Война после войны: информационная оккупация продолжается - Лисичкин Владимир Александрович
ГОРБАЧЕВЫ. С:Да.
КАРПОВ В. В.: Вы очень хорошо сказали о федерации: нужна федерация, наполненная новым социалистическим смыслом, и вот откроется наше второе дыхание. Вот это тот вопрос, который, мне кажется, надо было решать на прошедшем съезде.
Что такое? Почему мы эту федерацию не создаем? Почему мы там занимались редактированием целыми днями —абзац туда, слово сюда. Вы знаете, я входил в этот Дворец съездов, как в какой-то космический корабль. Вот собираемся, начали работать, оторвались от Земли и улетели. И создаем там какие-то законы.
А у меня такое ощущение, вот мы спустимся на Землю, а Советского Союза нет — он уже развалился. Для кого мы там формулируем эти законы?
ГОРБАЧЕВ М. С.: Что же мы так паникуем, Владимир Васильевич? Там лозунг напидали!.. Да все годы пишут! Пройдешься — обязательно найдешь лозунг. (Голоса. Оживление в зале.)
КАРПОВ В. В.: Я не из трусливых, я этих надписей не боюсь».
А вот и ответ Горбачева. Прочтем его повнимательнее, он приведен полностью, без купюр. Этот текст типичен, почти ничем не отличается от других монологов Горбачева. Попробуем уловить его смысл.
«ГОРБАЧЕВ М. С: Владимир Васильевич, так вот. Между нами. Мы здесь в ЦК. Уж сколько я получаю этих писем, их приходит по 4—5 тысяч в день. И сколько там всякого пишется мне, куда меня уже зачислили… Так, ну что же? Слушайте, что мы будем на это ориентироваться?
В конце концов мы должны ориентироваться на себя, на свою мораль, на свою политику, на свое понимание ситуации, на приверженность своим идеалам. И вместе мы, единомышленники, должны искать и помогать правильные находить решения. Вот этот путь! И не надо быть «сопливыми», надо быть твердыми в отстаивании…
Но когда я вижу только твердость и решительность в том, чтобы тут все разогнать, то это — не твердость. Это — примитивизм, который завелся у нас и в политике, и в идеологии, и во всех делах. Надо быть твердыми, чтобы действительно вывести страну из того положения, где она оказалась, и партию, и народ, и все, и социализм спасти.
Сегодня здесь, в этих залах Кремля, решается судьба мира — каким он будет, потому что уж слишком велико то, что мы делаем.
Поэтому я бы очень призвал вас не пугать друг друга, анализировать и приходить к правильным выводам.
А то, что я говорю, — это не потому, что я прошусь в отставку или что-то. Или что я ухожу, что я хочу бросить и вас, товарищи. Нет. Просто, товарищи, если я вижу, что то, о чем я говорю, не воспринимается, а идет гул по залу… И, наоборот, когда под аплодисменты воспринимается то, что нужно «рубить», «кромсать»… Понимаете, как же я могу тогда вести ЦК, возглавлять его вместе с Политбюро?
Я же не преувеличиваю свою роль. Я думаю, вы обнаружили, что замашек диктаторских у меня нет и не будет. Но надо же вести дело. Мы же должны быть едины.
Значит, если в ЦК есть другое понимание проблем, то вы понимаете, что речь идет уже не о стиле работы. Это — уже политика.
Обмениваться мнениями — это нужно. Но когда мы выходим уже на формулирование политики, решаем вынести ее на партию, на страну, то тут я должен быть перед вами принципиальным. Что же — в моем лице вы кого имеете? Что, я — флюгер, который стремится лишь бы оставаться на посту генсека? Должен я перед вами тут лебезить или что-то еще?
Нет. Я думаю, задача моя — говорить всегда то, что я думаю. Чтобы вы знали, кто перед вами. А ваше дело — определяться. Я вот к этому, понимаете.
Куда мы пойдем после этого Пленума, — очень многое значит для судьбы страны, для социализма, для мира. Куда мы пойдем?! Поэтому дело не в том, что тут вот это кресло!..
И потом скажу — что-то идет все один обвинительный уклон! А другие молчат, вообще ничего, ни слова не сказали. Что же — все «за»?
