Социализм как явление мировой истории - Шафаревич Игорь Ростиславович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Пенитенциарная система инков предусматривала необычайное разнообразие видов смертной казни: жертву подвешивали вниз головой за ноги, побивали камнями, сбрасывали в пропасть, подвешивали за волосы над пропастью, бросали в пещеру с ягуарами и ядовитыми змеями (57, с. 42).
В случае наиболее серьезных преступлений предусматривалась и казнь всех родственников виновного. В рукописи Хуаман Пома Аяла есть рисунок, изображающий избиение целой семьи, глава которой был признан колдуном (57, с. 143).
Другой формой утяжеления наказания был запрет погребения трупов казненных. Например, трупы зачинщиков возмущений после их казни не разрешалось погребать. Их мясо отдавалось на съедение диким зверям, из их кожи делались барабаны, из черепов — чаши, из костей рук и ног — флейты. Наконец, применялось и пытка перед казнью:
«Кто убьет другого с целью ограбления, будет наказан смертью. Перед казнью его будут пытать в тюрьме, чтобы наказание было больше. Потом его казнят»
Многие наказания мало отличались от смертной казни. Например, Сиезе де Леон, Кобо, Моруа, Хуаман Пома Аяла описывают тюрьмы — подземные пещеры, в которых держали ягуаров, медведей, ядовитых змей, скорпионов (57, с. 142). Заключение в такое подземелье считалось испытанием виновности подсудимого. В основном такое испытание применялось к подозреваемым в подготовке мятежа. В других подземных тюрьмах содержались приговоренные к пожизненному заключению (57, с. 142). Такое наказание, как 500 ударов кнута (предусмотренное законом для воров) (57, с. 144), вероятно, было равносильно смертной казни. Еще одно наказание называлось «каменной казнью» (хивайя). Оно заключалось в том, что жертве бросали на плечи тяжелый камень. Многие, по словам Хуамана Пома, при этом умирали, остальные оставались калеками на всю жизнь.
Другие наказания состояли в принудительных работах на государственных золотых и серебряных копях или на плантациях кока, в тяжелом тропическом климате. Принудительные работы бывали бессрочные или на определенный срок. Наконец, за меньшие преступления полагались телесные наказания (57,с. 144).
Разумеется, равенства перед законом не существовало. За одно и то же преступление крестьянин карался смертью, а принадлежавший к сословию инков — публичным выговором. Как говорит Кобо,
«При этом исходили из убеждения, что для инки царской крови (теоретически все инки были родственниками) публичный выговор был гораздо большим наказанием, чем смерть плебея»
(56, с. 79, 57,с. 143).
Соблазнение чужой жены каралось телесным наказанием. Но если крестьянин соблазнял женщину из сословия инков, оба карались смертью. Как рассказывает Хуаман Пома Аяла, они голыми подвешивались за волосы над пропастью и висели так, пока не умирали (57, с. 146).
Преступления против собственности тоже карались по-разному, в зависимости от того, нарушали ли они интересы частных лиц или государства. Так, сорвавший плод в частном владении, мог избегнуть наказания, если он докажет, что сделал это под влиянием голода, но если это была собственность Инки, он подлежал казни (57,с. 145).
Полное подчинение жизни предписаниям законов и контролю чиновников привело к ее необычайной стандартизации: одинаковые одежды, одинаковые дома, одинаковые дороги… Многократное повторение одних и тех же описаний характерно для старых испанских хроник, описывающих жизнь государства инков (56, с. 130). Столица, застроенная одинаковыми домами из одинаковых черных камней и разделенная на ровные одинаковые кварталы, производила, вероятно, впечатление города-тюрьмы (56, с. 117).
Как следствие духа стандартизации все, что хоть как-то выделялось, рассматривалось как нечто опасное и враждебное: рождение двойни или скала необычной формы. В этом видели проявление злых, враждебных обществу сил. И события показали, что страх, который любые незапланированные явления вызывали в государстве инков, оказался вполне оправданным: громадная империя оказалась бессильной перед менее чем двумястами испанцев. Ни огнестрельное оружие, ни неизвестные индейцам лошади испанцев не могут объяснить это необычайное явление: те же факторы имели место, например, при покорении зулусов, которые, однако, долго и успешно боролись с крупными английскими военными соединениями. Причину гибели империи инков надо, по-видимому, искать в другом — в полной атрофии инициативы, в привычке только выполнять распоряжения начальников, в духе косности и апатии.
На близкое явление указывает Ондегардо, испанский судья, служивший в Перу в XVI веке. В своих книгах он неоднократно сетует на то, что полная регламентация жизни и устранение из нее личных стимулов привели к ослаблению, а часто и полному уничтожению семейных связей, так что, например, дети отказывались хоть как-то заботиться о своих родителях (56, с. 127). Бодэн, французский специалист по истории Латинской Америки, видит и во многих чертах современных индейцев наследие царства инков — в равнодушии к судьбе государства, безынициативности, апатии (56, с. 124–125).
В какой же мере можно назвать строй государства инков социалистическим? Безусловно, оно могло с гораздо большим правом претендовать на такое название, чем любое из современных государств, относящих себя к этой категории. Мы видим в нем ярко выраженными многие социалистические принципы: почти полное отсутствие частной собственности и, в частности, полное отсутствие частной собственности на землю; отсутствие денег и торговли; полное устранение личной инициативы изо всей хозяйственной деятельности; детальная регламентация всей личной жизни, заключение браков по предписанию чиновников, государственные раздачи жен и наложниц. Но мы не встречаемся ни с общностью жен, ни с тем, что дети принадлежат всему коллективу в целом: жена, хоть и данная крестьянину государственным чиновником, была только его женой, а дети росли в семье (если исключить девочек, которые оказывались «избранными»). Тем не менее, государство инков было, по-видимому, одним из самых полных воплощений социалистического идеала, какой только был когда-либо достигнут.
На это указывает и поразительное сходство жизненного уклада империи инков и многих социалистических утопий — часто вплоть до мелких подробностей. Бодэн в книге «Инки Перу» рассказывает, что во время его доклада о государстве инков в Парижской Академии Наук один член Института спросил, не следует ли попытаться проследить влияние примера инков на «Утопию» Т. Мора (56,с. 165). Такое влияние невозможно: «Утопия» написана в 1516 г., а Перу открыто испанцами в 1531 г. Тем более поразительно это совпадение, показывающее, как социалистические принципы принудительно приводят к одинаковым выводам в вековой практике администраторов-инков и в голове английского мыслителя.
Но более поздние социалистические писатели несомненно находились под сильнейшим влиянием того, что они слышали о «перуанской империи». В одном из своих произведений Морелли, развивая картину общества, находящегося в «естественном состоянии», без деления на «твое» и «мое», говорит, что подобные законы были у «перуанцев». Мы приводили в ч.1 похожую выдержку из статьи «Законодатель» в «Энциклопедии» и советуем читателю перечитать это место на стр. 131, чтобы определить, насколько картина, нарисованная Дидро, походила на истину. Весьма правдоподобно, что именно влиянием примера инков объясняются многие детали будущего общества у писателей XVII и XVIII веков. Легко представить себе, как они жадно впитывали рассказы, в большом количестве ходившие тогда по Европе, о реально существующем обществе, столь близком по духу их идеалам. Здесь скрыта общая и очень интересная проблема — о влиянии на социалистическую литературу, начиная с Платона, «социалистического эксперимента», практики осуществления социалистических идеалов в Египте, Месопотамии, Перу.