Предвечный трибунал: убийство Советского Союза - Кофанов Алексей Николаевич (книги бесплатно без TXT) 📗
– Второй способ такой: генсек не сам выпускал пар, а позволял это сделать другим, – вел дальше свидетель. Его не прерывали, так что монолог получился длинный. Изложу его отдельно.
Рассказ Болдина
Накануне пленумов Михаил Сергеевич собирал в малом конференц-зале на Старой площади первых секретарей ЦК союзных республик, краев, областей – и говорил:
– Товарищи, завтра нам предстоит рассмотреть ряд сложнейших вопросов, принять судьбоносные решения, я вам скажу! Знаю, у вас накопилось много проблем. Боюсь, не все успеют выступить на пленуме, а я хочу услышать каждого: ваше мнение важно для меня! Поэтому предлагаю начать сегодня, а завтра мы углубим.
Неслыханная демократичность льстила. Критически настроенные секретари, желавшие выступить на пленуме, охотно брали слово на этом предварительном совещании. И каждый излагал весь джентльменский набор упреков в адрес Горбачева:
1) неясна цель перестройки;
2) шарахаемся из стороны в сторону;
3) экономическое положение ухудшается;
4) внешняя политика невнятна.
Докладчики рекой текли на трибуну – и обрушивались на самоубийственные деяния перестройки. Демократичный вождь внимал, в блокноте строчил, просил уточнить детали. Мне казалось, он записывает даже непарламентские эпитеты в свой адрес – может быть, чтоб позже припомнить…
Он позволял говорить всем, даже своим ярым оппонентам. Я думал, что уж их-то придавит, – но нет! Их он выпускал первыми! И если из зала кто-то начинал спорить с критикой перестройки, то генсек мягко просил не мешать ораторам:
– Пусть товарищ выскажется! Вы тоже получите слово.
Действительно, получали. И говорили, говорили – до изнеможения, до полного выпускания пара. Излияния длились часов восемь-десять, пока поток ораторов не иссякал сам собой.
– Есть еще желающие? – изощренно глумился Горбачев. – Прошу выступить.
Но люди, съехавшиеся со всей страны, уже ничего не могли и не хотели – и сами просили закругляться. Горбачев подводил итог, упирая на то, что принципиальные вопросы раскроет на пленуме, а сейчас надо обсудить уборку урожая, или зимовку скота, или снабжение населения продовольствием… Это было уже всем неинтересно и выше сил, и секретари с облегчением расходились.
Но иногда у кого-то из критиков вдруг открывалось второе дыхание – и он продолжал генсека «доставать». Тогда Горбачев устраивал спектакль по схеме № 1. В нем просыпался трибун-трубач, боец за истину, обвинитель.
– Перестройку начинать надо с себя! – кричал он. – Вы имеете все возможности работать, и нечего кивать на Центр!! Трудиться надо, а не говорильню плодить!
С таких совещаний он возвращался измочаленный, сбрасывал пиджак и жаловался мне:
– Вся спина мокрая, пока им мозги вправляешь. Видел, кто пришел на смену прежним секретарям?
А прежних он сам и заменил…
Что давал такой прием? Завтра на пленуме секретари помалкивали. Устали, пар вышел; некоторые думали, что и так высказались – достаточно; кто-то просто боялся вторично нарываться: запомнят, накажут… И пленум проходил гладко, в лучших традициях прошлого.
Болдин закончил монолог. Судья кивнул и перестал улыбаться:
– Спасибо, это многое объясняет. У вас есть что добавить к описанию действий подсудимого?
– Так, мелочи, – ответил бывший помощник. – Например, он провел чистку ЦК, поувольнял массу людей, обещая всем сохранить привилегии – и обманул, отнял. Сами понимаете, что из этого вышло: он потерял доверие оставшихся. Каждый член команды теперь ждал, что шеф кинет и его. Энтузиазма это не добавляло, и команда распалась. А ведь она управляла страной…
Тут Горбачев опять не сдержался.
– Все ложь, – заявил он; против его воли интонация вышла жалобной. – Нет, Валера, не ждал я от тебя такого свинства.
