Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Кургинян Сергей Ервандович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
«Да и вообще… — сказала мать, выключая телевизор. — Мой любимый герой в «Поднятой целине» — Макар Нагульнов. Но это не значит, что я хотела бы иметь его соседом по купе».
«Цель жизни любого НОРМАЛЬНОГО человека», — говорит Д.Медведев… «Добиться НОРМАЛЬНЫХ результатов в работе», — говорит он. «Прожить свою жизнь НОРМАЛЬНО…» «НОРМАЛЬНЫЕ человеческие условия для развития… Десятилетия НОРМАЛЬНОЙ жизни…»
Нельзя, согласитесь, пройти мимо такой форсированной апелляции к норме и нормальному. Это политико-лингвистический фокус текста. Но это и нечто большее. Это, если переходить от лингвистики к семантике и семиотике, ключевой знак и ключевой политический жест, используемый политиком в крайне острой для него предвыборной ситуации.
«Как дела?» — спросила меня мать лет через двадцать, когда я, уже обзаведясь семьей, приехал ее навестить. Дела были не ахти. Театр закрыли… В который раз… Что ответить? «Нормально», — ответил я.
«Никогда не говори «нормально», — улыбнулась мать, хорошо понимая, в чем дело. — Лучше скажи «плохо»… Или «хорошо»… «Нормально» — это никак».
«А как же твой Хрущев?» — завелся я, вспоминая давний и небеспроблемный для меня разговор.
«Он не говорил о том, что нужна нормальная жизнь, — ответила мать. — Он о несушках говорил».
В 2001 году ко мне приехала советница одного из полпредов и попросила «интеллектуально сопроводить» его выступление перед деятелями разных конфессий. Я помог. Речь получилась яркая. Советница, каменея лицом, в день, на который было назначено выступление шефа, сказала, что речь шефу очень понравилась («очень-очень» — сказала она, по-моему), но шеф никогда ничего такого не скажет. «Никогда и ни при каких условиях…» Помнится, она сказала именно так… Я уже приехал слушать шефа. И решил остаться — как из соображений такта, так и потому, что было интересно, что же именно скажет шеф.
Шеф говорил «о несушках» (то есть приводил бесконечные цифры, свидетельствовавшие о том, как успешно в его округе проводится… чуть не сказал «атеистическая»… нет-нет, антиатеистическая… нет-нет… просто работа, НОРМАЛЬНАЯ работа с гражданами разного вероисповедания). Время от времени шеф отрывался от бумажки и с вызовом смотрел на свою опрометчивую советницу и прочих безобразников, подбрасывающих ему контр- и даже антинесушечную лингвистику.
«Начнется заваруха — опять никто из них с народом говорить не сможет», — подумал я, вспоминая 1991 год, когда беспомощность несушкоцентрических аппаратчиков породила «Лебединое озеро» вместо речей, которые закатывали бы, убеждая народ в своей правоте, их исторические (1917 года) предшественники. Позже тот же высокий администратор, с богатым опытом аппаратно-комсомольской работы в советский период, назвал Ленина «смутьяном, лежащим в Мавзолее». Мне пришлось оппонировать этому по телевизору… Мол, это не смутьян, а основатель Советского государства, чьим правопреемником является РФ. Но дело отнюдь не в этом…
Политический класс эпохи «стабилизации» (2000–2008 гг.) предъявлял нам свою волю к НОРМАЛЬНОМУ, говоря не о нормальности, а о тех или иных несушках (росте ВВП, росте золотовалютных резервов и так далее).
Оформляя надстройку, этот класс просто не мог по определению избежать идеологизации. Но она была ему отвратительна… И очень, очень-очень, хотелось избежать ее. Или, по меньшей мере, в этом не соучаствовать.
То, что мы сейчас наблюдаем, это тектонический сдвиг от несушечности как косвенного (и именно косвенного!) предъявления некой нормальности как эпицентра должного — к чему-то совсем другому. А именно — к прямому, причем весьма и весьма настойчивому, оформлению базовой, опорной идеологемы — идеологемы нормальности. А что такое — любая идеологема? Это грубое или тонкое, беспомощное или умелое, бездарное или талантливое противопоставление по принципу свой («мы») и чужой («они»).