Тогда, вы поймите, я должен сказать, что Политбюро должно сейчас сложить с себя полномочия. И мы должны комиссию созвать, сформировать — пусть она решит; какое сегодня для ЦК нужно Политбюро.
Вот ведь о чем речь идет, понимаете: куда мы пойдем после этого Пленума ? Это вопрос вопросов.
И не надо тут упрощать: мы вот им «дали жару», а они нам «дали жару», а мы им еще дали «припарку»! При чем тут припарки, какие припарки ? Это все — элементарно, примитивно, если на Пленуме так будет — кто кому дал «припарку»!
Нет, мы здесь оцениваем ход перестройки, оцениваем процессы, оцениваем, для того чтобы извлекать уроки, формировать политику.
Я не вижу оснований пересматривать нашу политику преобразований даже после всего самого тяжелого, с чем мы столкнулись на этом пути. Не вижу!
Владимир Васильевич тоже каждый Пленум меня воспитывает. Пора бы остановиться и подумать, что каждому тоже надо что-то делать, а не просто тут…»
Этот отрывок из стенограммы очень важен для понимания сути действий Горбачева и его команды. Конечно, смысла здесь не видно, его нет, практически это набор слов, кроме одной ключевой фразы: «я не вижу оснований пересматривать нашу политику преобразований». И так во всем.
В этой связи вспоминается один характерный эпизод того времени. В городе Обнинске во время симпозиума по методам симметрии в физике один местный специалист пригласил к себе домой группу участников. Включили телевизор, по которому объявили, что сейчас будет выступать Горбачев. Один из собравшихся предложил игру на спор, кто лучше сформулирует, что сказал Горбачев, — тот и выиграет. И вот 8 человек, половина из которых — доктора физико-математических наук, в течение 20 минут, стараясь не упустить ни одной мысли, слушали вождя. Итог впечатляющ — ни один из собравшихся не смог сформулировать, что же сказал Горби. Горбачев своим талантом посрамил всех.
За этой внешней бессодержательностью (или словоблудием, как формулируют некоторые) скрывались две ипостаси Горбачева.
Первая ипостась — создание условий для организации деструктивных антигосударственных сил. Им была дана «зеленая улица», и их формирование интенсивно шло по всей стране. Эти силы постепенно брали власть на местах. На окраинах СССР (Карабах, Ош, Баку, Тбилиси) начала литься кровь. Врагами же стали так называемые «консерваторы». В горбачевском Политбюро был разработан проект платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии «К гуманному демократическому социализму», где, в частности, говорится [19]:
«Наше Отечество — на перекрестке судеб. Что делать, куда и как идти дальше — эти вопросы тревожат всех.
Начав перестройку, мы постоянно углубляли свои представления о смысле этого исторического поворота, о характере и порядке преобразований, необходимых для того, чтобы радикально обновить советское общество и улучшить жизнь народа. На этом базируются концепция перестройки и подходы к решению возникших новых задач.
За прошедшее время страна наша изменилась и продолжает меняться в нарастающем темпе. Она уже никогда не будет такой, как прежде. Бурный революционный поток, атмосфера свободы и раскованности, политизация общества расширили массовую базу перестройки, укрепили гарантии ее необратимости. Вместе с тем, как это всегда бывает в революционные периоды, на поверхность выплеснулось и много негативного, копившегося десятилетиями, обострились застаревшие противоречия. В условиях, когда политическая и экономическая реформы не успели еще принести результаты, на которые рассчитывали советские люди, возникла неудовлетворенность ходом перестройки. Этим в своих интересах пытаются воспользоваться всякого рода авантюристические, консервативные силы.
Мы прежде всего порываем с авторитарно-бюрократической системой, несовместимой с социалистическими принципами. Наш идеал — гуманный, демократический социализм.
Вступив на путь революционных перемен, необходимо решительно сбросить с себя путы прошлого, мешающие нашему движению к этой цели. Мы отказываемся от примитивного взгляда на социалистическую собственность, от игнорирования товарно-денежных отношений, от любых форм и методов управления и хозяйствования, порождающих отчуждение человека, не позволяющих ему, лишающих его возможности работать на себя, реализовывать свои возможности и природные задатки».