И Адвокат вступился:
– Да. Если и был факт обмана сотрудников, то надо еще доказать его умышленность!
– Возражение принято. У вас есть доказательства? – спросил Судья.
Болдин признался:
– Формальных – нет. Но я в этом уверен.
Горбачев что-то шепнул Адвокату, и тот заявил, вынув некий листик из материалов дела:
– Привожу свидетельство о дисциплине в аппарате ЦК:
«Один мой знакомый номенклатурщик, далеко не глупый и очень порядочный человек, признался, что если бы в 1986 году их выстроили в холодный зимний день на мосту и заставили прыгать вниз головой, то, даже видя толстый слой льда на реке, они все равно бы дружно нырнули» [21].
Судья полюбопытствовал:
– Это вы к чему?
– К тому, что столь вышколенные сотрудники все равно продолжали качественно работать, даже если б действительно состоялся гипотетический факт их обмана. Следовательно, никакого развала управления не произошло.
– Протестую! – вставила Прокурор. – Как выражается сам коллега Адвокат, это все домыслы.
– Протест принят. Продолжайте, свидетель.
Болдин собрался с мыслями и сообщил:
– Генсек имел крайне неприятную привычку никого не слушать. К нему являлись депутаты, деятели культуры, члены ЦК, порой он даже сам приглашал их для консультации – и не давал слова вставить. Разглагольствовал часа два, благодарил за внимание и отпускал [22]. Ясное дело, идти к нему вторично никому не хотелось.
– Может, это просто эгоцентризм, черта характера? – предположила Прокурор.
– Может быть. Но на развал управления она работала идеально. Еще одно: Горбачев необыкновенно много говорил – но не разъяснял свои идеи, а наоборот. В океане слов смыслы тонули, цели его оставались туманны. Он вообще никому не раскрывал своих истинных намерений. Даже ближайшие соратники знали лишь какую-то часть, план целиком был ведом лишь ему самому.
– План? Вы считаете, он изначально планировал именно убийство страны?
На этот главный вопрос Прокурора Болдин ответил не сразу. Пауза аж зазвенела от напряжения. Зрители перестали дышать. Адвокат весь напружинился в готовности кричать «Протестую!!».
– Думаю, стратегического плана ликвидации страны у него не было, – выдал наконец свидетель, и в зале облегченно зашуршали. Но обрадовались рано. – Я имею в виду, не было ясности, как это делать, – и стратегия менялась по ходу событий. Однако саму цель (уничтожение страны) Горбачев поставил изначально.
– Протестую!! Домыслы, домыслы! – Адвокат вскочил и замахал руками, чтоб внимание привлечь. – Это домыслы, свидетель не может их доказать! – вдалбливал он зрителям нужную ему мысль.
– Успокойтесь, коллега, – сказал Судья. – Секретарь, оформите эти показания как мнение, которое нуждается в проверке.
Защитник удовлетворенно сел, пока ему нужно было только это. А Прокурор задала еще один вопрос:
– Истец утверждает, что действия Горбачева инспирировались извне. Свидетель, вы можете это прокомментировать?
– Ну, после такой бури, – кивнул Болдин на Адвоката и слегка улыбнулся, – я уже вообще не решаюсь что-либо утверждать…
– Он вас не съест, – заверил Судья. – Тоже запишем как мнение, не переживайте.
– Да я, собственно, и не… Хорошо. Сказать могу вот что. В декабре 1987-го генсек был с визитом в Вашингтоне. Однажды Джордж Буш (тогда вице-президент) сопровождал его в машине от советского посольства до Белого дома – и у них состоялся доверительный разговор о перспективах перестройки. Помните, Михаил Сергеевич, вы сами мне об этом сказали? Вы использовали именно слово «доверительный». Я еще подумал: «Что бы это значило?»
Подсудимый неопределенно повел рукой.
– Вы умолчали тогда, в чем заключаются эти перспективы – так что я могу лишь догадываться. Но затем я видел не раз, как вы просили своих личных посланников передать Бушу, что договоренности в машине остаются в силе и вы будете исполнять их до конца. Конец перестройки нам известен… Следовательно, это вы в машине и обещали.