Мировая революция и мировая война - Роговин Вадим Захарович (читаемые книги читать txt) 📗
13 августа Астахов послал новую телеграмму Молотову, в которой сообщал, что Шнурре от имени Риббентропа передал ему: «Германское правительство, исходя из нашего согласия вести переговоры об улучшении отношений, хотело бы приступить к ним возможно скорее. Оно хотело бы вести переговоры в Германии, но, поскольку мы предпочитаем вести их в Москве, оно принимает и это» [528].
Это было последнее донесение Астахова, вслед за которым он был внезапно отозван из Берлина, а в конце 1939 года — арестован. По свидетельству Гнедина, Астахов находился в 1940 году в Сухановской тюрьме — самой страшной из московских тюрем, где применялись особенно изуверские пытки [529]. 14 февраля 1942 года Астахов был расстрелян.
Причиной устранения Астахова с дипломатической арены был переход к переговорам между Риббентропом и Молотовым через «памятные записки», передаваемые Шуленбургом. В телеграмме, отправленной 14 августа, Риббентроп поручал Шуленбургу срочно посетить Молотова и зачитать ему длинное «устное послание». Выполняя это поручение, Шуленбург на следующий день встретился с Молотовым и прочёл ему «Памятную записку» Риббентропа, где перечислялись вопросы («Балтийского моря, Прибалтийских государств, Польши, Юго-Востока и т. п.»), которые, по мнению германского правительства, могут быть разрешены «к полному удовлетворению обеих стран». Далее в записке говорилось о «полезности» как политического сотрудничества между Германией и СССР, так и сотрудничества между «германским и советским народными хозяйствами, во всех направлениях друг друга дополняющими». То был первый приступ к идее всестороннего экономического сотрудничества, суть которого Троцкий позднее определил словами: «Сталин — интендант Гитлера».
Обосновывая соображения о наступлении «исторического поворотного пункта» в советско-германских отношениях, Риббентроп прибегал и к «идеологическим» аргументам. «На основании своего опыта германское правительство и правительство СССР,— говорилось в записке,— должны считаться с тем, что капиталистические западные демократии являются непримиримыми врагами как национал-социалистской Германии, так и Советского Союза. В настоящее время они вновь пытаются, путём заключения военного союза, втравить Советский Союз в войну с Германией… Интересы обеих стран требуют, чтобы было избегнуто навсегда взаимное растерзание Германии и СССР в угоду западным демократиям».
Записка не оставляла сомнений в том, что «внесение ясности» в советско-германские отношения, в том числе «в территориальные вопросы Восточной Европы» (т. е. в вопросы раздела её между Германией и СССР.— В. Р.), требует, по мнению германского правительства, переговоров на самом высоком уровне. В этой связи Риббентроп выражал желание «на короткое время приехать в Москву, чтобы от имени фюрера изложить г-ну Сталину точку зрения фюрера» [530].
Зачитав памятную записку, Шуленбург попросил Молотова передать её содержание Сталину. Молотов, по-видимому, озадаченный тем, насколько далеко идут предложения, изложенные в этом документе, заявил, что ввиду важности зачитанного Шуленбургом заявления ответ на него он даст после доклада советскому правительству (для немецких партнёров Молотова не было секретом, что под словами «советское правительство» последний всегда имел в виду Сталина). Далее Молотов несколько раз повторил, что приветствует стремление германского правительства улучшить взаимоотношения с СССР. Заявив, что, по его мнению, для визита Риббентропа в Москву требуется известная подготовка, Молотов тут же указал, что это мнение является «предварительным». Как и в дальнейшем, председатель Совнаркома и народный комиссар иностранных дел давал понять своим партнёрам, что судьба советско-германских переговоров всецело зависит от воли Сталина.
