Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Но если юридическое присвоение трудящемуся того, что приобретено трудом, составляет требование справедливости, как в первобытных, так и в более сложных отношениях, то никак нельзя сказать, что труд есть простой факт, из которого ровно ничего не следует, и что от изменяющейся воли законодателя зависит превратить или не превращать этот факт в право. Из этого факта, в силу природы человека как свободного существа, вытекает известное требование, которое необходимо должно быть удовлетворено законодателем; если же законодатель не удовлетворяет его, то он нарушает справедливость и посягает на свободу человека. Поэтому, когда Вагнер единственное основание собственности видит в изменяющейся воле законодателя, когда он утверждает, что "юридический порядок не есть нечто сообразное с природою и вытекающее из существа человека, из понятия о личности, или из природы человеческого труда, а произведение свободной юридической деятельности", то он противоречит тому, что он сам принужден допустить, и доказывает только, что гораздо труднее связать свою мысль в одно целое и возвести известное учреждение к его началу, нежели привести множество частных соображений, которым каждый может придавать какой угодно вес и значение.
Без сомнения, признанное раз право собственности имеет влияние и на дальнейшее распределение произведений. Где нет собственности, там и распределения быть не может; все сливается в безразличный хаос. Как же скоро приобретенное каждым лицом имущество присваивается исключительно ему, так из этого вытекают известные, необходимые отношения между людьми. То, что сделалось собственностью одного, не может уже быть усвоено другим без согласия первого; приобретенное трудом становится орудием нового производства, а потому источником нового дохода. Но все это опять не произвольные установления, не выражение изменяющейся воли законодателя, а логически и юридически необходимые последствия права собственности. Можно ратовать против тех или других исторических форм, которые принимает это право в своем развитии, против стеснений, которым оно подвергается, но ратовать против юридического порядка, который не предполагает ничего, кроме свободы и собственности, значит отвергать самые основания права. Здесь опять можно привести слова Аренса, в учении которого Вагнер видит высший цвет философии права. "Коренная ошибка всего этого воззрения, - говорит Арене, - которое видит источник собственности в государстве, все равно, в законе ли или в государственном договоре, заключается в том, что и в этих вопросах право вообще выводится не из существа человеческой личности и основных ее отношений к природе, а из общественных состояний, даже из положительного установления государством. Но так как человек черпает свое право из своей Богом основанной личности и из своего назначения, и пользуется своим правом всякий раз, как он действует сообразно с своим назначением, то он пользуется своим правом и тогда, когда он усваивает себе и обращает в свою собственность безличные вещи, предназначенные для употребления человека. Общество, или государственный союз, в который он вступает или в котором он находится, без сомнения полагает этой собственности известные границы, устанавливает разнообразные определения ввиду общего порядка, но основание и назначение собственности лежит в отдельной личности, а так как государство не создает личности и не имеет права ее уничтожить, то оно не создает и собственности и не имеет права уничтожить собственность. Если же, напротив, собственность рассматривается как государственное учреждение, то нельзя государству отказать в праве ее уничтожить (Cujns est instituere, ejus est abrogare). Истинная теория, которая везде выставляет личность, как творческую, вечно деятельную, в свободном самоопределении осуществляющуюся первобытную силу, лежащую в основании всех общественных и государственных отношений, одна в состоянии обеспечить собственности независимое от государственных установлений существование" (Naturrecht, II, стр. 144-146).
Приводя эти слова, мы не хотим сказать, что собственность. как положительное установление, существует помимо закона. Но узаконивая собственность, так же как и узаконивая свободу, государство освящает только то, что вытекает из природы человека и что составляет неизменное требование правды. В этом смысле, собственность есть краеугольный камень всего гражданского порядка. В самом деле, как бы ни осложнялись общественные отношения, в какое бы они ни слагались связное тело, они все-таки исходят из лица и возвращаются к лицу. Ибо свободная воля лица составляет источник всякой человеческой деятельности, и в лицо же заключается цель всего общественного устройства: им ощущается потребность и им же сознается и ощущается удовлетворение. А потому, в устроении гражданского порядка всего важнее определение того, что присваивается лицу, что образует законную область его деятельности, чем оно может располагать по своему изволению. Это и есть собственность. В ней лицо находит и точку опоры, и орудия и цель для своей деятельности. Чем тверже эти точки опоры, это, так сказать, место сидения лица, тем свободнее оно может действовать, тем вернее те отношения, в которые оно вступает к другим, тем крепче и самый основанный на этих отношениях порядок.
Отсюда проистекает то первенствующее значение, которое все законодательства придают прочности права собственности. На этом основана давность. Каково бы ни было происхождение собственности, каким бы путем она ни была приобретена, если она была в течение известного времени связана с волею лица, если она составляла ненарушимое его владение, то она присваивается ему окончательно, и никакие дальнейшие пререкания не допускаются. Иначе никто бы не мог быть уверен в законности своего владения, и все отношения собственности покоились бы на зыбких основаниях. Давность установлена именно вследствие того, что прочность собственности составляет первую потребность гражданского быта.
Наоборот, все что колеблет собственность, подрывает самые основы гражданского порядка, политические революции далеко не имеют такого значения. Они касаются только вершины, оставляя ненарушимыми все бесчисленные нити, связывающие людей в их частных отношениях. Но как скоро дело касается собственности, так все колеблется, так человек не может уже быть уверенным ни в чем, так он чувствует, что посягают на весь его личный мир, на его свободу, на его деятельность, на его семью, на все, что ему дорого, на его прошедшее и будущее. Разлагаются первоначальные элементы общественного быта; все бесчисленные отношения, связывающие людей, разом порываются. Оттого общество трепещет за самое свое существование, как скоро поднимается такого рода вопрос.
Из этого можно видеть, какой страшный вред приносят социалистические учения, подрывающие основания собственности. Понятно еще. что фанатики, шарлатаны, кривотолки, софисты, взывая к страстям народных масс, стараются увлечь их за собою. Но когда так называемые социалисты кафедры, ученые люди, назначенные правительством профессора университетов, проповедуют такие учения или слабодушно вступают с ними в компромиссы, внося смуту в умы, колебля самые твердые и неоспоримые начала общественного быта, то это указывает уже на глубокое умственное растление современного общества. Нужна вся ветреность, отличающая умственное движение нашего времени, чтобы сделалось возможным такого рода явление. Но если современная наука оказывается бессильною против явных софизмов, то жизнь всегда будет представлять им самый надежный отпор. Гражданский порядок весь зиждется на праве собственности и без него обойтись не может. Поэтому он всегда противопоставит крепкий оплот всякого рода софистическим теориям и разрушительным стремлениям. За будущность человеческих обществ нечего опасаться: они в своем движении управляются высшими, разумными законами; они идут вперед, а не назад. Софистика же, несмотря на всю свою ярость, никогда не достигнет цели, ибо она разрушается собственным внутренним противоречием.
