Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Такая позиция вождей II Интернационала не была тактическим приёмом. Как замечал Г. Федотов, «под влиянием тяжких поражений, падения демократии в Германии и кризиса, парализующего реформационную работу социалистических партий, европейская социал-демократия… вслед за пролетариатом всё с большим сочувствием и надеждой смотрит на Восток. Не наши методы, но наше дело. Наши товарищи. „Нашим“ можно простить много ошибок и даже преступлений. Быть может, для России их методы самые пригодные. Но победа социализма у них — будет нашей победой здесь, во всём мире. Руки прочь от Советской России. Это ли не победа?» [444]
Такая атмосфера благоприятствовала восприятию в широких слоях рабочего класса формул VII конгресса о безоговорочной поддержке Советского Союза как «великого отечества трудящихся всего мира». Димитров призвал французских коммунистов поддержать дипломатические усилия Москвы и «не позволить реакционным силам во Франции сорвать франко-советское соглашение, защищающее дело мира против агрессии германского фашизма» [445].
В резолюции конгресса по докладу Мануильского «Победа социализма в СССР и её всемирно-историческое значение» указывалось, что «первостепенная обязанность» рабочего класса и трудящихся всего мира состоит в том, чтобы «всеми силами и средствами помогать укреплению СССР» [446].
В решениях конгресса содержались предостережения по поводу недопустимости «механического переноса опыта одной страны на другую». Исполкому Коминтерна рекомендовалось «избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий» [447].
Последовательное проведение таких установок могло бы ослабить сталинский диктат над зарубежными коммунистическими партиями. Однако Сталин, формально согласившийся с этими положениями, как всегда, считал решающим не провозглашение тех или иных лозунгов, а насаждение таких «кадров», которые безоговорочно будут проводить любые его указания. Поэтому он сосредоточил своё основное внимание на формировании руководящих органов Коминтерна. Они оказались заполненными его ставленниками, доказавшими свою «надёжность» многолетним участием в борьбе со всеми оппозициями и уклонами.
Понимая, что его абсолютный контроль над мировым коммунистическим движением обеспечивается прежде всего представителями ВКП(б), Сталин лично составил списки советских членов ИККИ и его Президиума. В первый список вошли Мануильский, Сталин, Жданов, Ежов и Трилиссер (в прошлом ответственный работник ОГПУ, работавший в Коминтерне под фамилией Москвин), во второй — Мануильский, Сталин и Трилиссер. Представители ВКП(б) в руководящих органах Коминтерна были обязаны согласовывать все свои действия со Сталиным, получать его санкцию на все принципиальные решения этих органов и добиваться безоговорочного принятия и проведения этих решений другими коммунистическими партиями.
Сталин одобрил изгнание из руководства Коминтерна некоторых активных проводников прежней сектантской политики, прежде всего Бела Куна. Последний вплоть до 1935 года продолжал защищать тезис о том, что в Венгрии и других европейских странах на смену фашистским и полуфашистским режимам может прийти только диктатура пролетариата, и резко критиковал коммунистов, требовавших пересмотра отношения к социал-демократии. Хотя в выступлении на конгрессе Кун поддержал новый стратегический курс и подверг критике свои прежние взгляды, он не был избран ни в президиум конгресса, ни в Президиум ИККИ. Лишь к концу работы конгресса Мануильский сообщил венгерской делегации, в чём состоят причины такого изменения отношения к Куну. Помимо сектантских ошибок (то есть следования прежней линии Сталина) Кун был обвинён и в более серьёзных, с точки зрения сталинистов, прегрешениях: в том, что он в 1926 году предложил отложить обсуждение вопроса об исключении Троцкого из ИККИ, принял участие во встрече нового года на квартире у Каменева после исключения последнего из партии и т. д. [448] В 1937 году Кун был арестован одним из первых по делу о «троцкистском заговоре в Коминтерне».
Провозглашенная VII конгрессом Коминтерна политика народного фронта была лишена должной гибкости и дальновидности. Руководствуясь ею, коммунисты вскоре допустили серьёзные ошибки в условиях нового революционного подъёма масс, прежде всего во Франции и Испании.
