Руководящие идеи русской жизни - Тихомиров Лев Александрович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Само собой разумеется, что такие отношения наиудобнее, с наибольшим отстранением клерикализма достигаются в государстве монархическом, в котором Верховная власть принадлежит единому лицу, ибо совесть, вера конкретно и ответственно проявляются в личности, а не в учреждениях.
Повторяем, такой союз государства с Церковью не должен допускать ни малейшего ограничения прав государства. Вся правовая область, вся политическая власть принадлежит исключительно ему. Церковь пользуется теми правами, которые государство по своему рассуждению ей дает, и все ее права в государстве истекают исключительно из воли государственной власти до тех пор и постольку, поскольку эта государственная воля считает это нужным. Церковь должна принять с благодарностью то, что ей государство дает, и стерпеть лишение во всем, чего государство не находит нужным дать. Тут нет ни искры клерикализма.
Тем не менее, для функционирования государственноцерковных союзных отношений совершенно неизбежно, чтобы государство правовым путем организовало все, в чем происходит соприкосновение церковной власти с его, государственной, властью. Учреждения церковные должны быть так или иначе сопоставлены с учреждениями государственными, приведены с ними в ясную связь, каковая и должна быть законно определена. Иначе, конечно, получился бы полный беспорядок и неизбежный произвол.
Такое правильное сопоставление Церкви и государства у нас было до сих пор. Но теперь, в силу изменившегося построения государственных учреждений, старые рамки отношений церковной и правительственной власти уже совершенно непригодны, что мы и видим на практике. Положение Св. Синода в среде государственных учреждений стало до крайности неясно. Отсюда проистекают, даже невольно, вторжения государственных учреждений в область церковную, а с другой стороны — стало неясно, каким образом церковное управление может на это реагировать? Положение обер-прокурора лишь наскоро определено принципиально неправильным причислением его к кабинету. Это лучше полного беспорядка, но, во всяком случае, допустимо лишь как краткосрочный переходный порядок, ибо превращать церковное управление в какое-то министерство совершенно немыслимо — ни принципиально, ни практически.
Неясное правовое положение Св. Синода и гораздо более ясное правовое положение новых законодательных учреждений привело естественно к тому, что со стороны последних появились вторжения в область ведения Церкви. Если бы даже по личному составу и убеждениям наши законодательные учреждения были расположены к Церкви, то все же такой порядок решения церковных дел не соответствует добрым союзным отношениям. Вообще установка государственно-церковных учреждений есть теперь задача еще даже не затронутая, а между тем необходимая.
Именно по отсутствию этой достройки учреждений вероисповедное законодательство пошло неправильным порядком. По существу своему это было дело совершенно ясное.
Дарованная Государем Императором свобода вероисповеданий, составляющая не более как развитие и расширение всегда признававшейся у нас веротерпимости, нимало не противоречит государственному покровительству Православной Церкви и господствующей роли Православия в России, а фактически осуществление Указа 17 апреля [83] пошло далеко не в том направлении, какого требует союзность государственных отношений с Церковью. Причина сводится к тому же неясному положению, в каком очутились церковные учреждения. Не нужно быть клерикалом для того, чтобы понимать необходимость порядка и правильного и ясного построения всяких государственных учреждений и ясности их отношения к Церкви. Но мы начали приводить к окончательному установлению вероисповедных отношений прежде, чем определили отношения церковных и правительственных учреждений. Воля Государя, выразившаяся в Указе 17 апреля 1905 года, могла быть и действительно была достаточно удовлетворительно осуществлена временными правилами, никто из иноверцев не был обижен. Окончательное же законодательное осуществление всех дарованных льгот и соответственное с этим изменение разных частей Свода законов могли без ущерба подождать того времени, когда будут законом установлены нормы отношений государства и Православной Церкви, а следовательно, и порядок законодательного обсуждения всего, касающегося веры и Церкви. К сожалению, спешность реформ привела к тому, что мы сделали второй шаг прежде первого, с получением, как всегда бывает, совершенно нежелательных последствий.
Теперь, конечно, нужно поправлять дело. Для того чтобы все это видеть и говорить, не нужно быть «клерикалом», а только сознательным государственником. Только присущая Московским Ведомостям постоянно государственная точка зрения и вызывает нашу критику в отношении постановки вероисповедного законодательства. Речь председателя Совета Министров в Государственной Думе свидетельствует о том же критическом отношении, а, кажется, правительство не может вызывать упрека в «клерикализме».
Принципы вероисповедного законодательства
Известный знаток церковного права присяжный поверенный Н.Д. Кузнецов поделился с нашими читателями соображениями о принципах вероисповедного законодательства (№№ 267 и 268 Московских Ведомостей), которые подробно развивал 15 ноября в Клубе умеренных и правых в Санкт-Петербурге. По поводу этого доклада не можем не упрекнуть нашего почтенного сотрудника в полемической горячности, которая всегда рискует приводить к недостаточному беспристрастию. Так и в данном случае не можем согласиться с автором в том, чтобы имелись достаточные данные предполагать отрицание свободы совести со стороны Св. Синода. Равным образом едва ли справедливо упускать из виду то обстоятельство, что в течение долгого срока обсуждения правительственного законопроекта «в канцеляриях», как выражается Н.Д. Кузнецов, в Государственной Думе Министерство сделало ряд усилий для постановки законопроекта вообще и в частности о старообрядцах на какую-либо ясную принципиальную почву. Известно, что в этой части законопроекта имелись отзывы Св. Синода, да и в Государственной Думе Министерство не могло не предполагать найти разностороннее освещение вопроса. Когда же в Государственной Думе явились лишь крайние преувеличения вероисповедного равенства, Министерство само протестовало, а затем взяло назад для пересмотра два важнейшие из внесенных им законопроектов. Все это, конечно, требуется принять во внимание при оценке действий власти. Сверх того, вопрос и вообще не в том, чтобы упрекать отдельные ведомства в недостатке точного принципиального критерия в таком деле, которому сама русская наука не дала точного критерия. Если уж делать кому-нибудь упреки по этому поводу, то нужно, по справедливости, обращаться с ними к юристам, к русской науке. Откуда, в самом деле, «канцелярия» возьмет точки зрения, если их не установила сама наука?
Эта сторона доклада Н.Д. Кузнецова составляет слабейшую часть его в высшей степени важного труда.
Но если освободить этот доклад от его полемической части, то с положительной стороны мы получаем ряд прочных силлогизмов, приводящих нас к понятию о правильной юридической постановке, какую должно иметь русское вероисповедное законодательство. Наша наука доселе почти безмолвствовала в этом отношении. Если она говорила очень и очень много о свободе совести, то была темна и узка в определениях понятия государственной Церкви. Таким образом, эта слабосильная наука воспитала в русском обществе, а следовательно, и в «канцеляриях», и в законодательных учреждениях, ходячее воззрение, будто свобода совести и существование государственной Церкви суть два явления противоположные и несовместимые. Вследствие этого, когда явилась задача установить у нас свободу совести, то эта работа неизбежно пошла по пути подрыва значения государственной Церкви. В результате, так как полное уничтожение государственной Церкви практически невозможно и рискованно, то получается реформа неопределенная и половинчатая: в ней и свобода совести не выдержана, и права государственной Церкви не ограждены, и, в общей сложности, она не столько что-либо устраивает, как обостряет внутреннюю вероисповедную борьбу.
