Конец означает начало - Роговин Вадим Захарович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Отмечая, что бюрократизм как система стал главным тормозом технического и культурного развития СССР, Троцкий писал, что этот факт до известного времени маскировался перенесением и усвоением советским хозяйством техники и организации передовых капиталистических стран. Этот период заимствований и подражаний ещё мог уживаться с бюрократическим абсолютизмом, т. е. с удушением инициативы и творчества. Но чем выше поднималось хозяйство, чем сложнее становились его требования, тем более невыносимым препятствием для успешного развития экономики и культуры становился бюрократический режим. Постоянное противоречие между потребностями экономики и тоталитарной властью вело к непрерывным политическим конвульсиям, к систематическому истреблению наиболее выдающихся творческих элементов во всех областях деятельности. «Таким образом, прежде чем бюрократия могла успеть выделить из себя „господствующий класс“, она пришла в непримиримое противоречие с потребностями развития. Объясняется это именно тем, что бюрократия является не носительницей новой, ей свойственной, без неё невозможной системы хозяйства, а паразитическим наростом на рабочем государстве» [565].
Троцкий указывал, что советская бюрократия обладает всеми пороками прежних господствующих классов, не имея их исторической миссии — двигать вперёд хозяйство и культуру. Поэтому она превращается в величайший тормоз производительных сил. Отсюда постоянный недостаток предметов потребления и всеобщая стихийная борьба за обладание ими. Чтобы как-то упорядочить эту стихию, бюрократия, способная действовать только административно-приказными и карательными методами, превращается в жандарма, который захватывает управление всей сферой распределения. Свою роль распределителя скудных жизненных благ бюрократия использует в первую очередь для обеспечения собственного благополучия и могущества. «Враждебное давление извне возлагает на жандарма роль „защитника“ страны, придаёт ему национальный авторитет и позволяет ему грабить страну вдвойне» [566].
Не признавая советскую бюрократию особым классом, Троцкий тем не менее чётко прослеживал тенденцию к «обуржуазиванию» этой социальной группы, полной утрате ею революционного духа и смене его консервативным стремлением к сохранению своего привилегированного положения. Он согласился с выводами Лондонского Королевского института внешних сношений, который в своём докладе о положении в СССР (март 1939 года) указывал, что «внутреннее развитие России направляется к образованию „буржуазии“ директоров и чиновников, которые обладают достаточными привилегиями, чтобы быть в высшей степени довольными статус-кво… В различных чистках можно усмотреть приём, при помощи которого искореняются все те, которые желают изменить нынешнее положение дел. Такое истолкование придаёт вес тому взгляду, что революционный период в России закончился и что отныне правители будут стремиться лишь сохранить те выгоды, которые революция доставила им» [567].
В своём определении Советского государства Троцкий называл его комплексом общественных учреждений, который продолжает существовать, несмотря на то что идеи бюрократии вступили в полное противоречие с идеями Октябрьской революции [568].
Критикуя тезис, выдвинутый Шахтманом: «Раз мы против Сталина, значит, мы должны быть и против СССР», Троцкий саркастически замечал: «Сталин такого мнения держится уже давно» [569].
Троцкий писал, что американские либералы до советско-германского пакта примирились с существованием СССР, вернее — с московской бюрократией, и считали, что «советский режим в целом есть „прогрессивный факт“, что отрицательные черты бюрократии („о, конечно, они существуют!“) будут постепенно отмирать и что таким образом будет обеспечен мирный и безболезненный прогресс». После же заключения союза Сталина с Гитлером и особенно после советской интервенции в Финляндии большинство американских интеллектуалов объявило о своём отходе от сталинизма, что означало для них «полный разрыв с революцией и пассивное примирение с национальной демократией. Такие „разочарованные“ образуют своего рода питательную среду для бацилл скептицизма и пессимизма» [570].
