Великая шахматная доска - Бжезинский Збигнев Казимеж (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Население Кыргызстана (его численность — 5 млн. человек) отличается гораздо большим этническим разнообразием. Сами кыргызы составляют около 55% от всего населения страны, узбеки — около 13%, а численность русских в последнее время снизилась с 20% до немногим более 15%. До получения страной независимости русские в основном составляли инженерно-техническую интеллигенцию, и их исход из страны больно отразился на ее экономике. Хотя Кыргызстан богат природными ископаемыми и имеет красивую природу, позволяющую называть страну Швейцарией Средней Азии (в связи с чем здесь можно создать новый туристический центр), из-за своего геополитического положения, будучи зажатым между Китаем и Казахстаном, он весьма зависит от успехов Казахстана в сохранении независимости.
Таджикистан лишь несколько более однороден в этническом отношении. Из 6,5-миллионного населения Таджикистана менее двух третей являются таджиками и более 25% — узбеками (к которым таджики относятся с некоторой враждебностью), в то время как русские составляют лишь около 3%. Однако, как и в других странах, даже доминирующая этническая община резко разобщена в зависимости от племенной принадлежности, имеют место даже насильственные действия, причем современный национализм исповедуется главным образом политической элитой в городах. В результате независимость не только породила напряженность в городах, но и послужила для России удобным предлогом для сохранения присутствия своей армии в стране. Этническая ситуация еще больше осложняется из-за многочисленного присутствия таджиков в районах за границей страны, в северо-восточном Афганистане. Фактически в Афганистане проживает столько же этнических таджиков, сколько и в Таджикистане, — это еще один фактор, способствующий ослаблению региональной стабильности.
Нынешнее состояние дезорганизации в Афганистане аналогично советскому наследству, хотя страна не является бывшей советской республикой. Разбитый на отдельные фрагменты в результате советской оккупации и длительной партизанской войны против нее Афганистан лишь на бумаге существует как национальное государство, а его 22-миллионное население резко разобщено по этническому принципу, причем разногласия между проживающими на территории страны пуштунами, таджиками и хазарами усиливаются. В то же время джихад против русских оккупантов превратил религию в доминирующий фактор политической жизни страны, привносящий догматическую страсть в уже и без того резкие политические разногласия. Таким образом, Афганистан следует рассматривать не только как часть этнической головоломки в Средней Азии, но также с политической точки зрения во многом скорее как часть «Евразийских Балкан».
Хотя все из бывших советских государств Средней Азии, а также Азербайджан населены преимущественно мусульманами, почти вся их политическая элита, по-прежнему являющаяся в основном продуктом советской эры, не придерживается религиозных взглядов и официально это светские государства. Однако, поскольку их население переходит от первоначально кланового и племенного самосознания к более широкому современному национальному осознанию, оно, вероятно, вдохновится усиливающимся осознанием ислама. Фактически возрождение ислама — распространению которого извне уже содействует не только Иран, но также и Саудовская Аравия — вероятно, станет мобилизующим импульсом для активно распространяющихся новых устремлений к национальной независимости, сторонники которых полны решимости выступить против любой реинтеграции под российским контролем, а значит, контролем неверных.
Действительно, процесс исламизации, вероятно, окажется заразительным также для мусульман, оставшихся в самой России. Их насчитывается около 20 млн., то есть в 2 раза больше по сравнению с численностью недовольных русских (около 9,5 млн.), продолжающих жить в независимых государствах Средней Азии, где правят иностранцы. Таким образом, российские мусульмане составляют примерно 13% от населения России, и почти неизбежны случаи предъявления ими более настойчивых требований в отношении их прав на свою религиозную и политическую самобытность.
Даже если такие требования не примут форму поиска путей получения полной независимости, как это имеет место в Чечне, они переплетутся с дилеммами, которые будут по-прежнему стоять перед Россией в Средней Азии, учитывая ее недавнее имперское прошлое, а также наличие русских меньшинств в новых государствах.
Причиной значительного усиления нестабильности на «Евразийских Балканах» и того, что ситуация становится потенциально гораздо более взрывоопасной, является тот факт, что два крупных соседних государства, каждое из которых имеет с исторической точки зрения имперский, культурный, религиозный и экономический интерес к региону, — а именно Турция и Иран — сами проявляют непостоянство в своей геополитической ориентации и потенциально уязвимы во внутреннем плане. Если обстановка в этих двух государствах дестабилизируется, вполне вероятно, что весь регион будет охвачен массовыми беспорядками, причем имеющие место этнические и территориальные конфликты выйдут из-под контроля и с трудом достигнутый баланс сил в регионе будет нарушен. Следовательно, Турция и Иран являются не только важными геостратегическими действующими лицами, но также и геополитическими центрами: их внутренняя ситуация крайне важна для судьбы региона. Обе страны являются средними по своим масштабам державами с сильными региональными устремлениями и чувством своей исторической значимости. Тем не менее по-прежнему неясно, какой будет их геополитическая ориентация и как будут обстоять дела даже с национальной сплоченностью обеих стран.
Турцию — постимперское государство, которое все еще находится в процессе определения своего выбора, — тянут в трех направлениях: модернисты хотели бы видеть в ней европейское государство и, следовательно, смотрят на Запад; исламисты склоняются в сторону Ближнего Востока и мусульманского сообщества и, таким образом, смотрят на Юг; обращенные к истории националисты видят новое предназначение тюркских народов бассейна Каспийского моря и Средней Азии в регионе, где доминирует Турция, и, таким образом, смотрят на Восток. Каждая из этих перспектив вращается вокруг разных стратегических осей, и впервые со времен революции кемалистов столкновение между сторонниками этих позиций привносит некоторую неуверенность в вопрос о региональной роли Турции.
Более того, сама Турция могла бы стать, по крайней мере отчасти, жертвой региональных этнических конфликтов. Хотя 65-миллионное население Турции составляют в основном турки, причем 80% приходится на тюркские народы (хотя сюда включены черкесы, албанцы, боснийцы, болгары и арабы), около 20% или более составляют курды. Проживающих в основном в восточных регионах страны турецких курдов активно втягивали в борьбу за национальную независимость, которую вели иракские и иранские курды. Любая внутренняя напряженность в Турции по поводу общего управления страной, несомненно, побудила бы курдов оказать еще более отчаянный нажим с целью получения отдельного национального статуса.
Будущая ориентация Ирана выглядит проблематичной в еще большей степени. Фундаменталистская шиитская революция, победившая в конце 70-х годов, возможно, вступает в «термидорианскую» фазу, и это обстоятельство высвечивает неуверенность в отношении геостратегической роли Ирана. С одной стороны, падение атеистического Советского Союза открыло для новых независимых северных соседей Ирана возможность обратиться в другую веру, но, с другой стороны, враждебность Ирана по отношению к США склонила Тегеран занять, по крайней мере тактически, промосковскую позицию, чему также способствовала озабоченность Ирана возможным влиянием полученной Азербайджаном независимости на свою собственную сплоченность.
Эта озабоченность вызвана уязвимостью Ирана с точки зрения этнических конфликтов. Из 65-миллионного населения страны (Иран и Турция имеют почти одинаковую численность населения) лишь немногим более половины населения являются персами. Примерно четвертую часть составляют азербайджанцы, а остальное население включает курдов, балучи, туркменов, арабов и другие народности. За исключением курдов и азербайджанцев, в настоящее время другие народности не представляют опасности для национальной целостности Ирана, в частности учитывая высокую степень национального и даже имперского самосознания персов. Однако такая ситуация могла бы быстро измениться, особенно в случае нового кризиса в политике Ирана.
