Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Однако же эта система оказалась обременительной, по меньшей мере, для прусско–германской династии до такой степени, что сегодня невозможно выступать в ее защиту. Династические соперничества еще в 1871 году погубили эльзасский вопрос. Сегодня они скомпрометировали нас на Востоке. Монархия не выполнила подобающей ей функции в военном государстве — препятствовать беспредельному господству военных. Более того, она стерпела адмиральскую демагогию и генеральскую диктатуру вместе с политизацией армии. Прежде всего благодаря так называемому «просвещению», чисто партийно–политическим махинациям, которые вбили клин между офицерами и рядовым составом, отравили внешнюю политику, и к тому же внесли в наше политическое руководство разлад и противоречия, стоившие нам доверия всего мира, в том числе и наших союзников. Теперь, после низвержения монарха, бранить его резкими словами было бы неблагородно. Но его самодержавное правление, отличавшееся шумной саморекламой и грубо попиравшее дух ныне отмененной конституции, и абсолютно дилетантская политика способствовали сплочению против нас коалиции всего мира. Было нарушено публичное обещание конституционного правления, сделанное в ноябре 1908 года. Кроме того, в годы войны наша мирная инициатива была перечеркнута речами монарха, и в конце концов (указ от 15 июня) война обрела характер личного поединка монарха с торгашеством — с англосаксами! Уже по этой причине монарх медлил с необходимым для его сана при прошении о мире отречением от престола. Теперь, все равно по какому праву, он навсегда навлек на себя ненависть, что сделало условия капитуляции, выдвигаемые нам противником, более тяжелыми. И, наконец, бегством из столицы и заигрыванием с путчистами монарх прямо–таки спровоцировал революцию. Переложение ответственности на министров, прискорбное с точки зрения достоинства, а кроме того не выдерживающее критики в связи с содержанием актов, публикация которых еще предстоит, доконало монаршую мысль. Все это настолько безнадежно дискредитировало прусскую династию, что отныне весьма важные государственно–технические соображения сделали невозможным ее сохранение вместе с сохранением других династий.
Однако старая система дискредитировала не только династии и их орган, старый Бундесрат, но, к сожалению, еще и парламент. Старательно подавляемый в своей мощи и угнетаемый по своему уровню, на протяжении десятилетий резко порицаемый льстецами старой системы, обесславленный в глазах армии в годы войны благодаря «просвещению», Рейхстаг не сумел снискать авторитет, позволивший бы ему в момент катастрофы удержать власть в своих руках. Впоследствии Рейхстагу пошло лишь во вред, что внезапно за него вступились прежние его хулители, которым существование прежде столь порицавшегося «парламентского войска» теперь отнюдь не помешало бы. Нам пришлось дорого поплатиться за поведение литераторов, льстивших господству чиновничества. Ибо выяснилось, что бюрократическая машина по характеру своих идеальных и материальных движущих сил и в связи с природой современной хозяйственной жизни, каковая при сбое в этой машине оказалась бы в катастрофическом состоянии, — при известных условиях, не раздумывая, готова служить каждому, кто физически обладает необходимыми средствами насилия и гарантирует сохранность чиновничьих должностей. Но отсутствие укорененного в доверии нации авторитета народного представительства проторило путь к революционной диктатуре. Поскольку же революциями всегда руководят меньшинства, против временной диктатуры как таковой возразить было нечего. Но с политической точки зрения надо принять во внимание еще и то, что при федеративном характере Германии полный разрыв с властями, которые до сих пор были легитимными, сильно усложняет конструктивную перестройку. С «исторической» легитимностью покончено. А специфическим «партиям среднего сословия» теперь в качестве обратного пути от насильственного господства солдатских советов к гражданскому строю остается лишь революционная, основанная на естественном праве легитимность зиждущегося на народном суверенитете учредительного собрания. Но это обусловливает освоение целинных земель. Мы, радикалы, само по себе такое положение можем лишь приветствовать. Правда, очевидно, что большие трудности для всякой рациональной перестройки обусловлены попросту тем, что теперь в Германии принимать решения по этим в высшей степени сложным вопросам приходится множеству учредительных собраний: общегерманскому, прусскому, баварскому, баденскому и собраниям прочих народов. Предположим, к примеру (сколь бы неправдоподобным ни был именно этот случай), что большинство прусского народа проголосовало за сохранение династии, но большинство народа империи в целом — за республику. Тогда было бы ясно, что постановление имперского учредительного собрания в пользу империи косвенно имело бы решающее значение и для Пруссии. Но легкой эту ситуацию не назовешь. И в любом случае — уже потому, что общеимперский строй выходит за рамки отдельных государств и, прежде всего, делает безотлагательным созыв общего учредительного собрания. Ибо, в первую очередь, от общеимперского строя зависят хозяйственные жизненные интересы как рабочего класса, так и буржуазии, совершенно независимо от того, какой размах приобретут социалистические преобразования.
