Смысл игры. Выпуски № 1-13 - Кургинян Сергей Ервандович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗

Я клевещу на господина Удальцова, когда говорю, что он предложил продлить на 2 года президентство Медведева? Ваш избиратель будет в восторге, если будет сказано, что именно ради этого он шёл и опускал бюллетень за Зюганова? Ведь в числе ваших избирателей есть пожилые люди, верные коммунистическим идеалам, и трясущимися руками опускают эти бюллетени за вас. Они по вашей отмашке начинают проклинать всяких негодяев, которые клевещут на Геннадия Андреевича, а вы творите вот этот фокус? И этот фокус не вызывает никаких возмущений ни у кого. Ни у кого: ни у левых блогеров, которые критикуют нас за то, что мы пришли на Поклонную и сказали, что мы — противники политики Путина, ни у КПРФ-ной молодёжи, которая цинично смотрит на то, как осуществляется эта напёрсточная игра, и пикнуть не хочет по этому поводу. Ни у людей из КПРФ, из её руководства, которые ведь ВСЁ уже понимают, всё уже понимают и молчат. Молчат, как воды в рот набравши.

Это же всё что такое? А общество? Почему у общества на это нет реакции? Я понимаю, почему. Об этом я говорю, начиная с первых передач программы «Суть времени». Совершено метафизическое падение. Коммунистическое первородство продано за чечевичную похлёбку псевдо-потребительского общества. При таком метафизическом падении неминуемо падение нравственное. Возникает неспособность к отличению добра и зла, проведению четкой грани между одним и другим, возникает неспособность к настоящей любви, к настоящему отвращению от зла, от скверны. А ведь то, что я описываю, — это именно скверна. И в метафизическом, и в политическом смысле. Возникает ощущение, что в обществе совсем немного точек, в которых еще есть какая-то живая способность к адекватной реакции на происходящее, что количество этих точек уменьшается, что все пространство политическое оказывается сковано хозяином какой-то игры.

Хозяин игры. Master of a game. Это очень строгий термин. В теории политических игр все участники игры делятся на 3 категории: на хозяев игры, которые способны менять игровые правила, на игроков, которые играют по заданным правилам — это уже более низкий разряд, и на совсем низкий разряд фигур, то есть тех политиков, которых игроки двигают по великой шахматной доске. Фигуры могут быть как мелкие, так и крупные, но любая фигура — это лишь орудие в руках любого игрока. Игроки могут быть мелкие, крупные, но любой игрок есть орудие в руках хозяев игры, которые меняют игровые правила. Вы, вроде, начинаете выигрывать в шахматы, но тут вам изменили правила, оказалось, что нужно играть в бокс или стрелять. Вы, если вы только игрок, а не человек, меняющий игровые правила, оказываетесь беспомощны. Россию однажды уже обыграли в той игре, которая называлась «перестройка».

Русских трудно и почти невозможно победить в войне, потому что в войне есть ясность: вот это враг, это друг, наше дело правое, победа будет за нами. В игре ясности нет. Игра — это всегда лабиринт. Понимая это, противник считает, что здесь никто не будет создавать игровые правила. Поэтому особенно взбесил митинг на ВДНХ — митинг третьей силы, потому что правило-то, которое задаёт противник, очень простое: должен быть народ, или общество, и это должно полностью быть собственностью «круглого стола» 12 декабря господ Касьянова, Каспарова, Шендеровича и других, а также стоящих за ними сил, включая кремлёвско-дворцовые. Вот эта сила должна называться «народ». А всё остальное должно быть «властью». «Народ» против «власти». Если этот формат игры будет принят, то у американцев есть возможность делать всё что угодно — бомбить, выбрасывать десанты, потому что они же поддерживают народ, а власть же находится в состоянии тирании, как же можно тут не поддержать народ? А вот если возникает третья сила, то есть явным образом народная сила, которую с властью-то невозможно состыковать, которую во власть вколотить нельзя, вот если такая третья сила возникает, то меняются игровые правила. Это уже не народ против власти, это уже, вроде, два народа, да? Один — белоленточный, а другой — с георгиевской и красной лентой. Ситуация резко усложняется. Хозяевам игры не нужно, чтобы здесь кто-то менял игровые правила, поэтому им позарез нужно, чтобы митинг на ВДНХ не состоялся, или чтобы его удалось замолчать.

