Большая восьмерка: цена вхождения - Уткин Анатолий Иванович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Горбачев держался из последних сил, но уже теряя ориентацию. Во время встречи с Джеймсом Бейкером 18 мая 1990 г. он еще не соглашался на членство в НАТО большой Германии («как представляющее собой фундаментальный сдвиг в общем балансе сил»), но держался все менее уверенно, непрерывно говоря о какой-то новой системе безопасности с нейтральной Германией в центре. Бейкер же, чувствуя неуверенность советского руководителя, все более жестко указывал на то, как США, Западная Германия и НАТО якобы учитывают интересы Советского Союза. Потерявший чувство равновесия Горбачев требовал неких символических шагов, которые успокоили бы советский народ. Он предавал победителей во Второй мировой войне, но кроме видимости ему уже ничто не требовалось.
Теряя внутренний баланс, Горбачев предложил Западу следующую симметрию: если Организация Варшавского Договора распадается, пусть Запад сделает то же самое с Североатлантическим союзом. Бейкер категорически заявил, что он не намерен давать ложных надежд относительно самороспуска НАТО. Тогда Горбачев, вступая в полосу сумбура, заявил, что он сам намерен вступить в НАТО. Пораженному Бейкеру он объяснил, что в этом случае он абсолютно серьезен. А дискуссия по Германии была завершена Горбачевым на примирительной ноте: президент СССР признал, что в словах Бейкера есть немало здравого смысла, он поразмыслит над его предложениями. Фактически это была серьезная уступка.
В переговорах с немцами дело довольно быстро перешло к «презренному металлу»: западные немцы начали обещать солидные инвестиции и тому подобное. «Когда Хорст Тельчик, советник Коля в вопросах национальной безопасности, тайно встретился в мае с советскими лидерами в Москве, — пишет Мэтлок, — Рыжков и другие стали детально рассказывать о советских экономических трудностях и оказывать давление в пользу больших займов. Циник ощутил бы запах шантажа, но реалист не удивился бы тому, что Горбачев ищет экономической компенсации, чтобы сбалансировать ту политическую цену, которую он собирался заплатить за санкционирование вступления объединенной Германии в НАТО».
Глава 14
ОБЪЕДИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ
«Случившееся было столь непрофессиональным, столь неожиданным, что все мы были поражены. Конечно, сейчас это смотрится, как говорят французы, все к лучшему. Но это смотрелось ужасным и скандальным. Мы могли и должны были принять военный статус для Германии во французском духе (то есть, не подчиняясь военному командованию НАТО. — А.У.). Это не было сделано, потому что Шеварднадзе оказывал давление на Горбачева «сделать уступки, приближаясь к американской линии»284.
Полное отступление в германском вопросе
Как только завершился партийный съезд, Горбачев ускорил процесс продажи Германии. В Москву в июле 1990 г. с официальным визитом прибыл Генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер. В VIP салоне Шереметьева посла Мэтлока удивили флаги НАТО, и он подумал, сколь многое изменилось за последние годы, когда НАТО из западного военного блока превратился в «приемлемую» международную организацию. Горбачев встречал главу НАТО как лидера государства — со всеми возможными почестями.
Теперь немцы поняли — русские отступают и продаются. Их покинуло чувство национального достоинства, и они потеряли представление об основных стратегических аксиомах. Предвкушая феноменальную уступчивость Горбачева и его команды, канцлер ФРГ Гельмут Коль прибыл в Советский Союз 15 июля 1990 года. Они встретились в Горбачевым неподалеку от места рождения последнего в Ставрополе, слетали в горный Архыз и вместе вернулись в Москву. Здесь Горбачев и назвал свою цену: 12 млрд. немецких марок (примерно 8 млрд. американских долларов). Вот, оказывается, во что была оценена наша безопасность на Западе, честь и благополучие наших друзей, одинокие памятники нашим солдатам «в полях за Вислой сонной».
В ответ Горбачев пообещал вывести советские войска из Германии. Германская сторона пообещала ограничить численность бундесвера 370 тысячами солдат. Договор об объединении Германии был подписан 31 августа 1990 года; договор «два плюс четыре» подписали 12 сентября; Договор о советско-германской дружбе — 13 сентября; соглашение об окончании прав четырех великих держав в Германии было заключено 1 октября 1990 года. Эти сделки имели цену еще в одном смысле: после этого Горбачев потерял свой первоначально феноменальный престиж в собственной стране. Вопрос о его падении стал вопросом времени. Теперь это не был человек, который дал нам свободу, — это был отныне человек, который отнял у нас безопасность в обмен на мишуру и побрякушки.
Европа и мир восприняли эти решения Горбачева со смешанным чувством, в котором доминировало неверие. Историческое сознание отказывалось верить в случившееся. В истории дипломатии не так много примеров подобных случившемуся между мартом и июлем 1990 года. Посол Мэтлок размышляет: «Не был ли Горбачев слишком слаб, чтобы протестовать?» — спросили бы скептики. — «Его страна разваливалась на части, и он едва ли мог противостоять требованиям Запада. Его позиции внутри собственной страны были исключительно слабыми. Единственное, что нужно было решить западным державам — это определить свои требования, определить, чего им хочется, — все остальное происходило автоматически»285. Читатель, Вы не испытываете стыда за нашу страну, готовую, не считая крови, биться за свою свободу — и в то же время вручающую свою судьбу незрелому авантюрному клану?
Дело с Германией можно считать решенным в ходе встречи Шеварднадзе и Бейкера в Копенгагене 5 июня 1990 г. (там проходила сессия ОБСЕ на министерском уровне). Вот американская оценка: «Отвечая на американский запрос без малейшего колебания, свойственного Горбачеву в Вашингтоне, Шеварднадзе сделал еще один гигантский шаг в направлении признания Советским Союзом объединения Германии внутри НАТО. Он сказал, что, если американские гарантии будут кодифицированы. Советский Союз может согласиться на германское объединение еще до окончания 1990 года»286.
Даже посол Мэтлок считает, что если бы Горбачев поставил немцев перед дилеммой: объединение или НАТО, немцы, скорее всего, склонились бы к нейтральному статусу Германии. Это как минимум.
С западной стороны лицами, приложившими наибольшие усилия к объединению Германии, были канцлер Коль и государственный секретарь США Джеймс Бейкер. Причем, Коль первым почувствовал, что Горбачев отступает и его колоссальное отступление возможно. Бейкер же организовал все необходимые для нажима на Горбачева условия, ощущая его слабость. Созданный им дипломатический механизм довел уступчивость Горбачева до логического конца. Он обеспечил Горбачеву, словами Мэтлока, «политическое прикрытие».
Более всего противились германскому объединению Франция и Британия. Президент Миттеран стремился замедлить процесс, который делал 82 млн. объединенных немцев неравным партнером 60-миллионной Франции. В Лондоне также испытывали агонию, и премьер-министр Маргарет Тэтчер, как уже говорилось, дважды посылала министра иностранных дел Дугласа Херда в Москву, чтобы остановить мирную капитуляцию неразумных русских. Но Горбачев уже принял решение; он видел в США и Германии своих главных партнеров — им он и уступил.
Советские военные против
Только после подавления Горбачевым «восстания правых» на XXVIII съезде КПСС Горбачев в июле 1990 года смог приступить к трем главным несчастьям русской истории конца XX века — 1) выполнению желания своего германского друга объединить Германию; 2) к принятию американских условий по формированию нового баланса обычных войск и вооружений в Европе; 3) подписанию договора по Стратегическим наступательным вооружениям (СНВ-1).
