О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл (первая книга .TXT) 📗
На пути через культуру Средиземноморья восприятие водной границы превращается в романский народный инстинкт и французскую международно-правовую точку зрения. У германцев — наследников изначально богатых водой поселений — принципиально иное отношение к границе по водотоку: они игнорируют ее, склонны к ее нарушению. Ведущие исследователи культуры (Надлер) называли именно франков народом, живущим у рек. Но живущий у рек народ обитает на обоих берегах. Мало границ по крупным рекам имеют и муссонные станы, но как умно сформировали они накопление воды. Государство на крупной реке, речное государство, систему больших рек они знают гораздо больше, так же как политическое единство (ландшафт Ганга, Пенджаб, Бирма, Сиам, Кашмир). Только в своих пограничных ландшафтах в отношении бедных водой областей (Инд, Пенджаб) они налагают отпечаток своими правовыми представлениями об использовании водных ресурсов.
Уже на основании этого прослеженного нами восприятия я хотел бы поддержать теорию некоей нордической германской родины и считать правдоподобным, что и переселение во [с.157] Внутреннюю Азию индийских ариев , а также китайцев, образующих государство на реке, вероятно, могло возникнуть под давлением растущего иссушения первоначально богатой водой земли.
Пограничные нравы германцев воспитаны вовсе не бедными водой или совершенно изнывающими от жажды ландшафтами, и народы ведут себя в этом отношении абсолютно неизменно.
Границы по Эльбе и Янцзы, играя соответственно родственную роль у немцев и китайцев, — преходящие состояния. Перекрытые крупными реками единства как жизненные формы быстро формируются именно в течение прежнего колониального раздела, а также в Японии в Канто .
Реки как весьма известные постоянные границы вроде Дуная под именем Данувий и Истр и Рейна под именем Ренус , в представлении римлян, как Рубикон, Рона, Галлис, которыми богата история средиземноморских стран, в области германских поселений редки. Граница Ликус — Лех между алеманнами и баварцами — как различные другие южногерманские разделения уже при колонизации — римского происхождения. Лишь однажды в Крестьянскую войну немцы серьезно вели борьбу за нее .
Определенный естественный ущерб — в силу закона перемещения противительно вращению Земли — непременно происходит для восточного соседа при направлениях течения с Севера на Юг или с Юга на Север.
На созданных таким образом основах осмысливают лишь историческое развитие известной границы по крупной реке, а именно границы по Рейну, — от удобной, легко обозначаемой и определяемой, хотя и на протяжении русла меняющейся “первоначальной” демаркационной линии (романского идеала, исходя из которого Цезарь и его последователи создали Рейнскую и Дунайскую границы Римской империи), к представлению о единстве речной системы как некоего целого, как некой единой, неразделимой жизненной формы, которую мы можем обозначить и обосновать как преимущественно германскую. Мы видим, что внутри германской народной и культурной почвы племенные, культурные, епископальные границы повсюду проходят перпендикулярно течению крупных рек: фризско-рейнфранкские, франко-алеманнские, баваро-швабские (через Дунай!).
Исходя из этого германского восприятия логично развивается дополнительное, — хотя даже если естественное единство крупной речной системы нарушается в какой-то форме насилием, которое германское чувство ландшафта никогда не признает интуитивно, — что такое разделение только тогда “правильно”, т.е. равноправленно с главной тяжестью удара водного потока долины, ручья, реки, крупной реки, ее руслом, когда оно может создать тальвегу известную устойчивость. Однако из общего границеобразующего проявления крупной реки могут быть использованы и весьма различные частичные проявления: русло реки; дорога через долину, именуемая и в романско-говорящей [с.158] области “тальвег”; это могут быть односторонне проведенные береговые границы, границы по дамбе (как на Висле), такие, как на Верхнем Рейне, которые по меньшей мере разрешают доступ к реке, хотя и нет права на не отвечающее нормам возведение своих строений, своих мостов, или такие, которые, как на Висле, превращают установленный доступ к реке в фарс, так что дамбы на противоположной стороне, подъездные пути, возможности использования земли остаются односторонней собственностью извлекающего выгоду. Границу крупной реки можно сделать постоянно кровоточащей раной на теле народа также посредством отвода воды, односторонним использованием энергии, правом на строительство односторонних, питающихся из крупной реки каналов, как Эльзасский.
В таком свете Германия видит, или по меньшей мере так следовало бы видеть, рейнский вопрос и его геополитическое значение . Аналогии этому, как мы отметили во вступительном слове, находятся на границе Японской империи — на Ялуцзян и Тумыньцзян в Корее в отношении, разумеется, включенной в сеть японского хозяйства Южной Маньчжурии, на Амуре между Китаем и Советским Союзом, на обремененной “опасностью для всего мира” границе Рио-Гранде между англосаксонской и испанской Америками. Эти опасности возрастают, потому что во всех этих случаях проблема содержания границы путем симбиоза речных и железнодорожных трасс, более или менее защищенных сопутствующих дорог на соответствующем расстоянии от пограничной крупной реки, важных — в своем пограничном своеобразии им параллельных — энергетических водоводов (снабжение энергией Бадена вдоль Рейна) была тесно увязана с вопросами правильной (абсолютной) границы по крупной реке.
Воскресший антагонизм в отношении границы по крупной реке, как правило, свойствен многим государствам на реках (речные образования Ратцеля), которые были образованы вокруг хорошо ухоженных, а также неукротимых и заброшенных рек в низменностях, как некогда вокруг Нила, Хуанхэ и Инда (государства Пенджаба), и ныне на Висле государству Польша, которому, как полагали, следует гарантировать участки от истоков до устья, допуская резкую несправедливость против труда тех, кто действительно укротил реку .
Дополнительная трудность для постоянства границы на крупной реке проистекает из того, что именно своеобразие [с.159] крупных рек, таких, как Хуанхэ, Инд, Висла или Тигр, в периоды неустойчивости государств, когда они должны были бы поистине доказать свою разделяющую силу, часто не действует в результате переноса и внезапного смещения русла вследствие недостаточной гидрологической работы. Так, собственно, реагируют Хуанхэ в периоды государственной неурядицы в Китае разрушительными наводнениями и изменениями русла , а также Висла, Инд и крупные реки Индокитая.
Совершенно особые, сопоставимые географические проявления с сопоставимыми геополитическими последствиями являют каскадные ландшафты Дуная и Янцзы. Обе эти крупные реки в первую очередь — транспортные магистрали, имеющие, однако, четкие, важные для государственного образования ступени с уклоном, с некоторыми привлекательными именно для замкнутого политического образования мульдами и посредническими округами . Однако точное исследование государствообразующего своеобразия Дуная выдает внутреннюю биогеографическую неправдоподобность известных, часто отстаивавшихся основ Дунайской монархии, признание которых запечатлено в легенде. Но несовместимое противоречие в государственном праве и правовой философии между границей по водотоку и границей по водоразделу, пожалуй, позволяет убедительно доказать всю проблему трех рек Германии, как ее назвал Р. Челлен .