Но митинг-то был. Вот я сейчас говорю, а к этому моменту повторяю, уже десятки тысяч людей посмотрели этот митинг, причём он был снят очень качественно, и все убедились, что этот митинг стал и по содержанию, и по своему количеству крупным событием в политической жизни России. Что касается содержания, то это содержание является абсолютно новым. Ни на одном митинге оппозиционном за все эти 20 лет не было ни этой энергетики, ни этого, как принято сейчас говорить, контента. Не было его — и всё. Что касается количества участников, то отказавшись во имя этого содержания от широкой коалиции, или даже узкой коалиции, которая была, например, на Воробьёвых горах, мы, тем не менее, существенно нарастили численность, что тоже все видели. Мы нарастили её в условиях, когда в этот же день часть ушла к коммунистам, а часть к Путину, впрочем, тоже с самыми такими антиоранжевыми целями. Итак, нам это удалось. Могло ли нам удаться больше? Да, могло. Если бы все члены нашей организации когерентно, консолидировано и страстно работали на достижение сокрушительного по численности результата. Мы бы его получили, если бы эта работа была работой всей нашей организации. Но событие показало, что существенная часть нашей организации пошла на всё для того, чтобы победить, что люди приезжали из самых дальних уголков России, по три дня ехали, для того чтобы прибыть на митинг, стояли плечом к плечу и были счастливы; но что другие люди, и это тоже прискорбный факт, который надо называть, — пора назвать, его нельзя обходить молча, — лежали на диване и рассуждали о наших несовершенствах, о наших, так сказать, прегрешениях, о дефектах нашей пропаганды, о несовершенстве наших контентов и так далее. Движение разделилось на «большевиков» и «меньшевиков». На бойцов, готовых сражаться до конца за исторически важное дело, и рассуждающих интеллигентов, про которых когда-то Ленин всё уже сказал.

Я господину Сванизде когда-то сказал, точнее, господину Любимову, которому я напомнил эту фразу, что всегда она меня не радовала, но с годами всё точнее понимаю, что Ленин был прав. В одной пьесе Островского героиня говорит: «Всё я скверна [да скверна], а сами-то вы каковы после этого!». Вот именно вот это ощущение бесконечного желания что-то выискивать, находить, обмусоливать когда-то абсолютно идиотские детали (даже не второстепенные, третье-четвертостепенные!) — историческая пропасть распахивается, Россия действительно сейчас готова провалиться в бездну, а тут как бы: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?» — говорил герой Достоевского. Так я скажу: «Пусть свету провалиться, а мне — чай пить!» И в то время, когда одни боролись, другие пили чай. Поэтому. Митинг был очень большой, очень убедительный и действительно открывший новую страницу в истории России. Мы исторически победили в том смысле, что это уже необратимо ведёт Россию к новому состоянию общества! Это — то, что мы сделали — ведет Россию в некое завтра. Но. Для того, чтобы СЕГОДНЯ добиться ГРУБОГО ВНЯТНОГО политического результата, нам нужно было больше! И мы МОГЛИ положить на стол глобальной большой игры это «больше», если бы все вели себя как бойцы, как борцы, как люди Дела, как большевики — если бы всё не поделилось на этих большевиков и меньшевиков.

Я хочу, чтобы люди, которые делают ещё для себя выбор, будут они большевиками или меньшевиками в пределах нашего движения, поняли всю меру мерзостности нынешней ситуации. Для этого мне мало описать всё то, что касается действий господина Удальцова, а также провести параллель между этими действиями и заявлениями господина Караганова. Для этого мне нужно обсудить основную историю, в которой наше движение тоже приняло участие.

Организовав митинг на Поклонной горе, заявив там твёрдо и однозначно, что я являюсь политическим противником политики Путина (но одно дело — политические противники, а другое дело — «оранжевые враги») и добившись сокрушительного преимущества Поклонной над Болотной и Сахарова, я тут же обратился ко всем здравомыслящим либеральным силам, ко всему, что есть нормального вненяемого достойного на Болотной и Сахарова с ЕДИНСТВЕННЫМ предложением: о МИРЕ, о ГРАЖДАНСКОМ МИРЕ! Мы не хотели использовать достигнутое количественное преимущество для навязывания своих условий. Мы ТУТ ЖЕ стали спрашивать тех, кто разговаривал с нами до Поклонной на языке силы (мол, у них подавляющее преимущество по численности): «Что вы скажете теперь? Теперь — у НАС подавляющее преимущество по численности, но мы не хотим его использовать. Давайте мы договоримся на языке ПРАВДЫ — договоримся о том, что называется „легитимностью“, или „доверием“. Давайте мы сейчас вместе проанализируем, как можно добиваться честности и чистоты выбором, как можно проверять эту честность и чистоту. Оговорим всё, что только можно. Но если выборы будут чистыми и честными, давайте договоримся, что мы ПРИЗНАЕМ их легитимность, иначе зачем идти на выборы, какой в этом смысл?! Нужно же договориться о каких-то ПРАВИЛАХ, соблюдение которых позволит признать, кто победил, а кто — проиграл. И пусть победить сильнейший!(Кстати, тут до конца всё ещё нет абсолютной предопределённости.)»