Сербия о себе. Сборник - Йованович Мирослав (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Жестоко и неумолимо гиперинфляция способствовала ужасающего масштаба социальному расслоению. В СРЮ быстро сформировалась малочисленная, но исключительно могущественная финансово-политическая элита. Она возникла в результате любопытного симбиоза трех, в принципе разных, социальных групп: 1) представителей верхушки политической власти (государственный аппарат); 2) небольшого числа директоров государственных предприятий и банков; 3) владельцев некоторых частных, а по сути парагосударственных предприятий. Нельзя сказать, что эта узкая прослойка фантастически богатых людей на вершине общественной пирамиды [200] своим исключительным экономическим успехом обязана собственным выдающимся предпринимательским способностям. Напротив, эта политическая группировка создала свой формальный и материальный статус благодаря различным видам монополий: монополии на эмиссию и распределение денег, монополии на ввоз и торговлю отдельными товарами, монополии на важную (руководящую) должность, монополии на СМИ, привилегированному положению при определении финансовых обязательств по отношению к государству и т. д. Вследствие этого члены элиты никогда не были заинтересованы в процветании и экономическом развитии всей страны, но единодушно поддерживали систему, где политическая мощь гарантировала монопольные позиции. Естественно, господствующая власть с готовностью обеспечивала эти позиции, так как отдавала себе отчет, что, потакая желаниям элиты, можно продлить свое существование, но больше всего потому, что высшие ее представители сами участвовали во всем этом и вкупе со своими элитарными подельниками наслаждались материальными благами.
Народ же все время пугали опасностями, таящимися внутри страны и грозящими извне, призывали терпеть во имя осуществления национальных интересов и всячески противостоять международным Голиафам, разоряющим его слабую родину. Народу внушали, что путь, избранный руководством, тернист, но конечная цель стоит усилий. И народ соглашался терпеть лишения и идти на жертвы (а те, кто не соглашался добровольно, были вынуждены это сделать по экономическим причинам). В конце концов вопрос стал не в том, тернист ли путь, а в том, обут ли тот, кто по нему шагает [201] ! К сожалению, у большинства населения в то время не хватало денег на питание, не говоря уже об обновлении гардероба, особенно обуви. Во время гиперинфляции уровень реальных средних зарплат упал значительно ниже уровня 1966 г., самой давней даты с сопоставимыми статистическими данными.
Народ забыл, что значит жить нормально. Дни рождения, свадьбы, крестины и другие торжества, на которые всегда принято было дарить хорошие подарки, стали в то время головной болью для обнищавшего населения. Знаменитое сербское гостеприимство подавлялось страхом: а вдруг гость захочет выпить бутылку пива, ставшего настоящей роскошью в обычных домах. Когда разбушевалась гиперинфляция, зарплаты и пенсии превратились в жалкую насмешку. Люди днями напролет разузнавали о них, часами терпеливо ждали в очереди их получения и тратили их в секунды. В основном покупали продукты питания, поскольку иные товары большинству граждан были просто недоступны. К примеру, в середине ноября 1993 г. для приобретения самого обычного штепселя надо было отдать две средние зарплаты, а для покупки детской коляски требовалось 97 средних зарплат. На одну среднюю зарплату тогда можно было купить четыре шариковые ручки [202] . В декабре 1993 г. самая высокая пенсия (ее получали всего 300 граждан Сербии) позволяла приобрести на день выплаты один кусок мыла или 1/3 тюбика зубной пасты.
Реальная покупательная способность денежных выплат, которые получало население, была исключительно низкой и в отношении продуктов питания. В декабре 1993 г. одна средняя пенсия приравнивалась к стоимости килограмма моркови! Многие не могли себе позволить даже основных продуктов. В преимущественно аграрной стране, такой как Сербия, имел место жуткий парадокс: в очень урожайный год большинство граждан голодало! Политический истеблишмент и здесь не сжалился, монополизировав большую часть сельскохозяйственной продукции. Искусственно создавая дефицит продуктов, которых на самом деле было в изобилии (например, пшеницы, муки, растительного масла), некоторые дельцы получали баснословную спекулятивную прибыль. В то же время многие граждане, которых голод заставлял переступить через гордость, стояли в необозримых очередях за бесплатной пищей от гуманитарных организаций.
В прессе тех дней появлялось огромное количество историй обездоленных, доведенных до отчаяния людей. Вот некоторые из них: «Я чувствую себя каким-то жалким, когда простаиваю в этой очереди за хлебом, а что поделаешь? У меня нет другого выхода. Нам с женой надо как-то выживать. За что нам такое?» Положение одной несчастной женщины еще плачевнее: «Я боюсь умереть, а то моим детям придется тратиться на похороны. Им самим есть нечего. Я забыла вкус фруктов, мяса, да и молока тоже. Я не завтракаю, не ужинаю, не пью кофе, не курю... У меня нет стирального порошка, мыло приходится экономить. Некому мне помочь, а в последнюю пенсию я получила 8 тысяч динаров, как раз на рулон туалетной бумаги». Об общем бедственном положении среднего класса в период гиперинфляции красноречиво свидетельствует история одной, когда-то известной, женщины-врача: «Я вышла на пенсию четыре года назад. И только я стала подумывать о том, как доживу последние дни в тиши и покое, как моя жизнь полетела в тартарары. Мою квартиру дважды взламывали, машину угнали... Я живу на пенсию, о которой говорят, что она высокая. На эту пенсию я могу оплатить коммунальные услуги и очень скромно питаться. Мне помогают мои бывшие пациенты, которые меня не забыли и время от времени приносят что-нибудь из продуктов. Я живу воспоминаниями о временах, когда ощущала себя человеком» [203] .
Практически вся нация была обречена на томительное ожидание в очередях. Сначала люди толпились в очередях перед филиалами парагосударственных банков и сберкасс. Затем длинные вереницы граждан стали собираться перед магазинами (в основном за хлебом и молоком) и перед кассами банков и почтовых отделений для получения мизерных пенсий. Очереди перед дверями магазинов самообслуживания выстраивались с трех часов утра. Когда же наконец на прилавки выбрасывали ожидаемые с нетерпением продукты, начиналась страшная давка, для некоторых зачастую заканчивавшаяся тяжкими телесными повреждениями. Однажды в газетах появилось сообщение, что в г. Вране «во время столпотворения за хлебом пенсионеры Душан Попович и Андра Йованович получили травмы грудной клетки. Вместо покупки хлеба они попали на рентген. Несколько человек сильно повредили кисти и пальцы рук в момент, когда продавцы магазина самообслуживания резко захлопнули тяжелые металлические двери; сотни людей падали и их едва не затаптывали» [204] . К несчастью, некоторых граждан постигла еще более печальная участь. Газеты писали и о случаях смерти пожилых людей, которым становилось плохо от долгого и изматывающего стояния в очереди [205] . Мало того, некоторые одинокие пенсионеры умирали от голода; случалось так, что их обнаруживали соседи в их квартирах спустя продолжительное время после кончины [206] . Всю глубину трагичности и безвыходности ситуации для простых людей в ту пору лучше всего иллюстрирует «пример пенсионера Б. С., который, получив пенсию, пошел в магазин и купил несколько сот граммов хорошей салями и килограмм хлеба. Наевшись, он повесился. В предсмертной записке было сказано: „Я не хочу умереть от голода!“ [207] .