XXXI
«Французская революция началась»
2 мая 1935 года в Париже был подписан договор о взаимной помощи между СССР и Францией. Вслед за этим министр иностранных дел Франции Лаваль прибыл в Москву для переговоров со Сталиным и Молотовым, в ходе которых было закреплено сближение двух стран. Стремясь увязать политику Коминтерна со своими новыми дипломатическими маневрами, Сталин ещё до VII конгресса ориентировал французских коммунистов на расширение рамок единого рабочего фронта до народного фронта, то есть союза не только с социал-демократами, но и с правящей буржуазной партией радикалов, возглавляемой Даладье. После того, как Торез передал это предложение Блюму и Даладье, такой союз стал реальностью. «Коминтерн — конечно, без обсуждений и без обещанного конгресса… совершил самый головоломный поворот за всю свою историю,— комментировал это событие Троцкий.— От теории и практики „третьего периода“ и „социал-фашизма“ он перешёл к перманентной коалиции не только с социал-демократами, но и с радикал-социалистами» [449]. VII конгресс задним числом одобрил эту политику, признав её пригодной и для других капиталистических стран.
Троцкий критиковал Народный фронт — в том виде, как его практиковали Торез и Блюм,— за то, что он ограничивался предвыборными коалициями и не пытался поднять рабочих к непарламентским формам классовой борьбы, приобретавшим всевозрастающее значение в условиях бурной радикализации французского пролетариата. Правильность этой критики была подтверждена революционным кризисом 1936 года, когда политическая линия Народного фронта свела на нет результаты мощного подъёма массового движения трудящихся Франции.
Резкое полевение масс нашло выражение в полумиллионной антифашистской демонстрации в Париже 14 июля 1935 года. На выборах в мае 1936 года кандидаты Народного фронта получили 375 мандатов из 618. При этом социалисты сохранили количество мандатов, полученных на предыдущих выборах, радикалы потеряли треть мест, а коммунисты добились увеличения мандатов с 10 до 72. В результате выборов к власти пришло коалиционное правительство социалистов и радикалов во главе с Блюмом. Коммунисты обязались поддерживать это правительство, не входя в него.
Через несколько недель после победы Народного фронта на выборах во Франции начались массовые забастовки. Только в мае — июне в них приняло участие более 2 млн. человек. При этом рабочие бросали работу, но не уходили из цехов, устанавливали контроль над владельцами и администрацией заводов. Служащие оставались в конторах, банках, магазинах, не приступая к работе. Французские профсоюзы, которые накануне всеобщей стачки насчитывали 1,5 миллиона членов, за несколько месяцев увеличили свою численность почти до пяти миллионов человек. Разобщенные ранее коммунистические и реформистские профсоюзы слились в единую конфедерацию труда.
Илья Эренбург, находившийся тогда во Франции, впоследствии вспоминал: «Париж был неузнаваем. Красные флаги реяли над сине-сизыми домами. Отовсюду вылетали звуки „Интернационала“, „Карманьолы“. На бирже бумаги падали. Богатые люди переправляли деньги за границу. Все повторяли, кто с надеждой, кто в ужасе: „Это революция…“» [450]
Аналогичные наблюдения мы встречаем в письмах Троцкому Виктора Сержа, находившегося в то время в Бельгии. 16 июня 1936 года Серж писал, что «великолепные забастовки во Франции и здесь (в Бельгии) показывают, что рабочий класс поправляется после периода упадка и крайней утомлённости и начинает входить в новую фазу борьбы» [451]. Спустя неделю Серж рассказывал, что «движение началось в Антверпене совершенно стихийно. Оно перехлестнуло всех вождей и зашло так далеко, что это беспрецедентно в истории бельгийского рабочего движения… Обыватель настроен почти революционно и сочувствует рабочим. Я думаю, что это Вам напомнит начало 05 или 17-го. Куда ни пойдешь, везде одни и те же разговоры в том же самом тоне. „Довольно кормить рабочих обещаниями… Они совершенно правы!“ и т. д. Один старый католик, мой хороший знакомый, говорил мне: „Это несомненно начало новых отношений в обществе. Всё это явно пахнет революцией“. Правые и деловые круги совершенно растерялись (во Франции тоже)» [452].