Но состояние преобразований зависит еще и от ускорения. Тяжелой ошибкой в расчете со стороны части независимых социал–демократов является полагать или, скорее, под давлением слева убеждать себя, будто промедление повышает шансы социализма. Повышает оно исключительно шансы на гражданскую войну и на внутренний распад нашего хозяйственного порядка. Ибо с полной уверенностью можно сказать, что промедление привело бы к следующему: либо в не слишком отдаленном времени в Германию сами собой вошли бы войска Антанты, либо на основе Рейхстага из партий среднего класса образовалось бы контрправительство, с которым вступающие в Германию иностранные, например, американские власти затем могли бы установить связь, а впоследствии с помощью чрезвычайного положения могли бы провести несоциалистическое правительство ради заключения мира. Мы сможем прекратить этот беспредельный позор, а именно то, что мы вообще не в состоянии самостоятельно упорядочить наши внутренние отношения — лишь тогда, когда избежим гражданской войны, и вскоре возникнет «легитимное» правительство. Но ведь то, что учредительное собрание — надежное средство решительно воспрепятствовать гражданской войне, вовсе не обязательно. Все это зависит не от нас, как и не от социалистов, составляющих большинство, и не от независимых социалистов[117], но, прежде всего, от элементов, при каждом перевороте выступающих в роли прихлебателей, от тех, кто хочет жить не ради революции, а за счет нее, т. е. в качестве «Красной гвардии» или членов «революционных комитетов», либо в качестве уполномоченных этих комитетов, не имея постоянной работы, кормиться от ораторских и провокаторских услуг. Ибо именно это, а вовсе не что–нибудь иное, является сущностью как большевизма в России, так и родственных движений у нас, сколь бы безусловно надежной ни была идеологическая добросовестность их верхушки, состоящей из литераторов и борцов за веру. До тех пор, пока кормящимся из революционной кормушки прихлебателям хватает пропитания, они совершенно не заинтересованы в окончании теперешней ситуации. При таком своеобразии их движения попытки путчей с их стороны обязательно состоятся, а мы должны подождать, будет ли у социалистического правительства достаточно твердая рука для того, чтобы обезвредить этих «борцов за веру» сразу и беспощадно решительным, но все–таки гуманным образом и тем самым избежать вражеской оккупации, которая наложит отпечаток на судьбу не только германского социализма, но и всякой подлинной демократии на поколения вперед. Однако же лучше несвободного, фальсифицированного или навязанного принудительными выборами учредительного собрания было бы отсутствие такового. Ибо непризнание или срыв учредительного собрания в том виде, как они произошли бы при несвободных выборах, обязательно привели бы к тому, что вступившая в Германию Антанта вновь созвала бы старый Рейхстаг, а это можно сделать и без такого окольного пути. При свободных выборах социал–демократического большинства не будет. Без добровольного содействия буржуазии правительство мира не получит, и рано или поздно наступит оккупация. Как бы там ни было, это стоит хорошо уяснить, и так или иначе извлечь из этого урок.