С этих позиций Троцкий исходил в полемике против теории, которая несла более глубокое содержание, чем идеи Бернхема и Шахтмана, и была названа её автором — бывшим итальянским троцкистом Бруно Рицци — теорией «бюрократического коллективизма».
XVIII
Троцкий о «бюрократическом коллективизме»
Взгляды Рицци не были абсолютно оригинальны. Бывший член ЦК Югославской компартии Цилига, отбывший за оппозиционные взгляды несколько лет в сталинских политизоляторах и сумевший вырваться из СССР в 1936 году, писал, что в Советском Союзе изменилась социальная природа общества и возник новый правящий класс. Более известный в качестве теоретика немецкий «левый коммунист» Гуго Урбанс после прихода Гитлера к власти сделал вывод, что на смену капитализму идёт новая историческая эра «государственного капитализма». Примерно в то же время бывшие лидеры Компартии Германии Маслов и Фишер, исключённые в середине 20-х годов из Коминтерна за близость к левой оппозиции, утверждали, что СССР превратился в новый тип эксплуататорского государства.
В свою очередь, изложенная Бруно Рицци концепция, интегрировавшая его взгляды на тенденции развития СССР, с одной стороны, и на тенденции современного капитализма — с другой, породила его эпигонов, в числе которых оказался Бернхем, окончательно порвавший с марксизмом и выступивший с теорией «революции управляющих», которая стала рассматриваться на Западе как новое слово в мировой социологической мысли. Между тем основная идея книги «Революция управляющих», вышедшей в 1941 году,— о переходе в капиталистическом обществе власти от собственников к администраторам, менеджерам, чиновникам — была заимствована Бернхемом от Рицци.
Бруно Рицци, итальянский «левый коммунист», на протяжении ряда лет принадлежал к движению IV Интернационала и в 1937 году опубликовал в Италии переложение работы Троцкого «Преданная революция». Но уже спустя два года он издал в Париже книгу «Бюрократизация мира», в которой выдвигал свою собственную концепцию, вызвавшую критический отклик со стороны Троцкого. Вместе с тем в полемике с Рицци Троцкий положительно оценивал ряд теоретических взглядов последнего и отмечал, что «Бруно Р. имеет во всяком случае то преимущество (перед другими ревизионистами марксизма.— В. Р.), что пытается перевести вопрос из заколдованного круга терминологических умствований в плоскость больших исторических обобщений» [571].
Рассматривая социальную природу советского общества, Рицци объявил не социалистической не только его политическую надстройку, но и экономическую основу. Соглашаясь с идеологами типа Бернхема в том, что советское общество — не социалистическое и не капиталистическое, он не ограничился этим негативным определением, а выдвинул новый термин — «бюрократический коллективизм». Концепцию, основанную на этом термине, он вписал в более широкую схему глобального общественного развития, сводящуюся к тому, что «бюрократический коллективизм» является такой общественно-экономической формацией, которая идёт во всём мире на смену капитализму. Коллективизм в СССР — лишь наиболее последовательное и чистое проявление этой тенденции к «бюрократизации мира», которая ведёт к утверждению тоталитарных режимов.
Экономические корни этой новой общественной системы, по мнению Рицци, состояли в тенденции к возрастанию экономических функций государства и соответственно — к усилению роли управленцев, чиновников, бюрократов [572]. Эта тенденция проявлялась, как утверждал Рицци, не только в СССР, но и в Германии и Италии (в форме фашизма) и США (в форме «Нового курса» Рузвельта).
Троцкий соглашался с тем, что у всех этих режимов (плановое хозяйство в СССР, итальянский фашизм, национал-социализм и «Новый курс») действительно имеются общие черты, которые в конечном счёте определяются коллективистскими тенденциями современной экономики. Черты централизации и коллективизма определяют в современную эпоху и политику революционных, и политику контрреволюционных сил. Но это вовсе не значит, что между революцией, термидором, фашизмом и американским реформизмом можно ставить знак равенства.
