Что такое политическая философия - Пятигорский Александр Моисеевич (онлайн книга без .TXT) 📗
Кстати, недумание, дамы и господа, – тоже разновидность думания. И очень важная разновидность. Если вы спросите про какого-нибудь джентльмена, что он сейчас делает, и вам на это ответят, что он не думает – то ответили совершенно правильно. А по эффекту политического воздействия политическое недумание может быть гораздо сильнее политического думания. В особенности в выделенных критических ситуациях.
В моем философском рассмотрении, я подчеркиваю – философском рассмотрении, для того чтобы понять, что мы в политической философии делаем с нашим объектом, с рефлексией о политике, вводится дополнительное инструментальное понятие – «абсолют». То есть мы имеем дело с абсолютной политической властью, абсолютным государством, абсолютной революцией и абсолютной войной. Но, заметьте, это чисто методологический прием. Ну, скажем, говоря о политической власти, абсолютной политической властью я назову не конкретную политическую власть, которой приписывается некое качество, называемое абсолютностью, а мышление, рефлексию о политике, в которой данная политическая власть имеет абсолютный смысл, то есть она мыслится не релятивной относительной в ее связи с другими феноменами общественной жизни, а напротив, это все другие феномены мыслятся как релятивные в отношении к ней. Понятно? Значит, когда я думаю об этой политической власти, я ее не могу исключить из своего мышления, о чем бы я ни думал.
Чем «политическая власть» отличается от «власти»? Политическая власть – это более конкретное понятие и более частное в отношении к власти. Частный характер этого понятия очевиден в любых примерах.
И вот что здесь интересно: она абсолютна в том смысле, что бездна других вещей, о которых я думаю, оказываются включенными в эту сферу.
– Ну что, старик, тебя обокрали? Это политика!
– Да какая это политика? Это рост криминальности в северном пригороде города Лондона!
А я говорю:
– Хорошо, но ведь тут же подошедший полисмен скажет: «Это у наших политика такая, что теперь в Лондоне все может случиться».
Да это смешно, это детский сад политической академии! И тем не менее введение, как инструментального понятия, понятия «абсолютного», очень ценно. В конце концов, «абсолютное» в политической рефлексии – это не только степень, это и ее качество. И вот это понять трудно, это такое качество вашего мышления о политике, которое обуславливает не только доминирование данного понятия в вашем мышлении о политике, но и доминирование этого понятия, когда вы черт знает о чем мыслите. Можете о любви, можете об экономике, да о чем угодно, оно абсолютно как в интенсивном, так и в экстенсивном смысле этого слова.
Философское мышление – о котором, к сожалению, у нас с университетских времен развилось представление как о самом общем – это тоже очень частное мышление наряду с другими или многими другими.
Говоря об абсолютном, я подчеркиваю, что это – термин политической философии, в данном случае моей. И будет чушью, если вы откроете окно и скажете: «О, кажется, начинается абсолютная революция!». Или радио пищит, или телевизор что-нибудь показывает: «О, это пахнет не какими-нибудь Косово или Чечней, а абсолютной войной!». Вы должны понимать, о чем мы говорим, ведь не о том, что происходит в Косово или на Кавказе, – ничего подобного. А о том, что происходит в нашем собственном мышлении и в восприятии других людей. Это только в политической рефлексии любое политическое событие может мыслиться как неабсолютное или абсолютное.
Поскольку я буду возвращаться к понятию «абсолют» в каждой лекции и на каждом шагу, я буду приводить простые примеры, чтобы сделать ваше восприятие более легким. Я помню, более 16 лет назад, в разгар горбачевских реформ, ко мне на конференции подошел английский философ Тэд Хондрик и сказал: «Где ваша настоящая революция?». А Тэд Хондрик в возрасте шестнадцати лет в 1938 году убежал из дома воевать в Испанию. «Это же, – говорит, – то, что произошло в России, – противно смотреть!» Совершенно очевидно, что старик Хондрик исходил из идеи абсолюта. Не только абсолютной революции в смысле, что она камня на камне не оставит, а абсолютной в смысле ее абсолюта в мышлении. А я рос в другое время, и в моей политической рефлексии, я подчеркиваю – бытовой, идея абсолютной революции существовала уже с чужих слов, с чужого мировосприятия, а не с моего собственного.
Я ответил Тэду Хондрику – ну жалко же было старого идиота – я ответил:
– Она уже была, настоящая.
– Где, когда?
– Ну как же, в 1917-м!
Вы понимаете, это был ответ по существу. Потому что в тот период, в начале XX века, идея абсолютной революции была абсолютно доминирующей в голове как Владимира Ильича Ленина, так и Николая Романова. Боялись абсолютной революции, мечтали об абсолютной революции, ненавидели абсолютную революцию, любили. Это неважно, она была абсолютной. Она определяла политическое мышление и расширялась от одного данного конкретного объекта к любым политическим фактам, событиям и обстоятельствам. Хондрик очень обиделся.
Примеры я люблю и не люблю. Цитировать – иногда цитирую. А примеры люблю исторические. Собственная жизнь – тоже история, поскольку ты ее уже осознал как, и не только, твою историю.
Теперь быстро перескакиваю. Совсем другой джентльмен, не Тэд Хондрик, а очень талантливый историк идей Освальд Шпенглер на следующий день после того, как случилась немецкая революция, написал: «Немцы, бездари, какой позор, что это за революция, чушь какая-то! Ерунда, курам на смех. Вот русские сделали настоящую революцию». То есть ту, о которой, исходя из своих коммунистических убеждений, мечтает и мечтал этот дурак Тэд Хондрик, о ней же, нисколько ей не сочувствуя, говорил в общем-то гегельянец Освальд Шпенглер. Почему ему, как вы думаете – а Шпенглер был совсем не дурак и безумно талантливый человек, – почему ему германская не понравилась по сравнению с русской? Потому что он исходил из гегелевского понимания действительности и разумности в связи с действительностью. Что это за революция? Разумеется, она неразумна, потому что она недействительна. И не считайте, пожалуйста, бедного Шпенглера людоедом, он говорил: «Да говорят, что на главной площади было убито всего семь человек». Разумеется, в этом смысле португальская революция, сбросившая иго диктатора Салазара, уже совсем была бы позором в глазах и Хондрика, и Шпенглера: было убито три человека, и португальцы клянутся, что двое были убиты совершенно случайно, один рикошетом, а другой не увернулся от бронетранспортера. Так это же позор революции! И все это не шутка, ибо в политической рефлексии и Шпенглера, и Николая Романова, и Чичерина, и культурного идиота, присяжного интеллигента русской революции Луначарского довлела идея абсолютной революции. Все с ней сравнивалось. С конца XVIII века революция рефлексировалась с точки зрения абсолютной революции. Вот поэтому очень важно начать разбирать основные понятия, которые я перечислил: «политическая власть», «государство», «революция» и «война» – под углом зрения абсолютного.
Обычно конференции по политической философии бессмысленны, потому что люди сообща не думают, они сообща спорят и валяют дурака. Это борьба не за истину, а борьба за признание того, кто говорит. Это неинтересно. Как любил повторять Мераб Мамардашвили: «Философия – это одинокое дело». И когда ты ее манифестируешь, ты уже делаешь первый шаг к будущей борьбе за твое право заниматься ею одиноко.
Следующий пункт – субъект, о котором мы немного говорили на предыдущей лекции. Первое, что нам следует знать: субъект политической рефлексии, по определению, простите за плеоназм, неопределенен. Это могу быть я, это можете быть
