Война и мир Дмитрия Медведева - - (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ОКРЕСТНОСТЯХ ЦХИНВАЛА
В теоретических исследованиях, посвященных войне как таковой, принято обычно ссылаться на прусского военного стратега и теоретика фон Клаузевица, который определил войну, как «продолжение политики другими средствами». [1] Однако справедливости ради разговор о связи войны и политики следует начать с мыслителей древности, в особенности – греческих, мысли которых вольно или невольно повторил и развивал Клаузевиц.
Так, Клаузевиц подчеркивает, что его определение целей войн касается по преимуществу войн между «цивилизованными странами», где цели военных действий могут быть сформулированы лишь одним способом: на рациональном политическом языке. Политические цели такой войны Клаузевиц разделяет на «ограниченные» и «неограниченные». Наиболее радикальная цель войны предусматривает полное политическое уничтожение противника. Поэтому, если рассуждать в терминах современных понятий, такие действия, как геноцид – уничтожение гражданского населения по национальному, религиозному или расовому признаку, [2] – не могут считаться рациональной целью в войне, ведущейся цивилизованным государством.
На эту разницу между «цивилизованными» и «нецивилизованными» войнами обратили внимание уже древние. Платон, к примеру, выделяет два вида войн. [3] Первый вид: войны, ведущиеся одним цивилизованным государством против другого. В данном случае целью войны может быть изменение власти в другом государстве или изменение его политики. Также целью подобной войны может быть смена государственного строя в другом государстве на «более справедливый». Например: демократическое государство может вести войну за свержение тирании и установление в соседнем государстве демократии, поскольку считает, что демократическое устройство более справедливо.
Другое дело, пишет Платон, войны против «варваров». Подобные войны ведутся с целью полного уничтожения врага, захвата населения в рабство либо его истребления. В отличие от греков Клаузевица мало интересовали войны с «дикарями», поэтому в своих теоретических изысканиях он уходит от рассмотрения конфликтов, не укладывающихся в его модель войны между «цивилизованными нациями». Однако конфликты ХХ века, как и первые военные «весточки» нового тысячелетия, значительно обогатили теоретиков эмпирическим материалом, никаким образом не укладывающимся в модель Клаузевица. Если в XIX веке еще могло показаться, что «иррациональные» с точки зрения Клаузевица способы применения вооруженной силы уходят в прошлое, теперь, после серии геноцидов (армян, евреев, цыган, русских в Чечне, народа тутси в Африке и др.), после акций гитлеровских войск СС против славян, политики «выжженной земли» и «ковровых бомбардировок» во Вьетнаме, мы точно знаем, что это не так.
Рассуждая чисто логически, следует допустить, что кроме рассмотренных Платоном двух видов должен существовать по крайней мере еще один, третий, – смешанный: когда одна из сторон в военном конфликте относится к другой как к «цивилизованной» стороне и соответственно ведет себя в принятом Клаузевицем смысле «рационально», а другая сторона, относясь к противнику как к «варварам», стремится к его полному физическому истреблению, включая гражданское население, даже вопреки политическому иррационализму этой цели. Именно такого рода войной, как нам кажется, была Великая Отечественная война: руководство СССР относилось к войне с Германией как к войне с «цивилизованным противником», со страной, в которой власть захватил «несправедливый режим». В то время как гитлеровское руководство вело себя так, как будто имеет на востоке дело с варварами, которых следует в конечном итоге полностью истребить.
КАРТА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
В канве оппозиции между «цивилизованной» и «варварской» войной следует рассматривать и августовский конфликт 2008 года в Закавказье. То, что цели грузинской стороны в этом конфликте далеко выходили за пределы восстановления власти Тбилиси и с самого начала предполагали этнические чистки и массовые убийства гражданского населения, следует из захваченных карт противника и показаний пленных. Вся операция, начиная от варварского обстрела Цхинвала и кончая демонстративным убийством жителей захваченных приграничных сел, была спланирована как акция устрашения, призванная вызвать массовое бегство мирного населения. Отряды грузинской милиции, состоящие из озлобленных, не подконтрольных никаким международным законам и лишенных всяких понятий о человечности банд, должны были «заняться» гражданскими, как только армия подавит очаги сопротивления югоосетинских сил. О возможности подобных планов свидетельствует и вся история грузино-осетинских взаимоотношений последнего столетия, которые характеризуются крайне болезненными эксцессами.
Таким образом, война с точки зрения грузинской стороны носила характер операции по устрашению и истреблению «варваров», якобы незаконно проживающих на грузинской земле. Это отнюдь не было войной за установление некоего «лучшего порядка» или ради ликвидации несправедливого устройства в платоновском смысле.
Это также не было похоже на войну ради «политического уничтожения», поскольку истребление гражданского населения выходит за рамки и такой, наиболее радикальной с точки зрения Клаузевица, войны.
Отсюда вывод: нападение грузин на Южную Осетию не было ни рациональным, ни сколь-нибудь эффективным «продолжением политики другими средствами», иначе мы и геноцид, и массовые политические убийства в Камбодже времен красных кхмеров должны были бы считать следствием рационального расчета. Однако это не так: здравое политическое мышление стремится к власти над людьми, а не к их уничтожению. Власть, уничтожающая подданных ей или менее того – не стремящаяся к сохранению и даже увеличению количества подданных, – не есть разумная власть, поскольку подрывает свою собственную основу. И мы воочию могли наблюдать катастрофу и разрушение режимов, жестоко и расточительно относившихся к своим гражданам либо замахнувшихся на геноцид.
Россия же, наоборот, рассматривала свое последнее вмешательство в Закавказье именно как военное столкновение с армией «цивилизованного» и даже дружественного народа, попавшего волей случая и вследствие собственных ошибок под «плохое» управление. Таким образом, мы должны констатировать, что со стороны России война с Грузией была вполне рациональной акцией, имеющей ограниченные и вполне политические цели, именно что «продолжением политики военными средствами» по Клаузевицу, цивилизованной войной с целью навязывания своей собственной воли и устранения «плохой политики» – в платоновском смысле слова.
Также в ныне общепринятых терминах основоположника международного права Гуго Гроция российское вмешательство вполне укладывалось в определение справедливой войны как войны, начатой в ответ на агрессию: «В случае нападения на людей открытой силой при невозможности избегнуть иначе опасности для жизни дозволена война, влекущая даже убийство нападающего». [4] Как мы знаем, большинство жителей Абхазии и Южной Осетии – российские граждане.
Подобные соображения можно было бы рассматривать как голую теоретизацию и морализирование, если бы не была раскрыта их связь с ходом и результатом разбираемого военного конфликта. В данном случае связь вполне очевидна: асимметрия намерений породила столь значительную асимметрию моральной оценки, что это не могло не сказаться на боевом духе и в конечном итоге – на результатах этой войны.
