й гвардейской дивизии генерал-майор Русаков встретил прибывшего с большой свитой американского генерала Райнхардта, командира 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии. Гости в сопровождении наших офицеров направились в какой-то старый замок. Короткий, но знаменательный марш под тремя государственными флагами: Советского Союза, США и Великобритании.
Нечего говорить, что на столах появилась красочная батарея бутылок с шампанским. Произнесли тост за чудесную встречу. Однако вижу — не клеится разговор. Тут комдив подозвал кого-то из своих офицеров, что-то сказал ему — вскоре на столах появилась русская водка».
Но почему же встреча взводов Робертсона и Сильвашко, которая произошла на 3,5 часа позже контакта между Котцебу и Голобородько, первой облетела мир? Подробности рассказали Александр Сильвашко, который привел Робертсона и его солдат в свой полк, и сам Робертсон.
«Как только я доложил, что встретил американцев, — пишет Сильвашко, — в мой окоп примчались майор Ларионов, заместитель командира полка, капитан Неда, комбат, и сержант Андреев. По приглашению Робертсона мы вечером отправились на его джипе в штаб американской дивизии, которая находилась километрах в сорока пяти. Дорога заняла около часа. По пути видели, как остатки немецких частей, разбитых нашими войсками, шли сдаваться американцам. Группа немецких офицеров и солдат остановила нашу машину, чтобы узнать дорогу на сборный пункт военнопленных. Они были поражены, увидев рядом с американцами нас. С наградами, веселые, при оружии, немцы двигались вереницей прямо к штабу дивизии, аккуратно складывали там винтовки, автоматы и пулеметы. Пленные свободно разгуливали и чувствовали себя как дома. Мы — четверо, вооруженные только пистолетами, — опасались какой-нибудь выходки, особенно со стороны эсэсовцев. Поздним вечером прибыли в штаб американского полка в Вурцене. Нас не ожидали — это было видно по суматохе, вызванной нашим появлением. Вскоре мы снова отправились в путь — в штаб американской дивизии в Требзене. Туда уже сообщили, и нас ждали. Несмотря на поздний час, нас встретили радушно, гостеприимно и даже празднично. Множество репортеров атаковало нас со всех сторон, и стоило немалых усилий, чтобы избавиться от них и наконец поужинать. Тот поздний ужин как-то незаметно перешел в ранний завтрак.
Нас принял командир 69-й дивизии генерал-майор Эмиль Рейнхардт. Мы произнесли тосты за наши армии, за наши страны. А потом сфотографировались на память и в сопровождении командования американской дивизии в тринадцати джипах поехали на Эльбу: американцы должны были встретиться со своими советскими боевыми товарищами».
Фотоснимок, на котором Сильвашко обнимает Робертсона, фоторепортер, не дожидаясь каких-либо согласований в более высоких инстанциях, тотчас послал в США. На следующий день он был опубликован, и фамилии этих двух офицеров были у всех на слуху. Вот что пишет Робертсон:
«Когда мой патруль вернулся с русской делегацией вечером 25 апреля на американские позиции, мы незамедлительно встретились с прессой. Новость облетела весь мир. Мы получили наибольшую известность, так же как и честь быть первыми на официальной встрече в Торгау. Тем временем Бак Котцебу и его люди остались у русских на ночь. У него не было возможности связаться с дивизией, не говоря уже о прессе, до того, как было объявлено об официальной встрече в Торгау».