Как в пресловутом михалковском:
Это — лубок для школьников. Но самая изощренная идеология по сути своей ничем не отличается от этого лубка.
«Они» Столыпина хотят великих потрясений.
Почему хотят? Столыпин не дает прямых ответов на этот вопрос. То ли те, кто хочет великих потрясений, наняты иноземцами, для которых великие потрясения здесь, у нас, порождают нечто противоположное в их «иноземии». То ли в них так извращена человеческая природа… На этот вопрос никогда нельзя ответить, анализируя только это «они» (отрицательный полюс идеологемы). Нужен еще и анализ положительного полюса той же идеологемы, этого самого «мы».
«Мы» Столыпина хотят Великой России.
Отсюда косвенно вытекает, что «они» Столыпина не хотят Великой России, то есть, наверное, все же речь идет о геополитических конкурентах.
«Мы» Медведева хотят нормальности. Нормальной жизни, нормальных же человеческих условий, нормальных результатов — вообще, нормальности.
«Они», соответственно, кто? Те, кто не хочет нормальности. И, напротив, хочет, чтоб наоборот. Как там пелось в песенке?
Измените чуть-чуть слова… «Шагает клерк…». Грубо? Ну, в конце концов, это не «Египетские ночи» Пушкина. Нам не стиль важен… Нам бы до сути добраться.
«Наоборот» по отношению к «быть счастливым» — быть несчастным. Граф из песенки как раз и не хочет быть несчастным.
«Наоборот» по отношению к «быть нормальным» — быть ненормальным. То бишь носителем всяческой — культурной, социальной и, наконец, психической — патологии.
На отрицательном полюсе идеологемы нормальности — именно эта патология. Мы — нормальны и хотим нормального. Они — патологичны. И хотят патологии.
Наш враг хочет патологии. Это не пройдет! Поддержите нас! МЫ хотим всего нормального. Даешь нормальность! Россия — вперед! Вперед ко все большей и большей нормальности!
Согласитесь, возникает много вопросов.
Прежде всего, представим себе политически острый момент. А почему бы ему не возникнуть, если есть «они»?
Собрались сотни тысяч сторонников «нормального», и все они вместе начинают выкрикивать: «Даешь нормальное». Впечатление это произведет весьма специфическое.
Далее — непонятно, есть ли уже нормальность. Есть ли она на момент анализируемых выступлений Д.А. Медведева?
Или же мы ее хотим добиться?!
Или же, уже ее добившись, мы хотим ее отстоять?
Или же… Ведь выведение нормальности из подтекста (рассмотренная мною «несушечность» политической речи) в текст может вызвать и совсем нежелательные политические вибрации!
О всяком благе (в том числе и благе нормальности) особо настойчиво говорят тогда, когда его нет. Не правда ли?
Наверное, эти мои соображения кто-то захочет истолковать как подкоп под апологию нормальности и нормального…
Поверьте, это не так. Я в апологии нормального вижу очень большие плюсы. Например, мне в конце 80-х годов экзальтированные толпы были физиологически омерзительны. То есть омерзительны не только в силу идеологического содержания выплеснутой на улицу энергии. И толпы, выводимые разного рода национал-сепаратистами, — тоже. Я ненавижу вой на рок-концертах, на которых приходилось бывать из интереса как культурологического, так и политического. Честно говоря, то же самое вызывает у меня рев болельщиков на стадионах. Я закончил театральный вуз, занимался и занимаюсь театральной деятельностью. Я, как культуролог и психолог, знаю, что такое суггестия. Я много выступал перед разными, в том числе и далеко не камерными, аудиториями. Я знаю, что такое экстремально-позитивная реакция подобных аудиторий. И не могу сказать, что ко всему этому («завести», «завестись» и так далее) у меня сформировалось однозначно позитивное отношение. В экзальтированных толпах всегда есть много от патологии… Накушаешься этого — затоскуешь о нормальном и норме.