В данной беседе с Шуленбургом Молотов впервые поднял вопрос относительно заключения пакта о ненападении. Спросив посла, существует ли у германского правительства определённое мнение насчёт целесообразности такого пакта, и получив уклончивый ответ, он попросил Шуленбурга «выяснить мнение германского правительства по вопросу о пакте ненападения или о чём-либо подобном ему» [531].
Тем временем в Москве продолжались переговоры военных миссий. 15 августа начальник Генерального штаба СССР Шапошников изложил план развёртывания советских вооружённых сил в случае войны. На следующий день главы английской и французской миссий сделали подробные сообщения о состоянии авиации их стран. Вечернее заседание этого дня Ворошилов вновь посвятил вопросу о возможности пропуска советских войск через территорию Польши и Румынии. В реальной ситуации того времени, когда нападение Гитлера на Польшу приближалось с каждым днем, естественно, на первый план выдвинулся вопрос о позиции Польши. Хотя французское правительство продолжало добиваться от польского правительства согласия на советские условия, польская позиция оставалась неизменной.
Несмотря на амбициозность советской стороны, многократно выраженное ею недоверие к своим партнёрам по переговорам, англо-французская миссия настойчиво продолжала искать пути к заключению военной конвенции. В этом же направлении действовало правительство США. 16 августа Молотов принял посла США Штейнгардта, который передал пожелание Рузвельта о скорейшем достижении соглашения СССР с Англией и Францией. Молотов в ответ заявил, что «многое уже сделано для успеха переговоров, но переговоры ещё не кончены» [532].
17 августа англо-французская миссия предложила продолжить обсуждение путей взаимодействия вооружённых сил трёх стран в случае войны и выдвинула много конкретных вопросов о возможных боевых действиях Красной Армии. В ответ Ворошилов неожиданно заявил, что до получения ответа английского и французского правительств по поводу пропуска советских войск через Польшу и Румынию следует прекратить работу совещания. После этого он сделал явно издевательское в той обстановке предложение «нашим дорогим гостям отдохнуть, посмотреть Москву, побывать на выставке, чувствовать себя как дома» [533]. Столкнувшись с решительным протестом англичан и французов против прекращения переговоров на неопределённое время, Ворошилов предложил назначить следующее заседание на 20 или 21 августа.
В тот же день состоялась новая встреча Молотова с Шуленбургом, который зачитал очередную памятную записку — о согласии германского правительства заключить пакт о ненападении. В записке указывалось на готовность Риббентропа «начиная с 18 августа, во всякое время прибыть в Москву на аэроплане с полномочиями фюрера вести переговоры о совокупности германо-советских вопросов и, при наличии соответствующих условий, подписать соответствующие договоры» [534].
После ознакомления с немецкой запиской Молотов передал Шуленбургу письменный ответ на германское предложение от 15 августа. При этом он заявил, что «Сталин находится в курсе дела и ответ с ним согласован» [535].
В советской «Памятной записке» говорилось, что правительство СССР готово «перестроить свою политику в духе её серьёзного улучшения в отношении Германии». Первым шагом этой «перестройки» называлось заключение торгово-кредитного соглашения, а вторым — подписание пакта о ненападении «с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики, с тем чтобы последний представлял органическую часть пакта» [536]. Таким образом, на советско-германских переговорах впервые был упомянут секретный документ, который с этого времени именовался «дополнительным протоколом».
Прочитав советскую записку, Шуленбург сразу же уловил её смысл, сказав, что «центр тяжести, по его мнению, будет лежать в протоколе, и поэтому желательно получить от Советского правительства хотя бы эскиз протокола». Молотов, не желая раскрывать прежде времени всех своих (т. е. сталинских) экспансионистских намерений, ответил, что «инициатива при составлении протокола должна исходить не только от советской, но и от германской стороны. Естественно, что вопросы, затронутые в германском заявлении 15 августа (о разграничении «сфер интересов».— В. Р.), не могут войти в договор, они должны войти в протокол» [537]. Тем самым он дал понять, что пакт необходимо разделить на две части: открытый договор и секретный протокол.
